Сторож брата. Том 1 - Максим Карлович Кантор

— Пока да, — сказал Рихтер.

Отец-казначей продолжал:

— Нынешний руководитель Нацбанка владеет недвижимостью в Белгравии. Сейчас его дворцы арестованы. Мы здесь решили покончить с русской коррупцией.

— Да, — сказал Рихтер. — Это заметно.

Отец-казначей выдержал паузу, затем продолжал:

— Скоро война. Затяжная. Миру нужна война.

— Неужели? — А что на такое скажешь. — Мне лично война не нужна.

— А вы эгоист. — Посмеялись. — Мир устал без войны.

— Начнется на Украине?

— Увидим. Вернемся к нашей проблеме. На рубеже веков Нацбанк купил банк на Украине, — любезно пояснил адмирал. — Для поддержки пророссийских политиков. Вложили порядка трех миллиардов. Рекомендация лорда Вульфсбери, он глава казначейства. — В голосе адмирала лязгнуло железо. Таким вот металлическим голосом отдавал адмирал жестокие команды на Фолклендской войне. — Лорд Вульфсбери позаботился о наших деньгах. Да. Позаботился и вложил. Восемь лет длится гибридная война на Донбассе. Активы банка арестованы Украиной. Юристы российского Нацбанка подали в Стокгольмский арбитраж, чтобы активы вернуть. Вы следите?

— Лорд Вульфсбери — это тот человек с лысиной?

— Не отвлекайтесь! Деньги предписано вернуть. Но лучше легально интегрировать капитал в европейский бизнес. Ведь Украина теперь Европа! Наш колледж вложил туда все средства.

— И что же?

Отец-казначей высказал возмущение. Рихтер обязан понять, что деньги колледжа заморожены арбитражем Стокгольма. Российский Нацбанк должен отозвать иск, чтобы извлечь капитал.

— Желаю удачи, — сказал Рихтер.

Отец-казначей терпеливо пояснил:

— Принимая во внимание статус Нацбанка, решение может вынести Российское правительство. Начинается война. Времени мало.

— Сочувствую, — сказал Рихтер.

— Нам есть что предложить российским чиновникам, — сказал адмирал. — Можно освободить из-под ареста их недвижимость. Мы выводим свои активы, они — выводят свои. Во время войны следует соблюдать кодекс чести.

— Вам виднее, — сказал Марк Рихтер.

— Политику или финансисту неловко вести переговоры в России. Мы пришли к выводу, что вы идеально подходите, — сказал бурсар.

— Почему я? — до Марка Рихтера дошел абсурд предложения. — Почему же не лорд Вульфсбери? Он, если правильно понимаю, секретарь казначейства. Он бы мог…

— Лорд Вульфсбери? Вы смеетесь? — Адмирал нахмурился. Даже штатский должен соображать кое-что в субординации.

И в самом деле: не пристало лорду Вульфсбери ехать в Москву кого-то просить. Лорд Вульфсбери — человек, обремененный государственными делами: проблемы войны и мира, инвестиции в военную промышленность… Ракеты, нефть, — дел по горло. Дальше поля для гольфа лорд редко выезжает. Ну, разве что порой на яхте — проветриться с друзьями. Ну, возможно, к себе в Дорсет, побродить по лесу с ружьем.

Адмирал произнес:

— Миссия в Москве достойная: помощь брату. Так или иначе, придется идти наверх. Предлагаем совместить оба дела.

И, доказывая, как просто в жизни совмещаются события, легкий ветер Зефир принес к их группе Жанну Рамбуйе.

— Ехать поездом решили? Правильно. Пограничники злые в русском аэропорту — хотя где они добрые? В Хитроу волки на контроле, норовят все страницы в паспорте проверить. В поезде веселей.

— Сам люблю поезда, — заметил мастер колледжа, флотоводец. — Едут, знаете ли, ровно. Не штормит.

— Поедем через Европу; после соборов пойдут степи… польские, русские. В Москве познакомлю с нужным человеком.

Жанна Рамбуйе объяснила: едет на открытие музея современного искусства, в создании экспозиции которого принял участие ее добрый друг, американский коллекционер. Французский муж Жанны также едет в путешествие; они люди без предрассудков, не мещане. Тем более, у барона какие-то переговоры в Москве: брюссельские штучки, знаете ли…

Приблизился к собеседникам Алистер Балтимор, галерист.

— Увидеться с Фишманом необходимо: ваш брат арестован по иску его партнеров. За подложные экспертизы.

И Медный тоже подошел.

— Марк, вот пример исторической логики. Полюбуйтесь, как стройно: Нацбанк — война на Украине — арест имущества олигархов — музей современного искусства — Фишман — Жанна Рамбуйе — арест вашего брата, — и Медный рассмеялся, — и вуаля! — Польский профессор радовался логике исторического процесса. — Одно вытекает из другого. Ваш выход!

Забыл сюда добавить мою жену, меня и акварелиста, подумал Рихтер. Впрочем, мы в этой партии — фигуры на размен.

Медный изобразил на салфетке схему — словно объяснял студенту, как сопоставить предикаты философского рассуждения. Схема выглядела убедительно. Рихтер представлял себе иную схему: киевский еврей Клапан эмигрирует по программе, основанной на раскаянии за Холокост, в Германию, оттуда переезжает в Англию. Борется за то, чтобы Украина, с которой он уехал, вошла в Европу. Участвует в кампании, призывающей Германию и Англию разрушить Россию. Киевский еврей громче всех кричит о том, чтобы Германия стреляла в Россию. Все запутано. Рихтер был пьян и логики событий не понимал.

— Итак, отправляетесь в литерном купе — в Россию! Ну просто как Ленин и большевики — из эмиграции на Финляндский вокзал, — сказал иронический Медный.

— Присоединяюсь к компании большевиков, — сказал Алистер Балтимор, — меня ждут на открытии выставки авангарда в Москве.

— Кому-то нужно русское искусство? — буркнул бурсар. — Полагал, вопрос закрыт навсегда.

— Русская культура себя исчерпала, — согласился адмирал. — Банк лопнул, if you know what I mean. Но средства вложены, их необходимо вернуть.

— Однако забыли про портвейн, — сказал бурсар.

И руки собеседников потянулись к стаканам.

И снова прозвучало: «Мы одна семья!»

— Ой, давайте не будем притворяться! — говорила веселая Жанна, Сибирская королева. — У каждого из нас есть свои интересы в Москве!

И никто из ученых воронов Сибирской королеве не возразил. Конечно, профессор Блекфилд не брал взяток у банкира Полканова, но он консультировал советника по международным делам в парламенте, который давал нужные рекомендации премьер-министру, который был тесно связан с миллиардером, который был партнером российского олигарха Полканова с общим бизнесом в Африке. А уж каким образом вознаграждение за эти скромные услуги достигало счета профессора Блекфилда — разве это важно? Разумеется, беглый банкир Башкиров, укравший два миллиарда, не являлся «политическим беженцем», а те, кто дал ему этот статус, не пеклись о выгоде, но как-то само собой выходило так, что Башкиров покупал поместье за сто миллионов и лучшие люди Англии пили там шампанское, а профессора Оксфорда учили его детей.

Московская «семейственность» (непотизм, клановость) известна всем — неправовой общественный механизм оскорбляет демократическое сознание западного человека. Собственно говоря, речь идет о феномене, получившем в советские времена определение «номенклатура». Сходный продукт возник и на Западе: там, где понятия «номенклатура» как будто бы не существовало. Появился в западном обществе персонаж, видовыми характеристиками напоминающий представителя «номенклатуры» в России.

Появился такой персонаж по той причине, что позднейший этап капиталистического хозяйства (так называемый «сервисный капитализм») вернулся к раннекапиталистическим принципам в организации общества — обесценил профсоюзы. В организации труда возникла своего рода «рассеянная мануфактура», в которой производство выходит за пределы того общества, которое обслуживает, используя рабский труд вовне. В обществе, где роль трудящихся элиминирована за ненадобностью: ведь трудятся рабы за пределами общества — в таком обществе менеджеры создали особую страту, не нуждающуюся в тех, кем они управляют. Управляющие менеджеры связаны не трудовым процессом,