Билет на Лысую гору - Дмитрий Емец

Гнев и ярость заполнили все существо Мефодия. Они были так сильны, что он с трудом воспринимал реальность. Он лишь ощутил, как в руке у него сам собой возник меч. Никогда прежде материализации не удавались ему с таким блеском. Ему даже не пришлось сгущать образ и произносить формулу власти, необходимую для вызова. Видно, в данный момент клинку и так было понятно, что власть у Мефодия есть.

– Сдохни еще раз! – услышал он собственный крик.

Прежде чем ноготь Здуфса, точно штопор, опустился сверху вниз, приканчивая Даф, сбоку на него ринулся Мефодий. Лезвие меча описало в воздухе широкую дугу, однако цели не достигло. Гарпий провернулся на пятках, уклонился от удара и чиркнул по воздуху ногтем. На запястье у Мефодия появилась длинная красная полоса. Кисть разжалась, и меч Древнира, разочарованно зазвенев, упал на пол.

– Хорошенькое наследство оставил мне Арей! Наследник мрака ведет себя, как сентиментальный влюбленный болван! Теперь я, пожалуй, убью светлую после ведьмы! – выдыхая пары ртути, процедил Гарпий.

Без предупреждения отпрыгнув назад, он ударился спиной о стену, надеясь раздавить или сбросить с себя Депресняка. Однако умный кот, вовремя спрыгнув, зигзагом нырнул под ближайший стеллаж. Молния, посланная Здуфсом вдогонку, лишь опалила пол.

Отложив расправу с котом, Гарпий шагнул к Улите и вскинул руку. Все ждали удара, однако роковой молнии не последовало. Немало удивленный, Здуфс тупо уставился на свою руку. Теперь она больше напоминала ледяной молот. Пальцы, ладонь, кисть – все оказалось в центре застывшего шара. Там же, во льду, хладнокровно свернулся в кольцо мертвый угорь.

От гнева Здуфс раздулся, как мертвец, и распространял удушающие запахи. Сюртук его загорелся от внутреннего жара и чадил. Кожа желтела и сворачивалась, как горелая бумага. Однако лед, сковавший ему руку, упорно не таял. Капли воды, отрывающиеся от него, немедленно возвращались обратно и вновь застывали.

Евгеша Мошкин, растерянно хлопая глазами, смотрел на опустевший аквариум.

– Мне крайне неловко. Надеюсь, я не очень обеспокоил вашу рыбку? – спросил он у Гарпия Здуфса.

Вместо ответа Здуфс взревел и кинулся к Мошкину, пытаясь проломить ему голову ледяным молотом. Евгеша испуганно застыл, неумело заслоняя голову руками. Зудука своевременно спрыгнул со стула под ноги Гарпию. Оживленец споткнулся и упал. Страж еще не вскочил, а Даф уже метнулась к стеллажам и подняла флейту. На полпути Здуфса настигла сдвоенная боевая маголодия. Мефодий, схватив меч левой рукой, плашмя опустил его на голову Гарпия. Послышался удар, какой бывает при столкновении двух бильярдных шаров. Гарпий закатил глаза и блаженно вытянулся на полу.

Улита присела рядом, разглядывая его.

– Часа четыре форы у нас есть. За это время наш оживленец полностью восстановится. Разумеется, если мы не отрубим ему голову и не возьмем ее с собой как сувенир, – со знанием дела сказала она.

Мефодий, чей гнев сразу остыл, сделав немалое усилие, отвел руку с мечом. Клинок в возбуждении дрожал. Ему не терпелось нанести завершающий удар. Сталь разочарованно зазвенела, поняв, что хозяин не собирается добивать лежачего.

Зудука, встряхнувшись, встал и заковылял к стеллажам. По очереди открывая ящики, он вываливал их содержимое на пол. Из ящиков дождем сыпались закладные пергаменты. Расправившись с последним ящиком, монстр извлек коробок спичек и принялся старательно чиркать. Спички ломались. Зудука злился, что у него не получается на горе всем буржуям раздуть мировой пожар.

– Как ты догадался про лед? – с восхищением спросила Дафна у Мошкина.

Тот, оставаясь в своем репертуаре, посмотрел на нее взглядом скромного гения.

– Мне показалось, что вся магия у него в ногтях. А тут еще аквариум попался на глаза… Ну а дальше – дело техники… Чистейшей воды импровизация.

– Умница! Одобрям-с! – поощрила Мошкина Ната. – Отныне Гарпия Здуфса можно смело переименовать в Гарпия Сдохса!

– Гарпий Сдохс… Хм… Прямо Тиби-Сдох какой-то. Так когда-то называли школу волшебства на Буяне темные маги, – меланхолично отметила Улита.

Она только что встала и теперь, до предела повернув голову, озабоченно пыталась заглянуть себе за спину.

– Синяк будет. Даже два. Про открытые платья пока можно забыть… – прощебетала она.

– А зачем тебе открытые?

– Как зачем? А для самовыражения? А Эссиорха дразнить? – искренно возмутилась Улита.

– Открытыми платьями?

– Ну в том числе… Дай я ему волю, он одел бы меня в противогаз и в латы. А сверху лат в кружевное платьице.

– А в платьице-то зачем? – заинтересовалась Ната.

– Да так, для порядка… И не видно ничего и бантики на месте. Ну уж нетушки! Он, конечно, помешанный, но мне бы хотелось изменить характер его помешательства. Пускай с мотоциклов переключается на меня, или я так не играю, как говорил великий Карлсон-у-которого-была-крыша… – категорично заявила Улита.

У Зудуки наконец загорелась спичка. На ковре пергаментов, покрывавших пол кабинета Гарпия Здуфса, с каждой секундой смелея, заплясал оранжевый огонек. Ругая Зудуку, Чимоданов бросился было тушить, но огонь плясал уже повсюду, грозя охватить немалые архивы русского отдела мрака.

Даф, якобы помогая Чимоданову в его пожарной деятельности, поднесла к губам флейту, но все ее старания – а дула она с таким тщанием, что щеки округлялись у нее, как у трубача – привели лишь к тому, что пламя теперь охватило все ящики, в том числе и закрытые, которым огонь прежде никак не грозил.

– Ой… Ошибочка вышла! Похоже, я прогуляла курс пожарной магии, – сказала Дафна.

– Угу. Зато ходила на семинар юных поджигателей, – добавил Мефодий.

Даф заметила в его глазах смех. Вот он – свободный эйдос, вот оно – торжество света над мраком. Пусть и короткое, но все же торжество. Ее охватило вдруг дикое, безумное, распирающее предчувствие любви. Несмотря на дым, на горящие пергаменты, на оглушенного Гарпия Здуфса с обернутой вокруг замерзшей руки вонючей рыбой, молодость и счастье переполнили ее, и только боязнь быть понятой неправильно и присутствие посторонних помешали ей повиснуть у Мефодия на шее.

– Пора смываться! Первый же комиссионер донесет Лигулу. Мы не только взбунтовались, но и уничтожили архивы. Возможно, для заложивших эйдосы это и неплохое известие, но нам этого не простят… – сказала Улита озабоченно.

Покинув кабинет, они наскоро собрались – вещи буквально зашвыривались в рюкзаки, – а затем бегом ринулись к двери. Там их уже ждали. Прислонившись к косяку плечом, в дверях стояла Аида Плаховна Мамзелькина. Трезвая как стеклышко. В лице старушки не было обычной блаженной расхлябанности. Сразу видно – на службе. Рюкзак в стиле а la бомж приоткрыт. Левая рука на косе. Всего одно движение требовалось ей, чтобы сорвать скрывавший лезвие брезент.