Кровь слепа - Роберт Уилсон

— Куда идут деньги этого турка, вот что интересно, — сказал Родни.

— Обычно богатые турки считают своим долгом жертвовать часть своих средств на благо общества и…

Родни издал недовольный смешок:

— Но вы должны быть в курсе постоянной борьбы между светским и церковным, борьбы, которая раздирает Турцию. Мы бы поняли, если бы деньги турка шли на строительство какой-нибудь местной школы, но они оседают в Стамбуле в сейфах политиков, и политиков отнюдь не светского толка…

— Хорошо, — сказал Фалькон, поднимая вверх обе руки. — Так каких разъяснений насчет деятельности Якоба в последние месяцы вы ждете от меня?

— Поймите нас правильно, — сказал Гамильтон, поглаживая галстук, — мы очень благодарны Якобу. Его июньские донесения насчет машин со взрывчаткой трудно переоценить. МИ-6 постигла неудача. Но тогда он находился на вашей территории, теперь же он находится здесь, и мы не можем рисковать.

— Неудачу, постигшую МИ-6 и янки, мы не считаем случайной, — сказал Родни, и Дуглас Гамильтон смерил его холодным взглядом.

— Перекур, — сказал Родни и, поднявшись, вышел.

Спортивный магазин на втором этаже торгового центра «Нервион-пласа» был полон ребятни и родителей, обуреваемых одной и той же идеей. Продавцы сбились с ног. Дарио знал точно, чего он хочет, — черные «пумы». Консуэло зажала в угол продавщицу и заставила ее вплотную заняться ими. Зазвонил мобильник. Старший сын Консуэло Рикардо просил у матери разрешения, а вернее, ставил ее в известность, что едет в Маталасканьяс на взморье. Она велела сыну вернуться к вечеру, к ужину, на котором будет и Хавьер. Разговор этот она завершила уже возле входной двери в магазин. Двое мужчин заглянули в магазин, не заходя в него. Они глядели сначала куда-то мимо нее, за ее плечо, потом перевели взгляд и уставились прямо на нее — сначала взглянул один, потом другой. Консуэло вскинула брови, пожала плечами и отступила к эскалаторам.

Она вернулась к Дарио. Тот примерял бутсы. Бутсы жали. Неужели еще подросли ноги? Чуть ли не каждый месяц ему приходится покупать обувь. Продавщица направилась на склад, но была атакована другой парой покупателей, никак не желавшей отстать. Мобильник Консуэло опять зазвонил. На этот раз это оказался мадридский риелтор. Роет землю носом даже в субботу. Хочет произвести на нее впечатление. Внутри магазина было плохо слышно, сообщение все время прерывалось. Продавщица вернулась с новой парой, на размер больше, и тут же была перехвачена новыми покупателями. Консуэло надела бутсы на ноги Дарио. Он сделал несколько шагов, походил немного. Улыбнулся. Чудные бутсы! Опять появилась продавщица. Она положила бутсы в коробку и понесла их к кассе. Там стояла очередь из трех человек. Мобильник опять зазвонил. Оставив Дарио возле кассы, Консуэло вышла из магазина и подошла к большой стеклянной панели с видом на открытую площадку посреди торгового центра; слева виднелся футбольный стадион с эмблемой севильского клуба над ним. Отсюда она видела очередь и могла следить за ней. Прошло две минуты. Разговор опять прервался. Она вернулась в магазин. Нетерпеливо постукивая кредиткой по прилавку, стала ждать. Дарио обнимал коробку. Ждет не дождется, когда очутится дома, чтобы походить в бутсах. Может быть, сразиться в них с Хави вечером, если будет не слишком поздно.

Подошла ее очередь. Заплатив, Консуэло сунула в сумочку чек и бросилась вон из магазина. Схватив Дарио за руку, спустилась с ним вниз. Опять звонок. В гараже ничего не будет слышно. Она вышла на открытую площадку перед стадионом. Вот здесь можно говорить. Она вела переговоры с агентом, поднимаясь на пандус, ведущий к кассам стадиона. Дарио устал ждать и отошел. Консуэло, шагая взад-вперед и постукивая каблуками, обговаривала условия сделки. Мимо нее прошла группа подростков. Дарио увидел внизу лавочку севильского футбольного клуба и, несомненно, шмыгнул туда. Закурив, она затянулась и стала озираться в поисках Дарио. Посмотрела во все стороны. Еще раз. Нет как нет! Да, вот лавочка. Уж конечно, он поддался искушению. Она направилась к входу. Окончила разговор. Закрыла мобильник. Огляделась внимательнее. Полно народу, толчея. Она вошла внутрь лавки. Дарио там не было.

Несмотря на все уверения Дугласа Гамильтона, осадок от обвинений Родни у Фалькона все еще оставался, когда тот опять появился в комнате с тремя чашками кофе.

— Я вам сахару подсыпал. Надеюсь, что так будет правильно, — сказал Родни.

— Мне кажется, — заговорил Фалькон, все еще обиженно, — что вы подозреваете нас, то есть НРЦ, в двойной игре и полагаете меня засланным специально для того, чтоб передать вам выгодное для МИБГ сведение, что наш агент нас дезинформирует. Это так?

— Мы ничего не исключаем, — отвечал Родни, пристально глядя на него поверх дымящейся чашки. — Мы узнали от Пабло, что Якоб утратил ваше доверие.

— Не знаю, можно ли с такой степенью определенности это формулировать, — сказал Фалькон, ловя себя на том, что невольно защищает друга, хотя в глубине души и сам готов был формулировать это с точно такой же степенью определенности, что заставляло его сердце сжиматься.

— Все, что мы можем, — это постараться устранить сомнения, — сказал Родни. — Вы встретитесь с ним, а мы сделаем выводы.

— Вы хотите организовать прослушку?

Родни развел руками, словно это само собой разумелось.

— Я не могу этого допустить, — сказал Фалькон.

— Вы на нашей территории, — твердо произнес Родни.

— Прилетев сюда, я намеревался поговорить с ним дружески, а не шпионить за своим подопечным.

— Ну а вчера в Мадриде как вы с ним говорили?

— Как деловой партнер, как коллега, — отвечал Фалькон. — Но он не чувствовал себя свободным и под таким давлением не мог говорить со мной в открытую.

— И потому лгал вам, — сказал Родни. — Что помешает ему и здесь поступить так же, хотя вы явитесь к нему уже как Хавьер, его близкий друг?

— Его национальные традиции допускают некоторую уклончивость в делах. Если прибавить к этому неопределенность ситуации, в которой он очутился, узнав о том, что произошло с его сыном, то уклончивость его можно понять, — сказал Фалькон. — Если, предложив ему с самого начала разговора иную, более высокую степень доверительности, я услышу от него ложь, то это будет доказательством нашего краха. Но я не смогу разговаривать с ним доверительно, если на мне будет жучок.

— Да вы его даже и не заметите, — сказал Родни.

Фалькон пристально взглянул на него. Англичане переглянулись, продолжая какой-то только им понятный безмолвный диалог, и у Фалькона мелькнула мысль, что все равно они поступят так, как посчитают нужным, несмотря на все его возражения.

Родни снисходительно кивнул, и Фалькону не понравилось выражение его лица — неприятно наблюдать такое неоправданное самодовольство.

Все безобразие серой громады торгового центра «Нервион-пласа» становилось тем очевиднее, чем дольше длились поиски. Такое сооружение, подумала Консуэло, могло бы прийти в голову только проектировщикам из Восточной Германии до разрушения Берлинской стены. Она стояла посреди площадки, а кругом мелькали дети и оголтелые возбужденные взрослые. Над площадкой был пестрый навес, и модный геометрический узор его отбрасывал вниз тени, отчего лица детей тоже казались нечеткими. Единственной оставшейся догадкой было то, что, заскучав в лавке, он захотел посмотреть мультик. Кругом была масса входов и выходов — и на улицу, и на стадион, и в кинокомплекс.

Консуэло исследовала их все и каждый раз возвращалась на середину площадки, надеясь увидеть там светловолосую головку сына, прижимающего к груди коробку с футбольными бутсами. Не прекращая поисков, она позвонила старшим сыновьям — Рикардо и Матиасу — и попросила их немедленно приехать в центр, чтобы помочь в розысках. Мальчики были недовольны, особенно Рикардо, который уже направлялся на взморье.

Но через двадцать минут все были в сборе. Сестра Консуэло привезла Матиаса, а к Рикардо присоединилось семейство, у которого он собирался гостить. Отец семейства, не теряя времени, сразу же призвал на помощь первого попавшегося ему охранника, чтобы тот доложил в местную полицию. О мальчике объявили по радио. Обыскали стоянки машин, туалеты, все магазины торгового центра. На десять минут были прерваны все сеансы в детских кинозалах, чтобы осмотреть помещение. Поиски распространили и на улицу, охватили и стадион. Сообщили и на городскую радиостанцию.

Только после того, как угасла последняя надежда, а Консуэло, в который раз обойдя весь маршрут, уверилась, что мальчика своего видит только в воображении, в отупелый мозг ее пришла догадка позвонить Хавьеру. Мобильник его был отключен.

Рамиреса звонок Консуэло застал еще возле компьютера.