Граф Лазарев. Том III - Вик Флавий

и во владениях этого же Рода и заперли. А кто там что говорил, граф Лазарев, дело десятое.

— Вы хотите упечь весь Род Шереметьевых за решетку? Но это же несправедливо! Накажите их, раз не могут уследить за собственной семьей, но не так же!

— За решеткой мне от них не будет никакого толку. Я хочу, чтобы, раз уж Андрей проворонил, что кто-то плетет интриги в его собственной семье, это стало его проблемой. Сами облажались — сами пусть и ищут виновника, а не то я сделаю вид, что понятия не имею ни о каком разговоре никаких охранников. Сегодня утром я очень доходчиво ему это объяснил. А Тайная Канцелярия скромно поможет им в этом важном деле. Ну и вы, конечно.

— Я? Но почему я-то опять?

— Вы как минимум могли что-то видеть и слышать. А потом, граф Лазарев, в большинстве дел, которые я вам поручаю, вы оказываетесь удивительно полезны. Да и княгиня Антонина выразила желание с вами пообщаться. Не знал, что вы знакомы.

— Она спасла мне жизнь, когда ко мне подослали очередного убийцу. Произвела на меня, надо сказать, большое впечатление.

Романов вскинул брови в притворном удивлении, хотя я мог бы поставить сундук золота против ржавого медяка на то, что он в курсе.

— Ну надо же. О, Антонина бывает очень грозной. Я даже боюсь представить, что она с ним сделала.

— Ну на самом деле она коварно напала на него сзади и прибила книжкой по голове.

— А я всегда говорил, что пристрастие к чтению очень помогает по жизни, — отметил Романов. — Скоро вы мне понадобитесь, когда мы с князем договоримся, как именно будем искать преступника. Пока что мы пришли к выводу, что это самодеятельность какого-нибудь сына или внука. А у Шереметьевых, к сожалению, большая семья, это самый плодовитый из княжеских родов. А вот титул князя на всех один. Возможно, кто-то из младших наследников ввязался в заговор в обмен на обещание, что после моего свержения его возвысят. И нужно выяснить, кто именно.

— Непростая задача, — оценил я, вспомнив разветвленное генеалогическое древо в «Дополненном атласе». — Кажется, у нас нет особых зацепок.

— Ну почему же, одна есть. То, насколько неумело этот господин пытался вас захватить, неоспоримо доказывает один факт. Он тупой.

— А это сильно сужает круг поиска?

— Не очень, — признался Романов. — Следует признать, что на большинстве их отпрысков природа отдохнула. Кстати, я смотрю, вы решили попробовать себя в печатном деле.

Император отпер ящик стола и, к моему удивлению, достал из него наш «Турнепс». А этот выпуск выглядит гораздо симпатичнее, чем то, что печатали раньше. По крайней мере тут на обложке нарисован именно турнепс, а не унылое редькообразное нечто.

— Вы читаете наш журнал? — удивился я.

— Почитываю. Интересно же, чем сейчас заняты умы населения. — Император открыл первую страницу. — Литературный уровень и умение находить интересные новости с вашим приходом в «Турнепсе для всех», безусловно, выросли, но меня смущает один момент. Кажется, ваш турнепс пытается подорвать основы государственности.

— А что такое? — насторожился я. Тут же вспомнились поэтические экзерсисы Радомира.

— Ну, формально здесь все в порядке. Но, если вот в этой заметке, где, прошу заметить, автор продемонстрировал крайне богатый словарный запас, сложить первые буквы слов, можно будет прочитать, что император му…

Я покраснел.

— Досадная случайность, Ваше Величество. Клянусь, у моих работников такого и в мыслях не было.

— Смею надеяться. Вас спасает только то, что, кроме меня, в Империи вряд ли у кого-нибудь хватит ума разглядеть столь тонко зашифрованное послание. Но с автором этого шедевра я бы на вашем месте все же пообщался.

Конечно, пообщаюсь. Я с ним так пообщаюсь, неделю потом сидеть не сможет.

— Кстати, я и не знал, что турнепс завезен к нам древними магами из Расколотого мира.

— Я тоже не знал.

Император поднял бровь.

— Надо же, а тут именно так и написано.

— Мои работники — признанные специалисты по турнепсу, — вывернулся я. — Чего нельзя сказать обо мне, увы. Если они что-то написали, скорее всего, так оно и есть. Тем более, если подумать, это не так уж и неправдоподобно.

— Да, опровергнуть мы это вряд ли сможем, — согласился Император. — И еще в одном месте вы несколько переборщили. На двадцать третьей странице, где перечислены лечебные свойства турнепса. Исцеляет от слабоумия, мужского бессилия, укрепляет сердце, печень, почки, селезенку, легкие и даже аппендикс. Кстати, просветите меня, зачем укреплять аппендикс? Я полагаю, все это получено из достоверных источников и подтверждено лекарями вашего графства?

Я мысленно чертыхнулся. Похоже, работники печатни приняли мое указание любым способом увеличить популярность журнала слишком буквально. Но улыбнулся и с самым честным подтвердил:

— Само собой, Ваше Величество. Не думаете же вы, что я буду публиковать ерунду? По крайне мере, мне достоверно известно, что ни одного научного подтверждения того, что турнепс НЕ укрепляет аппендикс, не существует.

— Тут не поспоришь, — признал Романов.

— Зато продажи «Турнепса для всех» наверняка повысились.

— А уж продажи самого турнепса и его семян как повысились. Граф Лазарев, я подумываю нанять вас рекламировать мои указы. Может, тогда их станут исполнять лучше. Я слышал, вы еще и начали выпускать какую-то книгу. Под авторством некоего, — Император заглянул в лежащие на столе бумаги, — Казимира Прутикова. У него удивительный литературный талант. Познакомите меня с этим человеком?

— Увы, не могу. Он очень замкнутая личность.

— Понимаю. И, полагаю, живет далеко отсюда и даже не подозревает о нашем существовании? Нашего мира, имею в виду. — Император проницательно улыбнулся.

— Может быть и так, — признал я. — Но кому от этого хуже? Я же не обворовываю никого из ваших подданных. Наоборот, я привношу в местную культуру нечто новое!

— А также привносите в казну налог на локализацию товаров, заимствованных из другого мира, — жизнерадостно дополнил Император.

— А разве такой есть?

— Появился две минуты назад.

— Но это возмутительно! Я уверен, ни в одном официальном документе вы его не отразите.

— Вы всегда можете пожаловаться в налоговую службу. С подробным описанием сути претензии.

— Осталось только ввести налоги на налоги, — буркнул я.

Император заинтересовался.

— Я всегда говорил, граф Лазарев, вы генерируете отличные идеи.

— Я пошутил, — быстро ответил я. — Главное, если решите претворить эту прекрасную идею в жизнь, не говорите, кто вам ее подал. Иметь во врагах всю Империю я не переживу. Кстати, вы знаете, что подарили мне дом с привидением?

— С привидением? — На лице Романова отразилось самое искреннее удивление. — Надо же, подумать только. А я-то гадал, почему его так спешно продали за бесценок.

— Злой вы человек, Ваше Величество, — пробормотал я.

— Поверьте, я понятия не имел, что с домом что-то не так. Так, ходили какие-то слухи. Но не будет же Император обращать внимание на досужие сплетни. Раз уж вы здесь, занесите это Анне. — Романов протянул мне какую-то папку.

— Доверяете мне документы государственной важности? — улыбнулся я.

— Ну вообще это журнал, который она просила ей выписать. Не про турнепс, к сожалению.

— А я-то надеялся, — вздохнул я и направился на этаж Тайной Канцелярии.

В углу кабинета Блэйд стоял здоровенный мольберт, рядом с которым лежала аккуратная коробочка с кистями и красками. Выглядел он здесь примерно так же уместно, как альпинистское снаряжение на подводной лодке.

— Это что, ты завела себе новое хобби? — Я указал не мольберт.

— Хуже. Это подарок от Общества независимых художников, — ответила Анна. — Можешь забрать его себе.

— А что здесь делало Общество независимых художников? — удивился я.

— Ныло в основном. Как только просочилась новость, что «Дама в красном» сгорела, они чуть ли не устроили митинг на дворцовой площади. Требуют перенести все знаменитые картины в музеи, упрятать под стекло и запретить к ним приближаться, дабы не потерять, как они выражаются, «бесценный памятник искусства».

— А Тайная Канцелярия тут причем?

— Ни причем, но, как ты понимаешь, специального человека для общения с художниками во дворце нет. А тот из придворных, кого они поймали и вывалили свои претензии, меня, к сожалению, терпеть не может. Так что теперь у меня есть мольберт, больная голова и ненависть к художественному искусству во всех его проявлениях. Убила бы того придурка, который бросил «Даму» гореть! Ну как можно было вынести все остальное, а самый главный шедевр оставить?

— Да что все так носятся с этой картиной! — не выдержал я. — Подумаешь, какие-то кубики. Которые я видел в каком-то журнале, когда читал про пристрастие Шереметьевых к искусству, — дополнил