Dневник Z - Дмитрий Зименкин

другой — сплошная авантюра и смертельная игра с интуицией и случаем, ведь багаж знаний о безопасности работы в условиях войны у меня был еще слишком мал.

У таблички с названием посёлка тормозим, чтобы записать стендап. Слева виднеется белый хребет.

— Вот эта известковая глина или гора меловая и дала название поселку Белогоровка, — говорю я в микрофон, — который, согласно некоторым украинским пабликам, всё ещё под контролем ВСУ. Но, как мы видим, это ложь.

Короткую речь не могу записать с ходу, как обычно. Волнуюсь и постоянно сбиваюсь. Оператор Шиков шипит на меня:

— Димон, давай уже скорее, мы тут как на ладони, соберись или поехали дальше!

Он тоже волнуется. Но его увещевания мне только мешают, я начинаю напрягаться еще больше. Наконец, одолев неподатливый текст, въезжаем в Белогоровку. Она абсолютно мёртвая, до жути безлюдная. Это очень пугает. Больше, чем город, в котором идут бои. Там хотя бы всё понятно. Главное, что там есть и люди, и бойцы. А в Белогоровке никого, лишь сплошная зловещая тишина. И я ловлю себя на мысли, что давно у меня не были так напряжены нервы во время съемок. Вроде бы ничего не происходит, но атмосфера тяжелейшая. Любой шорох или отдаленный залп заставляют вздрагивать. Хочется скорее доработать и уже эвакуироваться в более безопасное место. Но мы только начали.

Руины, выжженный фосфорными снарядами сельсовет, очень много разбитых украинских БМП, пикапов и микроавтобусов ВСУ, гражданских машин и брошенных на дороге велосипедов местных жителей.

Но я стремлюсь в то место, ради которого сюда и приехал — взорванная поселковая школа. И здесь темная энергия в воздухе Белогоровки будто бы концентрируется в густой кисель. Сквозь него идти всё сложнее.

Седьмого мая здесь были убиты десятки людей. Википедия, ныне один из вражеских медиаглашатаев, утверждает: «…по учреждению был нанесён авиаудар ВКС России». От школы и действительно осталось несколько стен по бокам, а в её центре железобетонный прах. В репортажах украинских и западных пропагандистов Россию обвиняют в убийстве 60 мирных жителей. Эта взорванная школа становится одним из символов пропаганды, который, впрочем, не удалось раскрутить до уровня резонансного фейка в Буче. Но в этих репортажах о школе я не нашел комментариев самих очевидцев трагедии. А в них и будет заключаться ответ.

Едем по посёлку искать людей. И наконец, встречаем первые живые души. Бойцы в красных повязках. Прячем машину под навес и знакомимся с парнями, делимся сигаретами и сладостями. «Элэнэры», как их называют враги. Точнее добровольцы со всей России, решившие заключить контракт с Народной милицией ЛНР. Здесь живут несколько человек из Татарстана, Свердловской области и еще неведомо откуда. Боец с позывным «Боцман» готовит кашу на костре. Хищный профиль, но добрая улыбка.

— А чего ты Боцман? — спрашиваю его.

— Потому что я моряк, на. Старший мичман. Оказался в пехоте.

— Ну, и как тебе смена…

— Декораций? — шутливо подхватывает моряк. — Главное, чтобы люди были хорошие. Война войной. А обед по распорядку, на.

Боцман быстро находит общий язык и с моим оператором. Дима сам служил во флоте.

— А это «Корд»! — скинул покрывало с пулемета боец с позывным «Грек». — Отдачи нет вообще. Но если кто спереди стоит — глушит. Как бензопила работает: деревья высекает.

— Я на «Утёсе» работал, — включается в разговор наш водитель Саня.

— Этот попроще, чем «Утёс», — со знанием дела подхватывает пулемётчик. — Тут эту снял, достал, пружина выскочила сразу же. Всего четыре элемента. Красавец вообще. Усовершенствованный. Всякие навороты, типа, чтобы гильзы далеко не отлетали. — увлеченно рассказывает славный татарин, его и зовут, кстати, Слава.

Но меня сейчас больше волнует расследование трагедии в школе. И мы в сопровождении Грека идем к немногочисленным оставшимся в поселке белогоровцам.

Во дворике частного дома сидят несколько человек. Пожилой мужчина в подтяжках поверх клетчатой рубашки. Немного поговорили на какие-то отвлеченные темы, затем спрашиваю его:

— Хотел спросить еще про взорванную школу…

— Да, там двадцать четыре человека лежат, — сразу начал рассказывать мужчина. — Плюс дети, плюс молодёжь. Там они и остались. Это был подрыв!

— Подрыв?? — удивленно уточняю я.

— Подрыв! — уверенно подтверждает собеседник. — Если военная экспертиза туда приедет, эксперты сразу определят. Потому что школу сложили! Два человека, которые это видели, даже уехали из Белогоровки.

— То есть никакого удара ВКС? — на всякий случай снова уточняю я во избежание недопониманий.

— Никакого удара не было. Это подрыв. Человек, который стоял рядышком, он видел это всё.

В другом доме встречаем супругов-пенсионеров. Показываю им украинский телерепортаж. В нём корреспондентка с рыбьим лицом вещает о 60 погибших.

— Ну, не шестьдесят, это однозначно, — тут же опровергает слова репортажа женщина.

— Но там были люди? — спрашиваю у неё, а та начинает говорить и плакать:

— Ой, там были наши люди… там столько людей… ох, ужас… Конечно, были, были… Они сейчас до сих пор, третий месяц они там…

Мужчина в подтяжках рассказывает предысторию происшествия:

— Приехал «хаммер», машина. Все крутые там такие. Один зашёл в школу, походил там, походил и выбежал. Побежал к джипу. Машина эта отъехала от школы буквально метров на триста. Там стоит дом ещё, красный такой. Он отъехал туда, и произошёл взрыв. Он, когда бежал, по телефону с кем-то разговаривал. Приезжали они в школу и до этого случая. Они, видать, её и заминировали. А потом сложили эту школу вместе с людьми. Бойцы эти стояли рядышком в соседнем доме. Он вышел и сказал, извините за выражение: п…ц школе! И начал на иностранном языке разговаривать. Это наёмники там были.

К разговору присоединился муж пенсионерки:

— Вот тут через каждый дом стояли целые группы. Вот в этом доме стояла спецназовская группа. Обособленная. Я только с одним из них разговаривал, старшим. А все остальные, я даже подозреваю, не знали русского языка.

— Наёмники?

— Очевидно. Знаешь почему? Ну это ещё до событий школы. Мы с ним столкнулись на нашей дорожке, он ходил водичку в ручейке набирать. А там воронка, блин, четыре метра глубиной и метров шесть шириной. Я его спрашиваю: «И что это было?» Ну, естественно, на украинском языке. И меня поразило! Начали с ним разговаривать, а у него чистый украинский язык! То есть без всяких акцентов, районных там, областных, западнянских. Чистый украинский разговор, литературный.

— О чём это может говорить? — спрашиваю, хотя уже сам знаю ответ: иностранец, идеально освоивший украинский язык, не живя на Украине.

— Наш разговор ещё прервали звонком, — вспомнил мужчина. — Он выслушал и отвечает, не подбирая слов, на английском языке, чисто, как на родном. То есть на украинском он говорил правильно,