Заяабари (походный роман) - Андрей Сидоренко

Капитализм, конечно, оказал влияние на быт и нравы жителей, но не настолько, чтобы разрушить чудесные особенности духа местного товарищества. В российской буржуазной Европе сейчас отношения между людьми настолько изменились, что, кажется, ничего хорошего на корню не осталось и нет в живых того образца, с которого можно будет со временем начать возрождение нации. Очень похоже на то, что российский генофонд сохранился только здесь, в Сибири. Об этом можно догадаться по открытым взглядам жителей глубинки. Именно они, эти жители сибирских захолустий, являются носителями духа нации, того, чего не приобрести за деньги и не восстановить так просто, если однажды растерять.

Разговоры наши застольные были всякие, но, в основном, радостные. Заговорили о клещах, для которых сейчас был самый сезон. Оказалось, что двое из присутствующих переболели энцефалитом, и что самое поразительное, так это то, что ни у кого не было прививки. Удивляюсь беспечному отношению сибиряков к страшной болезни: ее воспринимали чуть ли не как насморк.

Вышел на воздух ощутить байкальский простор и увидел местное население в количестве трех человек, которые в честь лета и воскресенья устроили праздник. Местность, где разыгрался праздник, представляла из себя косогор, наверху которого сидели мужик с бабой и горланили песни под гармонь. Напевы были старинные и соответствовали местной природе. Третий участник торжества карабкался по косогору вверх, пытаясь достигнуть высшей точки и влиться в коллектив. Желание его было велико, и я его понимал, потому как сам был не прочь присоединиться к певунам.

На косогоре была неровность в виде крутяка, который обязательно надо было преодолеть, чтобы достичь гармониста и солистку. Как только третий мужик достигал перегиба, он поскальзывался и сползал вниз, на исходную позицию. Косогор был крут и карабкаться приходилось на четвереньках. Попытки мужик возобновлял с потрясающим упорством и повторил их уже раз десять. Он был пьян в дым. Для его друзей он как будто не существовал. Они и не собирались ему помогать, несмотря на то, что подползал к ним очень близко. О помощи мужик не взывал, демонстрируя потрясающей силы душевное качество, похожее на упрямство, только гораздо круче — что-то вроде упорства с оттенком поразительной твердолобости. Обижаться за отсутствие помощи не собирался — обиду не понял и не принял бы никто. Между ними царил дух залихватской отчаянной радости и добродушия.

Я только первый день в Листвянке, но уже этого оказывается достаточно, чтобы ощутить неповторимую особенность местного населения.

Пошли к Пламеневскому в гости. Владимир Пламеневский — человек необычный и одержим всевозможными творческими порывами. Ему лет пятьдесят с небольшим, у него достаточно молодая и симпатичная жена. Вместе они рисуют картины и развешивают их на стенах собственной галереи, которая располагается тут же, во дворе. Владимир, уроженец Севастополя, стало быть земляк. Но к землякам своим я равнодушен, и этот факт ни в коей мере не определил моего отношения к нему. Поражало в нем другое и, в первую очередь, молодецкий задор по отношению к жизни вообще.

Когда я завел разговор о кругосветном плавании на яхте, он сразу воспрянул духом и быстро согласился проделать путешествие со мной на пару. До материализации идеи, думаю, у него дело бы не дошло: все-таки он не такой псих, как я, но от того, что у него возникло искреннее стремление, становилось тепло на душе, и я обрадовался наличию чудесной личности просто так, как солнцу на небе.

Из господина Пламеневского прут наружу творческие силы в страшном количестве, превращаясь в произведения живописи, стихи и архитектурные строения причудливой формы. По собственному проекту он построил дом и картинную галерею рядом. Внутренность дома похожа на каюту старинного парусника, в которой поселился ученый-натуралист. Книг полно, и они радуют глаз. Удивительно то, что Пламеневский построил прекрасный просторный и светлый дом из горбыля, причем денежные затраты были до смешного незначительные.

Я вспомнил друга Ваню, который возводит свое дорогостоящее медвежье логово. Друга Ваню стало жаль. Мне нравится дом господина Пламеневского гораздо более памятников деревянного сибирского зодчества в виде неказистых изб. Строение Пламеневского воздушное, просторное, светлое и теплое. Мне даже кажется, что внутри помещения звенят маленькие колокольчики. Молодец мужик. Но сколько труда заложено в его доме! Я бы так не смог: не то, чтобы сил не хватило, просто в голову не пришло. Восхищаюсь такими людьми, для меня они — герои, которые совершили немыслимый подвиг труда. И все-таки окружающий мир не такой, как сказочный и хорошо придуманный мир господина Пламеневского. Сибирь куда как более дремуча и угрюма.

Договорившись, что через пару лет махнем вокруг света, пошли в картинную галерею. Здание, в котором она находилась, было подобием дома хозяина и представляло из себя крышу без стен. Внутри полно картин с местными видами в ненатуралистическом стиле. Если бы я был женщиной, то постарался бы отбить Пламеневского у его жены и женить на себе, чтобы жить как в раю среди картинок, овеянных духом свободы и творчеством.

Создание картин и строительство чудо-дома не истощили Пламеневского до конца, и остаток сил он решил израсходовать на написание стихов. Я не литературный критик, поэтому подаренный им сборник стихов с дарственной надписью воспринимаю просто как память о чудесном человеке, которого уже не раз пытаюсь поздравить с Новым годом и никак не соберусь. Мне стыдно и каждый раз даю себе клятвы сделать это на следующий год обязательно.

Собрание порешило, что мне обязательно надо познакомиться с Виктором — бывшим капитаном Научно-исследовательского парохода " Верещагин", который принадлежит Лимнологическому институту. Виктор много лет плавал по Байкалу и наверняка знает много чего полезного об особенностях местного климата. Вечером я был у него в гостях. Виктор рассказал, как предвидеть страшный ветер горняк. Стопроцентной гарантии предсказания на все возможные случаи возникновения горняка нет, но есть некоторые, наиболее типичные приметы. Часто бывает, что перед первым порывом ветра можно наблюдать облака, которые переваливают через горы. Бывает и так, что над горами повисает облако и когда оно поднимается вверх и образуется просвет, жди беды. А может случиться, что не будет никаких облаков и все неприятности начнутся просто так, сами по себе и очень неожиданно. Я уже перестал соображать что-либо по этому поводу.

За короткое время моего пребывания на земле иркутской я уже столько наслышался страстей про Байкал, что в самый раз было либо повернуть оглобли в обратную сторону и вернуться домой, либо отправляться в путь, не мороча себе голову предсказаниями катаклизмов и перестать томиться предчувствиями беды.