Боги, пиво и дурак. Том 2 (СИ) - Гернар Ник

— Да просто обидно, — буркнула Майя. — Вот вечно так: терпишь, пытаешься быть хорошей... А потом сорвешься разок на босяка, который вместо простого ответа на простой вопрос вдруг какую-то невнятную околесицу нести начинает — и на тебе! Гермес, здрасьте-пожалуйста. Один вон Даня подсуетился. «Уважаемый», «будьте любезны». А другим не мог подсказать, что это — бог?

Я растерянно пожал плечами.

— Да я бы, может, и подсказал, да только сам не понял.

— Если не понял, то с чего вдруг такие любезности отвешивать начал? — рассердилась девушка.

Тут в разговор вмешалась Камилла.

— Майя, он просто попытался быть вежливым с человеком, только и всего.

— Вообще-то я подумал, что он юлит и петляет в ответах из-за того, что переживает за свое божество, а перечить вооруженным людям побаивается, — признался я. — А так я как бы в ваших пантеонах не силен. И вообще, чего ты так распереживалась? Ну да, получилось как-то немного не очень, но вроде кроме падения тебе ничего такого больше не предсказано, так что можешь уже расслабиться.

Эрик усмехнулся.

— Это же Гермес, Даня. Он хитрый и злопамятный, так что, думаю, нам всем еще что-нибудь прилетит.

— Однажды этот прохвост обиделся на моего отца, — заговорила Майя. — За то, что он промчал по луже на лошади, когда Гермес в облике пастуха сидел на обочине и ел хлеб. Тот возьми и гаркни в след, мол, чтоб ты подметки потерял, торопыга эдакий. И знаете что было потом? У отца после того дня с обувью просто какая-то напасть стала. Он если ехал куда-то надолго по делам, всегда потом брал с собой запасную обувь. Всех сапожников в округе знал лично! Он сначала не понял, отчего ему так не везет, пока жрец в каком-то храме не подсказал, что на нем, оказывается, проклятье. Пришлось проводить обряд очищения. С тех пор я всегда очень вежлива с пастухами.

— Ну, теперь еще и с нищими бродягами будешь, — улыбнулся я.

— Очень смешно, — зыркнула она на меня. — Главное, чтобы он меня тоже каким-нибудь противным проклятьем на наградил, а то как начну падать с лошади на всех перекрестках, или еще что-нибудь...

Тем временем мы свернули в яблоневый сад.

Дорога превратилась в тропинку. На пожухлой траве то тут, то там проглядывали розоватые и желтые бока подгнивших яблок. Старые деревья с крепкими стволами и уставшими от богатых урожаев ветками шуршали влажной листвой. Вокруг стоял сладковатый запах, напоминавший о закончившимся лете и теплых вечерах.

А когда сад закончился, мы очутились у высокой стены. Она была старая, сложенная из осыпающегося рыжего кирпича. Ворота представляли собой двойную литую решетку с двусторонними шипами. Справа от ворот висел большой проржавевший гонг и прикованная цепью к стене колотушка.

— Будто тюрьма, — заметил я.

— Хуже, — отозвался Берн.

Мы подъехали к воротам, и Майя несколько раз ударила в гонг.

Минут через пять с той стороны решетки показались два жирненьких жреца. Их гладкие бритые головы напоминали круглые детские коленки, а тела укрывали длинные черно-красные одеяния.

Мы ждали, что они впустят нас внутрь, но вместо этого жрецы выстроились в рядок перед решетчатыми воротами, и один из них гнусавым голосом проговорил:

— Приветствуем вас в святилище великого бога Джасуры!

И ловким движением опытного эксгибициониста распахнул полы своего одеяния, под которым у него ничего не было.

Кроме, конечно, рыхлого пуза, дряблых ляжек и всего прочего, стыдливо прячущегося под болтающимися жирными складками.

— Да-да, приветствуем, — поддержал его второй и тоже обнажил все свои причиндалы.

— Это что еще значит?.. — вскипела Майя.

— Святой Джасура, нам что, вам всю приветственную мантру читать? — лениво отозвался гнусавый. — Ну пожалуйста. Клянемся, что мы чисты как спереди, так сзади...

Он развернулся к нам спиной и, подхватив полы своих одежд, задрал их себе на голову, показывая всем свой дряблый оттопыренный зад.

— ... И как внешне, так и внутренне...

Опасаясь того, как он собирается демонстрировать внутреннюю чистоту, я поспешно вмешался в приветственный процесс.

— Стойте, нам всего достаточно!

— Я бы даже сказала, более чем достаточно, — вполголоса проговорила Камилла.

— Ну вот о чем и речь, — отозвался гнусавый.

Обернувшись к нам лицом, жрец запахнул свои одежды и неизвестно из какого места вытащил маленький медный ковш с длинной ручкой.

— Подношением может быть только то, что вмещается в священный сосуд подношений, — монотонно прогнусавил он. — Никакого дурмана, никаких папирос и прочих веществ...

— Мы вообще по поводу коров, — не стал дожидаться окончания тирады Берн.

— Коров?..

Жрецы как-то странно переглянулись, и второй, придвинувшись поближе к решетке, громким полушепотом прошипел:

— Ну что же вы кричите-то об этом, милейший? Дело-то деликатное. Коровок с месячного выгула уже всех в хлев загнали, так что того-самого их уже не получится...

— Получить опосредованное благословение, — важно поправил гнусавый.

— Да, оно самое, — подхватил его напарник. — Ну то есть не получится. Да и потом... — он покосился на Майю и еще больше понизил голос. — ... маленьких бычков в этом году не было...

— Фу ты хрень, да мы из «Парящего грифа», хлев ваш чистить! — выругался Берн.

— А-аа, — как-то разочарованно протянул гнусавый. — Вот оно что. Ну тогда заходите...

Он снова как по мановению волшебной палочки вытащил из складок своего полосатого одеяния огромный ключ, которым запросто можно было бы убить кого-нибудь, открыл замок и принялся с кряхтением крутить ручку подъемного механизма.

— Откуда он все это достает? — шепотом спросила у меня Камилла.

— У кого-то жопа, кажись, очень вместительная, — хихикнул Бобер.

Но под строгим взглядом жрецов сразу прикусил язык и сделал физиономию серьезной — насколько это было возможно с его торчащими зубами.

Ворота медленно приподнялись, и мы въехали на территорию святилища.

И, как ни странно, первым делом увидели вовсе не храм, а большой коровник. И лишь в отдалении, за хозяйственной постройкой маячили массивные очертания жилища Джасуры.

Справа и слева от входа в коровник располагались две большие железные чаши размером с приличную ванну.

— Лошадей привяжите здесь, — приказал гнусавый. — Теперь идемте, я вам все покажу. Священный хлев вот тут, яма для навоза — там, — он указал на вырытый котлован под стеной. — А во-оон там — мешки, тележки и опилки, которыми нужно потом присыпать пол в коровнике.

— А тут что? — спросил Берн, заглядывая в одну из чаш.

— Священные струпья чумных умерших, — не моргнув и глазом, сообщил жрец. — Так что плевать, харкать и сморкаться туда не следует.

Берн отшатнулся от чаши.

— Вот жеж хрень!.. — выругался он и принялся брезгливо вытирать руки об штаны.

— В другой чаше — головы посвященных великому богу жрецов, скончавшихся по его благословению, — сообщил второй жрец. — Проходя мимо них, следует благоговейно поклониться...

— Лёха, тут есть твои собратья, — негромко сказал я своему некроманту. И из любопытства приблизился ко второй чаше.

— Плевать в них тоже не стоит, — продолжал между тем служитель святилища. — потому что...

Заглянув в чашу, я обомлел.

Потому что головы в ней были живыми! Они смотрели на меня, хлопали ресницами и шевелили губами.

И тут одна из голов, страшная и сморщенная, странно причмокнула, и в меня полетел хороший такой, обильный плевок.

Я вовремя отпрянул и тихо ругнулся.

— Да, потому что они могут плюнуть в ответ, — все так же невозмутимо проговорил жрец.

— Я в него не плевал! — попытался я оправдаться.

— Чего не знаю, того не знаю, бог Джасура всем нам судья, — монотонно ответил жрец.

— Я должна убедиться, что проход между храмом и хлевом закрыт и запечатан, — деловито заявила Майя.

— Никаких проблем, — с видом обреченной усталости проговорил гнусавый жрец и направился к хлеву.