Диссидент-3: Дайте собакам мяса - Игорь Черемис

уже переделали, кондово получилось, но работает, – пояснил он. – Но тогда непонятно, как гитару продавать.

И я сдался. Стараясь не суетиться, вытащил бумажник, отсчитал требуемую сумму – и даже вложил в пачку десятку сверху. Но потом всё-таки не выдержал и спросил:

– Проверим? [3]

***

– Зачем тебе ещё одна гитара? – спросила Татьяна.

На саму «Торнаду» она посмотрела мельком, хотя и заметила, что «цвет приятный», а небольшой комбик в бежевом пластике вообще не вызвал у неё никаких чувств. Впрочем, я и не рассчитывал, что она придет в восторг от моей покупки – я и сам всё ещё сомневался, что поступил правильно. Звук у неё, конечно, был прямо тот, которого я ждал – слегка старомодный по моим меркам, но вполне чистый; проверять овердрайв я не стал. Поэтому я даже такси брать не стал, поехал домой на метро, ощущая рукой чуть широковатый гриф. Попутчики посматривали на меня без особого энтузиазма, но мне их взгляды были неинтересны. К тому же я пытался понять, зачем я решился на этот непонятный шаг.

В группе Савы были самые простые инструменты, произведенные советской промышленностью. Они были тяжелыми, неудобными, усилители регулярно ломались, их приходилось перепаивать, но свою задачу – обеспечивать некую музыку из огромных колонок – они выполняли достаточно хорошо. Правда, никакой тяги к электроинструменту у меня не возникло – в прошлой жизни я вообще играл на простой деревяшке за несколько тысяч, в этой у меня была очень качественная акустика, сравнения с которой «Уралы» просто не выдерживали. И если бы я не увидел скрипки с виолончелями, если бы не вспомнил о существовании очень стильных полакустических гитар, которые мне всегда нравились, я бы вообще ушел из магазина без покупки, за которую отвалил почти треть имевшихся у меня наличных. И теперь оказался в непростой ситуации.

С акустикой всё просто – взял с подставки, поднастроил при нужде и сразу играй. Электрика так не работала, хотя фирма Vox выпускала очень качественные усилители. Но они пока что были ламповыми, их полагалось включать загодя, ждать несколько минут, пока всё прогреется до нужных температур – и лишь потом начинать играть. Я подозревал, что мне ещё предстоит познакомиться с местным ассортиментом наушников, и эта перспектива меня пугала – наверняка это окажется неудобное, режущее частоты нечто, которое ещё как-то предстоит сопрягать с импортной техникой. Играть через усилитель в брежневской девятиэтажке – верная примета к скорому знакомству со всеми соседями по дому. Я от них, конечно, отобьюсь, но в справедливости их будущих претензий не сомневался уже сейчас. Правда, четыре ватта – это четыре ватта, не самая огромная мощность. Если не выкручивать ручки до упора, может и пронести.

– Это другая, – терпеливо объяснил я. – Та – акустика, это – электрика. Ты поймешь, они для разного звука предназначены.

– Да? Ну ладно, – как-то легко согласилась Татьяна. – Ты есть будешь?

Я посмотрел на тусклый огонек усилителя и решительно сказал:

– Буду, – немного времени до прогрева ламп у меня было. – Проголодался, как слон. Кстати, а ты петь умеешь?

[1] Суд над Якиром и Красиным состоялся в начале сентября 1973-го. Якиру дали 3 года лагерей и 5 лет ссылки, но на свободе он оказался уже через месяц, хотя и вынужден был уехать в Рязань, из которой вернулся в Москву ещё через год, в 1974-м. Красин в 1975-м вместе с женой (напомню – это Надежда Емелькина, видная перепечатница диссидентской литературы) эмигрировал в США, там написал книгу «Суд» (очень скучную, хотя в названии есть очевидная аллюзия на «Процесс» Кафки), в которой попытался оправдать своё поведение во время следствия и после. Попытка получилась так себе, после распада СССР он несколько раз пытался начать новую жизнь в России, но в итоге окончательно уехал в Израиль, где и умер в 2017-м; наши левозащитники на его смерть откликнулись своеобразно – его поведение в начале 1970-х никто не забыл. Якир помер в 1982-м от цирроза печени – после освобождения с диссидентством он завязал, но с алкоголизмом наоборот – развязал.

[2] Надежда Емелькина свою акцию (вышла с плакатами на тему политических заключенных – Буковского и Красина) провела 27 июня 1971 года, арестовали её по статье 190-1 УК РСФСР «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй», суд состоялся