Генерал Доватор (Книга 2, Под Москвой) - Павел Федоров

- Да вы не беспокоились бы, Елена Васильевна. У меня там есть... смущенно проговорил Антон Петрович.

- А это мягкое, домашнее. - Русакова ловким движением одернула белый передник и принялась резать ножом тесто.

- Благодарю. Домашнее все хорошо. Но мы уже как-то отвыкли.

Обернувшись к Маше, Осипов спросил:

- На лыжах поедем кататься?

- Поедем, дядя Антон! - радостно отозвалась Маша. - И Петю захватим, да?

- И Петю захватим.

- Ой, как хорошо! - Маша весело притопнула ножкой.

- Ух ты, стрекоза! - Антон Петрович подхватил девочку на руки, подбросил ее до потолка. Осторожно поставив на пол, склонился и поцеловал в лоб. Маша, обвив его ручонками за шею, тоненько вскрикнула:

- Ой, какой холодный!..

Часов в одиннадцать Осипов с Абашкиным сели завтракать.

- Ты смотри: пирожки, пампушечки, творожнички... Будто бы и войны нет. Роскошь! - говорил Осипов, закусывая.

- Добро, добро, - похваливал Абашкин. - Понимаешь, люди-то как жили! Смотри, колхоз-то какой был. Не дают, черт побери, спокойно пожить. А ведь нашу страну можно пшеницей засыпать, яблоками завалить, арбузами.

- Наши богатства Гитлеру и нужны, - вставил Антон Петрович.

Вошла Русакова. В одной руке она несла тарелку с солидной стопой блинов, а в другой - миску сметаны.

- Да вы нас совсем избалуете, Елена Васильевна! - воскликнул Алексей Данилович Абашкин.

- Кушайте на здоровье! Сегодня еще телка зарежем. Деваться с ним некуда. Время такое... - Елена Васильевна не договорила и тотчас же вышла.

- Да, время действительно... - раздельно проговорил Абашкин и тут же, словно спохватившись, шутливо добавил: - Что-то уж больно хозяйка-то старается.

- Н-н-да, - неопределенно промолвил Антон Петрович, запихивая в рот пирожок.

- А ведь замечательная женщина, Антон Петрович! - Абашкин перестал есть и взглянул на Осипова. Тот по привычке, как всегда, когда ему приходилось решать какое-нибудь щекотливое дело, крякнул и, нервно насупившись, спросил:

- Что из того следует?

- А следует вот что: посматривает она на тебя, ну как это сказать... С восхищением посматривает, точно влюбленная...

- Ну уж это ты, брат, оставь.

- Не оставь, а истина. Да ты и сам-то малость неравнодушен к ней, только боишься признаться.

- Да ты что, на самом деле! - Осипов скомкал в руках салфетку.

- Ничего, друг мой, ничего! Ты только не кипятись, будь поспокойней и пойми: что плохого в том, если ты эту милую женщину всерьез полюбишь...

- Ты шутишь? Или считаешь меня за дурака! Да разве я могу! Нет, никак не могу...

- Не могу, не могу! Тогда садись вон к печке и сыпь себе на голову пепел... Только не притворяйся! Да это, брат, золото, а не женщина, если хочешь знать... Мне рассказывали, как она в колхозе хозяйство вела. А он одно свое - не могу да не могу. Ничего тут зазорного нет, если вас влечет друг к другу и если вы откровенно признаетесь в своих чувствах... Почему бы тебе не подумать об этом? - невозмутимо и настойчиво продолжал Абашкин, чем привел Осипова в полнейшее смятение. Если бы не вошел в этот момент начальник штаба полка майор Почибут, неизвестно, до чего бы они договорились.

- Есть удивительные новости, - присаживаясь к столу, проговорил майор. Всегда спокойное лицо его на этот раз торжествующе улыбалось.

- Новости? Выкладывай! - Осипов кинул на Почибута настороженный взгляд и нетерпеливо потянулся за папиросой. На душе у него было неспокойно и сумрачно.

- Сейчас звонил комдив и приказал... Угадайте, что он приказал? Почибут выжидающе посмотрел сначала на комиссара, потом на командира.

- Не тяните, начальник штаба! Мы ведь не чародеи, чтоб отгадывать ваши загадки, - сказал Абашкин, - говорите прямо.

- Командир дивизии приказал: выделить сводный эскадрон для участия в московском параде седьмого ноября. Подполковнику Осипову приготовиться командовать сводным полком.

Если бы майор сообщил, что на окраину деревни Сычи прорвались немецкие танки, Осипов не был бы так удивлен: на войне случаются самые неожиданные, невероятные вещи. Но это уж было слишком.

- На парад? В Москву? - выжидательно склонив голову набок, переспросил Осипов.

- Да! Форма обыкновенная, фронтовая, - подтвердил майор.

- Может быть, ты, начальник штаба, шутить изволишь? - заговорил Осипов.

- Какие там шутки! - майор пожал плечами.

- Нет, здесь не шутки! - сказал Абашкин, поднимаясь.

Осипов тоже вскочил из-за стола и взволнованно прошелся по комнате.

- Значит, надо вытаскивать людей из окопов. А вдруг немцы атакуют в праздник?

Антон Петрович вопросительно посмотрел на Абашкина. Оба они хорошо знали, что немцы будут наступать, но когда?

- К нам придет один батальон Панфиловской дивизии, - успокоил его Почибут.

- Ну, тогда все в порядке! Тебе, Антоша, просто везет!

- Будто бы? - Осипов хотел, но не мог скрыть острого чувства радости. Потирая руки, он ходил по горнице, не находя себе места. Потом вышел на кухню и послал Петю узнать, готова ли баня. Вернувшись в горницу, он застал комиссара и начальника штаба уже в дверях. Они собирались уходить.

- А когда выступать? - спросил Осипов у майора.

Почибут ответил, что на подготовку дано два дня.

- Добре, - кивнул Осипов удовлетворенно.

Почибут и Абашкин вышли.

- Елена Васильевна! - позвал Осипов.

Вошла Русакова.

- Вы меня звали, Антон Петрович?

- Я хотел поговорить с вами. Вы садитесь. - Осипов, заложив руки за спину, ходил из угла в угол. Лицо его было серьезным, даже строгим. Казалось, он решал сложную и ответственную задачу.

Сердце Елены Васильевны дрогнуло и заныло тревожной радостью. Ей показалось, что она поняла его без слов. Поняла своим женским чутьем и чистотой материнского сердца. Но это была ошибка.

- Вам надо уехать отсюда! - сказал вдруг Антон Петрович.

- Куда? Зачем? - спросила она чуть слышно.

- Не исключена возможность, что здесь начнутся сильные бои, - сказал Осипов. - Во что бы то ни стало надо отправить в тыл детей. По обстановке видно, что бои примут зимой затяжной характер, а с улучшением погоды начнется и бомбежка. Подвергать этому детей - преступление.

- Я бы давно уехала, но ведь никто не знал, что фронт так быстро приблизится к Москве. А теперь трудно выехать, все дороги забиты. Я никак не придумаю, как мне спасти дочь. - Русакова вдруг низко опустила голову и судорожно сжала руки.

- Если вы хотите, я вам могу помочь. Отвезете Петьку и Машу в Уфу, к моей сестре. Там у меня дочка. Ну и сами у нее останетесь. О билетах я похлопочу...

- Не знаю, как вас благодарить, Антон Петрович. - Елена Васильевна поднялась с места, наполненные слезами глаза смотрели доверчиво и ласково. Но Антон Петрович старался не замечать этого. На душе у него было совсем другое чувство.