Портрет дамы - Диана Стаккарт

Рулоны парчи, вельвета, шелка всех мыслимых цветов свисали с полок, прибитых в ряд на одной стороне комнаты. Полки на второй стене занимали коробки и корзины, набитые всевозможной отделкой — мех, ленты, бусы, кружево, кромки платья, рукавов, отделки для декольте. Здесь, посреди этого красочного хаоса, Луиджи ежедневно создавал свои великолепные наряды, столь же гениальные, как и полотна Леонардо.

«Неудивительно, что он считался лучшим в своем деле», — подумала я.

Портной бросил на стол охапку разных тканей и повернулся ко мне.

— На самом деле, я даже не хотел брать денег с твоего дорогого учителя, ведь он предоставил мне такую бесценную возможность, — воскликнул он, — но вынужден был это сделать, причем с должным пылом. Но прежде чем мы начнем твое преображение, ты должна мне рассказать, что происходит при дворе.

Памятуя, что Луиджи верно хранил мой секрет вот уже несколько месяцев, я, не колеблясь, решила довериться ему. Взяв с него слово хранить молчание, я рассказала портному о подозрениях учителя относительно таинственной гибели служанок Катерины. И даже поведала об увлечении Катерины картами Таро, поскольку мне пришло в голову, что Луиджи может что-нибудь знать о подобного рода предсказаниях.

Пришлось, однако, умолчать о намерении Моро устроить брак своей воспитанницы с герцогом одной из провинций. Это было, как выразился учитель, политическим делом. Если портной случайно предаст мое доверие, то расплачиваться за это придется Леонардо.

Луиджи слушал меня с живым интересом. Время от времени он кивал, вероятно, когда мои выводы совпадали с его собственными. Только после того как я закончила, он озвучил свои мысли. К моему стыду, однако, его слова касались лично меня:

— Так, сдается мне, бравый капитан стражи вытеснил великого Леонардо из твоего сердца, — подняв бровь, произнес он с хитрой улыбкой.

— Нет, даже не возражай, — перебил он меня, когда я, краснея, попыталась опровергнуть это утверждение. — Являясь знатоком этих дел, я способен услышать твои чувства в твоем голосе. Возможно, именно поэтому ты так охотно согласилась на дикий план твоего учителя. Осмелюсь предположить, что как только ты снова наденешь длинное платье, ты исхитришься повстречаться раз или два с прекрасным Грегорио.

Конечно же, мои невнятные возражения на это еще более абсурдное заявление нисколько не поколебали его снисходительную уверенность. Луиджи заулыбался еще шире и принялся перебирать части одежды, разбросанные на столе. Когда я возобновила свои попытки оправдаться, он прекратил свое занятие и достал сверток белоснежного льна с одной из полок.

— Вот, иди за занавеску и надень это, — скомандовал он, бросая мне этот сверток, оказавшийся прекрасно пошитой белой рубашкой.

Бросив на него оскорбленный взгляд, я схватила рубашку и удалилась в указанный им альков. Однако когда я с облегчением расшнуровала корсет, который носила, чтобы скрыть женские формы, и проскользнула в рубашку обнаженным телом, то мгновенно позабыла свою размолвку с портным.

Это было самое прекрасное исподнее, которое мне когда-либо приходилось надевать, более достойное знатной дамы, чем молодой женщины моего сословия. Я счастливо вздохнула, подумав, что Луиджи понял наставления учителя чересчур буквально. Я спросила себя, во сколько обойдется Леонардо одна только эта рубашка… и, если так пойдет дальше, хватит ли мешочка с флоринами, чтобы оплатить мой новый гардероб?

Я выглянула из-за занавески и увидела, что Луиджи прикрепляет бледно-зеленые рукава к корсажу того же оттенка с помощью черной кружевной ленты.

— Умоляю, не забывайте, что я всего лишь горничная, — напомнила я ему. — Будет весьма странно, если я перещеголяю саму графиню.

— Ба, я знаю, что делаю, — пробурчал он, откладывая корсаж.

После недолгого размышления он вытащил из каких-то завалов нижнюю юбку темно-зеленого цвета и отложил ее в сторону. Затем настал черед черной верхней юбки, оживленной диагональными полосками того же бледно-зеленого оттенка, что и корсаж с рукавами. Наконец, из коробки на верхней полке он извлек пару красных чулок, жизнерадостно помахал ими передо мной и бросил в ту же кучу.

Затем он сгреб всю одежду и без особых церемоний бросил ее на скамейку возле алькова.

— Надень это, — приказал он, — если что-то не подойдет, я перешью. И поторопись. Нам предстоит большая работа, и мы должны успеть до прихода твоего учителя.

Я стала поспешно одеваться, путаясь в чулках и нижней юбке и сражаясь с тесным корсажем. Я так давно уже ношу мужскую одежду, что когда-то привычная тяжесть длинных юбок и плотный обхват рукавов и корсажа показались мне теперь неестественными. Возможно, преображение будет гораздо более трудным, чем мы предполагали.

— Давай выходи, мне нужно на тебя взглянуть, — позвал меня Луиджи как раз в тот момент, когда я пыталась завязать шнурки одного из рукавов. Раздувая щеки от злости, я быстро вышла из-за занавески.

— Ну, с графиней тебя никто не перепутает, — язвительно заметил Луиджи, прикрепляя рукав обратно, — но кое-какой прогресс мы сделали. Все, что нам нужно, это немного ушить вот тут… и тут…

Вытащив из-под стола маленькую деревянную коробку, он заставил меня встать на нее и принялся уверенными движениями мастера подгибать и закалывать материю. Будь на его месте другой мужчина, я бы чувствовала себя неловко от того, что меня трясут и трогают в столь интимной обстановке. С Луиджи я чувствовала себя комфортно, поскольку знала, что он воспринимает меня лишь как подходящую вешалку для своих творений.

— Вот так, теперь гораздо лучше, — провозгласил он несколькими минутами позже, помогая мне спуститься вниз. — Теперь быстро снимай одежду, чтобы я мог закончить.

Я вернулась в альков и снова разделась, протянув ему одежду. На мне осталась только рубашка. Я просунула голову между занавесками, закутавшись в них, чтобы сохранять приличия, и стала наблюдать за работой Луиджи.

С грацией, необычной для человека его комплекции, портной делал стежки; быстрая игла мелькала словно молния, змейкой ныряя в черную и зеленую ткань. Не отвлекаясь от своего занятия, он пересказывал мне последние сплетни.

Как всегда, я слушала его со смешанным чувством вины и удовольствия. Я давно убедилась, что Луиджи знает все и обо всех при дворе и без колебаний готов это рассказать. У него не было ни шпионов, заглядывающих в окна, ни подкупленных слуг, подслушивающих у дверей, чтобы снабжать его информацией. Единственным источником информации были клиенты.

Среди них были и хорошо одетые жены торговцев и скучающие знатные дамы, которые делились своими самыми сокровенными тайнами, пока он подгонял на них платье, чтобы услышать от него столь же захватывающие истории о своих товарках. И хотя портной часто не называл имена лиц, фигурирующих в слухах, его не слишком завуалированные описания давали возможность догадаться, о ком идет речь.

— Очередной шедевр, — объявил он почти час спустя, делая последний стежок на юбке. — Померь еще раз.

На этот раз одежда сидела на мне словно влитая. Я затянула, зашнуровала, завязала, и наконец была готова к выходу из-за занавески.

При виде меня обычная едкая улыбка Луиджи превратилась в триумфальную. Однако он не остановился на достигнутом и затянул мой корсаж так, что я едва могла дышать. Затем он вытянул ткань рубашки через отверстия между рукавами и корсажем, чтобы придать моему платью более модный вид. Наконец, он отступил на несколько шагов назад и с удовлетворенным видом кивнул.

— Думаю, вопрос с одеждой мы решили. Она достаточно скромна и соответствует твоему положению, и в то же время подходит для служанки молодой дамы, которая не желает, чтобы ее горничные ходили в обносках. Нет, подожди, — воскликнул он, когда я кинулась к зеркалу, чтобы взглянуть на себя. — Ты забыла про волосы.

Волосы!

Я хлопнула себя по голове и рассмеялась.

— Я совершенно забыла про них, настолько я привыкла носить короткую стрижку словно мальчик. Но что вы можете с этим поделать?

Портной заговорщицки мне подмигнул и снова принялся рыться в коробках на полках. Я заметила маленький сундучок, изготовленный из прекрасного светлого дерева, который находился между корзинок с лентами. Высокий и узкий, он был бы примерно мне по колено, поставь его на пол.

Осторожно и бережно, словно в его руках было хрупкое изделие из венецианского стекла, Луиджи достал сундучок с полки и поставил его на стол. Я с растущим любопытством наблюдала, как он поднимал резную крышку. Я придвинулась, чтобы разглядеть, что находится внутри, и тут же отпрянула.

В сундучке были волосы… ряды длинных кос всевозможных оттенков, от иссиня черных до совсем светлых. Они были аккуратно подвешены на маленькие крючки, словно туши в лавке мясника.