Тайный брак императора: История запретной любви - Морис Палеолог

Наряду с этим Александр II сам занялся изучением вопроса, много больше интересовавшего его: вопроса о возведении княгини Юрьевской в сан императрицы.

Этому вопросу он приписывал тем большее значение, что он не скрывал более своего брака, и Екатерина Михайловна открыто принимала участие в жизни двора и царской семьи.

Будучи лишь морганатической супругой, она должна была уступать место великим князьям и княгиням. Так, на семейных обедах по воскресеньям она сидела не против императора, но в конце стола между принцем Ольденбургским и герцогом Лейхтенбергским. Александр II мечтал как можно скорей избавить свою жену от этого унизительного положения.

Юридически коронация княгини Юрьевской не представляла никаких трудностей: достаточно было, чтобы царь подписал соответствующий указ. Практически, однако, возникал целый ряд щекотливых вопросов. Коронация императриц совпадала обычно с коронацией их супругов. Было лишь одно исключение при Петре Великом, когда он в 1711 году отстранил от себя царицу Евдокию, женился на Екатерине. Но в это время церемониал не отличался еще той сложностью и торжественностью, которые он приобрел после — при Екатерине II и Павле I. Таким образом, необходимо было установить новый церемониал, устранить кое-какие старые обычаи, установить кое-какие новые, что, принимая во внимание сложность, выработанность и внимание, с которым относились к сохранению старого этикета, было сделать нелегко. Князю Ивану Голицыну было поручено специальное изучение этого вопроса в московских архивах.

Кроме этого, необходимо было совершить еще некоторые формальности. Гражданское состояние Екатерины Михайловны, то есть ее положение законной супруги, имя княгини Юрьевской и титул "светлейшей" должны были быть засвидетельствованы сообразно всем требованиям законов. С этой целью царь передал министру юстиции Набокову подписанный им 6 (18) июля, в день бракосочетания, указ и приказал тайно зарегистрировать его в департаменте герольдии Правительствующего сената. Все это время Александром II руководило одно основное желание, о котором он не говорил ни с кем, за исключением, конечно. Екатерины Михайловны. Он хотел после обнародования политического преобразования и коронации своей супруги, то есть после того, как он исполнит свой долг по отношению к своему народу и избраннице своего сердца, снять с себя тяжкое бремя верховной власти. По истечении шести месяцев или, самое большее, через год он намеревался отказаться от престола в пользу наследника и покинуть Россию с женой и детьми. Он мечтал о том, чтобы, отказавшись от власти и величия и обратившись в простого смертного, пользующегося лишь сладостью личной жизни, поселиться где-либо во Франции, в По или в Ницце, чтобы прожить там остаток своих дней. И картины будущего тихого счастья вставали перед его глазами как райские видения.

Несмотря на все принятые меры для сохранения в полной тайне подготовляемых событий, в обществе кое о чем догадывались.

В столице циркулировали странные слухи. Без всякого доказательства и, казалось, без всякого основания утверждали, что в годовщину освобождения крестьян Александр II обнародует конституцию, которая уничтожит самодержавие и установит новый союзный договор между русским народом и династией Романовых. Эти слухи возбуждали у одних досаду и злобу, у других — надежду и радость. Но исторический день прошел, не принеся ничего нового. Тогда возбуждение еще более усилилось, и стали с новой настойчивостью ждать, что ожидаемая конституция будет обнародована 12 (24) апреля, в день Светлого Христова Воскресения.

В революционных кругах тоже царило возбуждение. Однако не потому, что в их глазах обнародование конституции имело какое-либо значение. Они стремились не к возрождению царской власти, но к ее уничтожению, не к улучшению существовавшего социального строя, а к его разрушению. Но они инстинктивно чувствовали, что наступило благоприятное время для того, чтобы проявить себя грозным революционным актом.

В конце января и начале февраля полиция установила оживление деятельности в революционном подполье. Ей удалось арестовать нескольких, считавшихся наиболее опасными, анархистов. Благодаря этим арестам полиция узнала, что исполнительный комитет партии "Народная воля" подготавливал серию покушений, которые должны были по своей жестокости превзойти все предыдущие; удары, подготовляемые революционерами, должны были быть так сильны и так близко следовать один за другим, что на этот раз революционеры были уверены, что царский режим рухнет. Руководителем анархистов был 29-летний Желябов, воплощавший в себе типичнейшие черты анархистов. Его фанатизм, непреклонная воля, холодная расчетливость, необычайная властность, страстность и смелость внушали страх даже его сообщникам, называвшим его "страшным Желябовым". Его возлюбленной была Софья Перовская, делившая с ним тревожную и полную опасности жизнь травленого зверя. Софья Перовская происходила из аристократической семьи, она была красивая, страстная, с непреклонной волей. По силе своего влияния она, быть может, даже превосходила Желябова, и про нее говорили, что она приказала некоторым своим сообщникам покончить жизнь самоубийством в наказание за проявленную слабость. Вокруг этих двух руководителей группировалась "боевая дружина", человек пятнадцать бесстрашных смельчаков, которые, пренебрежительно отнесясь к теории и пропаганде, посвятили себя террору, то есть изготовлению взрывчатых веществ и выполнению покушений. Инженер Гриневицкий, студент Рысаков, химик Кибальчич и Геся Гельфман, казалось, играли в этой дружине главную роль. Полиции удалось напасть на их след.

В субботу 28 февраля (12 марта), накануне Великого поста, император, согласно установившемуся обычаю, причастился в церкви Зимнего дворца. Княгиня Юрьевская со своими детьми, наследник и великие князья Владимир и Константин с супругами сопровождали его. Члены императорской семьи заняли место по правую руку от государя, княгиня Юрьевская с детьми по левую. Император по праву своей священной власти собственными руками причастился у алтаря плотью и кровью Христовой, после чего приблизились великие князья и княгини, чтобы получить причастие из рук священника. Не подошла к причастию лишь супруга великого князя Владимира, не перешедшая еще в православие из лютеранства. Вслед за этим Александр II вновь приблизился к Царским вратам, чтобы стоять рядом во время причастия жены и детей. Он даже поднес двух своих дочерей к чаше.

По окончании церковной службы государь вместе с княгиней Юрьевской отправился завтракать. Когда он вставал из-за пола, ему передали спешное письмо от министра внутренних дел, извещавшее его об аресте Желябова.