Дитя минувшего - Кристина Веда

приносил жертвы Перуну, даже возвел его в ранг высших богов и установил на горе пантеон во главе с деревянным идолом Перуна. Оба возгордились, ощутили силу. Но люди не боги, если их сердце сжал кулак власти, со временем он станет костлявой рукой разрушения. И в одну пору, князь Владимир решил, что боги должны остаться в прошлом, они больше не властны над людьми и те сами творцы своих судеб. Он поднялся на гору, где еще сам недавно возвел пантеон. Вошедший на гору с почетом идол Перуна позорно скатило с горы ополчение князя, перед этим сковав его железными цепями. От такой пощечины боги ушли в небытие, Перуна и других сильнейших заперли в ловушке, другие же божки больше не могли питаться верой людей и исчезли. А кто-то, наоборот, набирал силу, ведь мир потонул в страхе и разрушающей тишине, чем подпитывал темных божеств и духов Нави. Так мир и существовал, пока столетие назад не объявился один бог, затаивший злобу, столетиями планирующий свою месть всему человечеству. Он рос на семенах зла, преданный, отвергнутый теми, кому даровал силы и благословение. Сама его суть ожесточилась, и он отвернулся от Яви, возжелав только мести. Потому он ушел в Навь, мир мертвых, где услышал однажды пение вещих птиц. Гамаюны из покон веков прятались в кроне Векового Древа, наблюдая за мирами. Никто не мог сказать, на чьей они были стороне – они не служили ни богам, ни людям, а только судьбе. Среди их песен этот бог услышал что-то, что дало ему шанс наконец-то достичь своей цели.

Касим замолк и я в нетерпении склонилась к нему, подгоняя:

– Какой цели? Что он узнал?

Его головка отвернулась от костра. Печальные глаза-бусинки посмотрели на меня так, что сердце сжалось, а тело кинуло в жар. Сама не зная почему, но я отпрянула от Касима.

– Мне жаль, – тихо каркнул он, а трухлявая кора бревна рассыпалась под его коготками. – Я знаю лишь то, что развеял ветер и донес до моего смиренного слуха. Две обрывчатые строчки:

«Когда же нить времени вспять побежит,

Одно решение весь мир сокрушит.»

– Весь мир сокрушит… – повторила я точно заворожённая, пытаясь осознать эти строки. От них кололо что-то в сердце, что-то древнее и темное, что таилось во мне с рождения, – …вспять. О чем это?

Я предчувствовала ответ, но все равно ждала его в надежде, что ошибаюсь. И Касим ответил:

– Пятнадцать лет назад произошла трагедия. Этот бог напал на мирный дом, куда недавно нагрянуло счастье. Он использовал своих чудовищ, натравил силы Нави, но не смог получить желаемое… Из мщения он сжег дом и все вокруг дотла. Вместе с историей этой семьи сгорел целый народец – Древесницы, защитницы деревьев и жизни. Они сгорели вместе со своими подопечными – малыми Вязами, которых не покинули, даже извиваясь в агонии. Превратились в пепел. А бог исчез, так и не найдя того, что искал. Словно змий он ворвался в гнездо и разворошил его, погубив птенцов.

Слеза скатилась по щеке, и я с удивлением отметила, что плачу. Щеки горели от жара, но этот жар был не от костра, он поднимался откуда-то из моего нутра. Точно я проглотила свое прошлое, а оно не переварилось и сковало меня тяжким грузом.

Я посмотрела на огонь, вспоминая его всполохи, вспоминая длинные руки, протягивающие мне соску и успокаивая, а потом пустота…

– Что он искал?

– Ты уверенна, что хочешь знать?

– Да. Скажи.

Касим помедлил лишь на мгновение.

– Тебя.

И что-то треснуло, расколовшись внутри.

Меня.

Он сжег дом, семью и целый народец.

Из-за меня.

– Миша, я понимаю, как тебе тяжело и страшно. Именно поэтому мы и должны как можно быстрее оказаться в Нави, рядом с твоим отцом, потому что только он сможет тебя защитить. Он почти сделал это однажды и точно сделает сейчас, главное оставаться рядом с ним.

– Рядом с ним? – вспылила я, растерев слезы по лицу и развернувшись к отпрыгнувшему от меня ворону. – Я должна найти дедушку, а не прятаться в мире мертвых, как последняя трусиха! Я не стану одной из тех… из тех, – и в сознании пронеслись разутые, утомленные долгим путем и печальной судьбой полубоги. Их головы клонилась к груди от тяжести мыслей, а глаза были пустыми, безжизненными, – я отказываюсь быть полубогом, если у них такая жалкая судьба. Отказываюсь! Что еще за пророчества? Это просто детский лепет! Я отказываюсь подчиняться вашей судьбе.

– Ты боишься и правильно делаешь, но послушай, – Касим накрыл мои дрожащие руки своей шершавой лапкой и заглянул в глаза, – ты уже полубог, этого не изменить. И пока ты находишься в этом мире, опасность всегда будет следовать за тобой по пятам, такова твоя судьба. Она настигнет тебя. Но люди вокруг не должны от этого страдать, они могут стать невольными жертвами, могут погибнуть, бросившись на твою защиту. Как твой дедушка. Прости, что я это говорю, но ты должна быть готова. Мы найдем твоего дедушку, спасем его, но пока мы это делаем, тебе нужно избегать людей. Мы просто сядем на такси, доедем до реки Березовки, через которую перекинулся мост из Яви в Навь, и Хозяин Коляда со всем разберется. Посмотри на меня? Мы доедем до Нави и будем в безопасности. Там пророчество не будет действовать.

Но я отказывалась принимать то, что моя судьба решена и я была обязана остаться в Нави. Иначе стала бы такой же покинутой и забытой как те полубоги.

Потому я отвернулась, заметив, как Марк внимательно слушал наш разговор, затаив дыхание. На какую-то долю секунду он одарил меня сочувственным, но понимающим взглядом.

На долгое время мы погрузились в тишину. Она сопровождалась тихим кряхтением. Какой-то зверек рылся в поисках корешков, прячась в лесной тьме. Я тоже захотела спрятаться.

Когда огонь начал затухать, я отрешенно спросила:

– А где она, эта Навь?

– Как и все ключевые места она следует за людьми и жизненной энергией. Сейчас проход в Навь находится в старой столице – Санкт-Петербурге.

Пришлось кивнуть и сослаться на усталость. Касим сжалился, с сочувствием оглядывая меня, и отпустил прилечь в корнях старого дерева, укрывшись широким листом лопуха. Пахло потом и сырой землей.

Под треск костра все со временем разошлись по своим углам: Касим взлетел на дерево и, кажется, задремал, а вот Марк остался дозорным. Я поняла это по вздохам и шелесту листьев, на которых он каждые полчаса пересаживался удобнее.

Когда ночное небо было утянуто в бок чьей-то