Граф Лазарев. Том III - Вик Флавий

— Ну уж нет! Знаешь, если бы папочка думал, что это так сработает, он бы сам что-нибудь подобное подстроил. Где мы?

— Каладрий говорит, что все еще у Шереметьевых.

— Кто говорит? — удивилась Настасья.

— Один мой друг. Долго объяснять. Он обещал привести помощь, но пока надо попробовать выбраться самим.

Найдет ли голубь Анну и не решит ли вообще забить на мое поручение, неизвестно, а ждать его здесь мне не слишком-то хочется.

Я подал Настасье руку, и вместе мы вышли в коридор. Сверху на лестнице раздавались приглушенные голоса.

Охрана и, может быть, много. Я запоздало пожалел о том, что отпустил Каладрия. Похоже, голова у меня после пленения совсем не соображала, раз я не додумался сначала послать его на разведку. Попробовал было мысленно позвать демона, но тот не отозвался.

— Девку зря прихватили, — буркнул кто-то наверху и, судя по звуку, сплюнул на пол. — Вот на кой она нам?

— Говорят, подглядывала, — ответил ему другой голос. — Нельзя оставлять было.

— Ага, нельзя, а нам теперь двоих сторожить вместо одного. В два раза больше работы, считай.

— Не очень-то мы работаем, — ответил второй, явно более самокритичный. — Мы-то тут, а они внизу. Ты уж час как к ним не ходил.

— Да зачем к ним ходить, куда они денутся? Как проснутся, орать начнут, так и навестим. Как по мне, так и графа этого незачем брать было. Не знает он ничего, только зря возимся. Если князь узнает, что мы тут делаем втайне от него, головы не сносим.

— Так ты не князю служишь, — рассудительно заметил второй.

— Ага, вот только князя я боюсь больше. Наш-то хозяин поорет-поорет, да и успокоится, а князь реально убить может, если прознает, какие дела здесь проворачиваются. Да еще и мамаша его. Я ее побаиваюсь, — признался первый.

— Вот только князь тебе столько, сколько хозяин, в жизни бы не заплатил. Так что стой тут и не бухти. Будет он еще за господина решать, зря графа взяли, не зря.

— Да стою, — буркнул голос. — Спать только охота.

Я бесшумно поднялся по лестнице и выглянул сквозь приоткрытую дверь. Два дюжих мужика скучали у входа, разглядывая потолок. Впрочем, один из них нашел себе более интересное занятие — подбрасывал в руке камешек. Да уж, серьезная охрана. Кто бы ни был моим похитителем, ему явно не хватало в этом деле опыта.

Жаль будет их убивать, они ведь меня не тронули. Даже нос не расквасили, что обычно является непременным атрибутом пленения. К тому же, надо расспросить их об этом загадочном «хозяине». Значит, всего лишь вырубить.

Я на всякий случай извлек из воздуха кинжал, дождался, когда оба доблестных охранника отвернутся, и выпрыгнул из укрытия. Врезал одному кулаком в висок так, что тот осел наземь, и попытался схватить за горло второго. Но тот оказался удивительно проворным. Охранник резко развернулся, и по моей руке чуть было не полоснул нож.

Я попытался ткнуть его кинжалом в плечо, но тот отскочил. Комплекцией мой пленитель напоминал шкаф, на при этом двигался весьма быстро. Надо было сначала его стукнуть.

Охранник снова попытался ткнуть меня ножом, но я перехватил его руку. Мимоходом отметил, что он не зовет на помощь. Значит, звать некого?

Враг в свою очередь попытался схватить мою руку с оружием, я пнул его и с размаху ткнул кинжалом с бок. Миролюбивый план отменяется, тут самого бы не убили.

Охранник покачнулся, выпустил нож и завалился набок. Из-под его рубашки стремительно проступало красное пятно. Я нагнулся над ним, надеясь, что все не так плохо, и почувствовал, как его дыхание стремительно угасает.

Я осмотрел второго. Шея его была неестественно вывернута, а глаза бессмысленно смотрели в потолок.

Вот черт! Хотел никого не убивать и в итоге угробил обоих. Хотя Каладрий, несомненно, был бы мною доволен.

На поясе бедолаги я нашарил связку ключей. Жаль этих двоих, но выбора у меня не было. Я поманил рукой Настасью, робко выглядывавшую из укрытия, и мы двинулись к очередной лестнице. Будь наверху еще охрана, они бы уже сбежались на шум. Значит, путь свободен.

Вторая лестница была значительно длиннее первой и заканчивалась тяжелой железной дверью. А у двери стояла жуткого вида женщина. Неестественно худая, со спутанными белыми волосами, длинными тонкими пальцами и в неряшливом белом платье, больше похожем на саван. Даже снизу я видел, что глаза ее слегка светились.

— Вот черт, — чуть слышно прошептала Настасья, быстро оттаскивая меня обратно в коридор.

— Что это за тварь?

— Банши. Их часто приставляют что-нибудь сторожить. Можно было догадаться, что обычной парой охранников дело не ограничится.

— Она не услышала, как мы дрались внизу? — удивился я.

— Они практически глухие. Говорят, когда банши встречают человека, которому скоро суждено умереть, они завывают так громко, что сами постепенно глохнут от своих воплей.

— И насколько она опасна? Ее можно как-нибудь победить?

— Ну теоретически победить можно всех, — ответила Настасья. — А вот на практике… Это тварь крайне сильна и безжалостна. И будет любой ценой охранять вверенную ей дверь. Говорят, если банши отрубят голову, она еще несколько минут будет рвать тебя зубами и когтями, пока не упадет замертво. Чтобы ее победить, надо быть как минимум Магистром.

— У тебя такие глубокие познания о банши, — заметил я.

Настасья отчего-то отвела глаза.

— И Шереметьевы держат такую тварь во дворце? Или где мы там сейчас находимся, в какой-нибудь пристройке? Это же безумие! А если она решит немного погулять и поохотиться? Бред какой-то. Да никто в здравом уме…

Я замер, поскольку меня, наконец, осенило.

— Каладрий!!! Ну ты и скотина!

— О чем ты? — не поняла Настасья.

— Кажется, я знаю, куда нас засунули. Туда, где Шереметьевы держат монстров! Вот Каладрий, вот сволочь, он же знал, но не сказал! Мог бы и предупредить.

— Вот черт, — пробормотала Настасья.

— Да уж, радости мало. Надеюсь, они тут хотя бы в клетках.

Я выглянул из-за угла и снова посмотрел на банши. Выглядела она как то, с чем драться совсем не хотелось.

— Может, получится ее как-нибудь обмануть? Охранников-то она не разорвала, значит, не всегда бросается на людей. Ты у нас большой специалист по банши, придумай что-нибудь.

— Вряд ли. Эти твари кровожадны, но отнюдь не глупы. Им можно объяснить, что кого-то трогать не надо, но посторонних она не пропустит.

— Тогда вдвойне жаль, что пришлось убить охранников. Возможно, удалось бы заставить кого-то из них сделать вид, что выводят нас под конвоем. — Я вздохнул. — Всегда говорил, что ключ к жизненному успеху заключен в пацифизме.

Настасья нахмурилась. Ее лоб прорезала глубокая морщина.

— Думаешь, сработало бы?

— Понятия не имею. Но это был бы отличный шанс. В любом случае, они уже мертвы и нам не помогут.

— А если бы не были мертвы? По-твоему, получилось бы?

— Ставлю два к одному, что да. Но какой смысл теперь об этом думать?

Настасья глубоко вздохнула, словно приняла какое-то решение. Подошла к трупу одного из охранников, носком туфли начертила вокруг него невидимую линию и велела:

— Отойди.

Я покорно отошел на несколько шагов, наблюдая за девушкой. Та что-то пробормотала, и круг вокруг мертвого тела вдруг замерцал черным. А затем труп убитого мной охранника зашевелился. Неуклюже заскреб руками по полу и попытался сесть.

Я раскрыл рот. Вот тебе и нет Дара!

— Так ты некромантка! — прошептал я. Труп между тем неумело, словно марионетка, которую дергают за веревочки, пытался встать на ноги.

— Прошу, не говори никому. Мой отец скрывает мой Дар ото всех, считает его позором семьи.

Мда, надо сильно бояться папочкиного гнева, чтобы вспоминать о нем в такой ситуации.

— Но почему? Вас ведь, насколько я знаю, никак не притесняют. Гонения на некромантов давно остались в прошлом.

— Да, но презирать нас от этого не перестали. — Девушка грустно посмотрела на меня. — Можно издать указ, написать в нем большими буквами призыв перестать ненавидеть некромантов и повесить на стенку. Думаешь, ненависть от этого утихнет? Обычные люди никогда не любили нас и никогда не станут. Лучше, чтобы тебя считали неудачницей, у которой нет вообще никакого Дара, чем человеком, способным поднимать мертвых. И, если уж на то пошло, на это есть причины. Многие из нас и правда не слишком приятные личности. Возможно, мы это заслужили.

— Я знаю одного некроманта, он замечательный человек, — возразил я.

— Значит, тебе повезло.