Плененная Иудея. Мгновения чужого времени (сборник) - Лариса Склярук

Вокруг расстилалась плоская песчаная равнина. Укрыться от конницы было практически негде. Лишь вдали справа начинались небольшие пологие холмы. Хоть какое-то укрытие, хоть какое-то препятствие для врага. Но даже до этого, такого эфемерного, места спасения еще надо было дойти. Ноги утопали в песке. Высокие стебли острых колючек, высохших еще весной, цеплялись за одежду. Пряно пахло полынью и цветами бессмертника. Чем дальше, тем тяжелее повисал Эфраим. Алая кровь крупными каплями падала на песок, тут же становясь черной.

– Брось, брось меня, Ионатан, – срывающимся от боли шепотом повторял Эфраим, – спасайся сам.

– Молчи. Береги силы.

Ионатану некогда было говорить. Его глаза, заливаемые жгучим потом, метались по сторонам, стараясь не пропустить опасности. Еще немного, еще шаг. Там, за холмом, можно будет передохнуть и, главное, остановить кровь.

И тут Ионатан услышал то, чего опасался: глухой стук копыт набегающего сзади всадника, его победный клич, резкий свист меча, которым ему сейчас срубят голову. Безошибочно угадав это мгновение, Ионатан стремительно пригнулся, бросив наземь Эфраима. Меч просвистел над ним.

Если бы за Ионатаном погнался пехотинец, то он успел бы повторно взмахнуть мечом и нанести удар, прежде чем Ионатан выпрямится и приготовится к бою. Но их догонял всадник, который мчался, желая настигнуть ускользающих иудеев, и потому разгоряченная бегом лошадь пронеслась мимо.

Римлянин осадил коня и развернул его. Ионатан уже стоял. Их глаза встретились. Римлянин усмехнулся. Он не сомневался в исходе поединка. Тысячи убитых иудеев лежали на равнине.

Опьянение боем погубило римлянина. Он расслабился, он перестал осматривать окрестности. Легкий свист – и стрела пронзила шею римлянина. Не успев стереть улыбку с лица, захлебываясь собственной кровью, римлянин мешком свалился с коня.

Ионатан мгновение смотрел, как, пузырясь, выступает на губах убитого кровавая пена, потом повернул голову. Возле небольшой, размером с куст, пушистой ливанской сосны стоял Ицхак, оскалив в ухмылке белые зубы.

Вдвоем нести раненого было легче. Но Эфраиму становилось все хуже. От сильной потери крови его лицо стало белым. Голова безвольно качалась в такт шагам. Изредка он стонал.

Местность становилась все более холмистой. И они то тяжело взбирались на пологие холмы, то спускались в небольшие лощины, поросшие серебристо-лиловой лавандой и редкими зарослями акаций.

– Нам не дотащить его до Иерусалима, – сказал Ицхак.

Ионатан и сам это понимал:

– Здесь неподалеку есть селение, в котором живет семья моей невесты. Оставим его там. Они славные люди. Они о нем позаботятся.

– У тебя есть невеста? – удивленно спросил Ицхак.

– Да, – сухо подтвердил Ионатан.

К вечеру они добрались до знакомого селения. Раненого внесли в дом Амрама и положили на скамью. Бина принесла чистой воды и начала обмывать рану. От сознания, что он жив и что не надо дальше брести по нескончаемо длинной дороге, Эфраим почувствовал некоторое облегчение. Он старался показать свою силу воли и потому улыбался и много говорил.

– Бина, теперь тебе придется ухаживать сразу за двумя ранеными, – выпалил он некстати.

Бина словно невзначай приложила влажную тряпку к губам Эфраима, и конец его фразы прозвучал невнятно. Тем не менее на лицах Амрама и Хадас появилось удивление.

– Бредит, бедняга, – сказала им Бина, вставая с колен.

Лицо ее чуть заалело. Эфраим и сам понял, что сболтнул лишнее. У него все сильнее кружилась голова, потом к горлу подкатила тошнота. Он вздохнул и провалился в благодатное беспамятство.

«Да, – думал Ионатан, бессильно привалившись к стене дома, – язык наш – враг наш. Сказанное лишним вполне может довести до беды. Хотя по закону и положено проявлять заботу о пленных, но ведь я не взял этого римлянина в плен. Впрочем, какой плен? Его неминуемо бы убили».

– Пора идти, – сказал Ицхак.

Ионатан встал, подумал, глядя на Ицхака: «Обратил он внимание на странные слова Эфраима или нет? Этого человека стоит опасаться. Он неровен и порой необоснованно жесток».

Втроем они вышли из дома. Уже наступила ночь. Темная, теплая и безветренная. Ицхак пошел вперед. Громко хрустнула сухая ветка под его ногой. Ионатан взял руку Бины в свою. Ладонь была удивительно холодна. Он взглянул в темные глаза девушки и внезапно почувствовал странное беспокойство. Пытаясь понять причину своего чувства, он вглядывался в глубокие глаза. Они были чисты и прекрасны, как всегда, и все же в них было что-то новое, пока им не разгаданное.

– Ионатан, пора, – раздался из темноты голос Ицхака.

Ионатан поцеловал теплые губы Бины. Они чуть шевельнулись в ответ. Он с усилием разжал свою ладонь, выпустив руку девушки. Повернулся и, словно опасаясь, что не сможет уйти, пошел не оглядываясь.

Глава XII

Солнце садилось. Его лучи почти не пробивались сквозь низкие свинцовые тучи, тяжело, но неотвратимо надвигающиеся с северо-запада. С обреченно поникшими листьями застыли деревья. В загустевшем воздухе было тяжко дышать.

Бина шла быстрым шагом по петляющей дорожке сквозь заросли, огибая кусты. Весь день ей было беспокойно. Занятая домашними делами, она не могла обдумать причину своей тревоги. Но чем ближе приближался закат, тем тревожней становилось у девушки на душе, словно она не завершила какое-то важное дело.

«Я должна с ним попрощаться», – решила она наконец и, оставив приготовление масла, схватила кувшин и стремительно направилась за водой, не слыша удивленных призывов матери, звавшей ее.

В землянке никого не было. Бина почувствовала острое сожаление. Она опустилась на подстилку из сухой травы, на которой столько дней провел раненый. Пахло землей, лежалым сеном, запекшейся кровью, и вдруг сквозь все эти привычные запахи она уловила запах мужского тела, кожи и пота. Запах солдата и римского лагеря. Она непроизвольно содрогнулась.

Тонкими трепещущими ноздрями она ловила этот запах, который то наплывал, то вдруг растворялся в других запахах землянки, то вновь пробивался, необъяснимо волнуя. Ей вспоминались светлые глаза римлянина. Его лицо с твердыми чертами. Ямочка на подбородке, к которой ей всегда хотелось прикоснуться.

– Что со мной? – прошептала Бина, но она явно сама с собой лукавила, так как знала слова ответа, но не хотела их знать.

Уже пять лет, как она была обручена с Ионатаном. Все эти пять лет она была уверена, что любит юношу. И только теперь Бина осознала, что чувство к мужчине может быть и иным.

Вся душа ее наполнилась чувствами противоречивыми. Желанием увидеть Валерия вновь и пониманием преступности этого желания. Любовью, нежностью, сомнениями, признанием своей виновности.