Юность Пикассо в Париже - Гэри Ван Хаас

Сад этот был частью ансамбля Люксембургского дворца, построенного в 1615 году на бывших землях герцога Люксембургского, для Марии Медичи.

Иногда по утрам Пабло и Фернанда нанимали коляску и отправлялись за город любоваться природой, а днем ходили по музеям, изучая живопись и скульптуру.

После долгой дневной прогулки они возвращались в студию в Бато-Лавуаре, и Пабло работал. Их комната была хоть и маленькой, но уютной. Конечно, двоим в ней было тесновато, но они с этим свыклись. Во всем здесь чувствовалась рука женщины: в студии всегда стояли вазы с простыми свежими цветами, которые влюбленные собирали во время прогулок. Случалось, в хорошую погоду они, захватив маленькую корзину с сыром, фруктами, свежими багетами или круассанами, с оливками, вяленой рыбой или жареным цыпленком и ветчиной, когда могли себе это позволить, проводили долгий, праздный день, закусывая и выпивая на берегу реки. Они беседовали и строили планы, наблюдая за прохожими, – для Пабло это было славное, счастливое время.

Воллар все еще брал у него работы, но дела шли неважно. В те месяцы, когда рядом с Пабло была Фернанда, продать удавалось мало. Молодой художник был близок к отчаянию, его охватило разочарование, и жить с ним стало невыносимо трудно. Часто можно было увидеть, как он с пачкой холстов под мышкой взбирается по крутым ступеням, преодолевая пять лестничных пролетов, ведущих в его каморку. Там он обычно заставал Фернанду, благоухающую духами. Она сидела перед маленьким зеркалом и расчесывала свои длинные прекрасные волосы.

Усталый Пабло вошел, положил холсты, снял черную куртку на трех пуговицах и рухнул в кресло.

Фернанда так и осталась сидеть у туалета, расчесывая волосы. Ее глаза с любопытством следили за отражением возлюбленного в зеркале.

– Как сегодня было у Воллара?

– Неважно. Ему не нравятся мои розовые картины.

Фернанда опустила щетку, подтянула свои бежевые шелковые чулки и поправила туфли.

– Возможно, проблема – в предмете, – предположила она. – Напиши что-нибудь светлое и счастливое, и тогда, может быть, твои работы станут покупать.

Пабло обиделся.

– И пойти на компромисс, предать искусство ради торговли? Ни за что!

Фернанду эти слова возмутили. Она встала и плотнее запахнула халат.

– Прекрасно! И что же мы будем есть? Если бы не великодушие наших друзей, нам пришлось бы голодать.

– Я больше не желаю слышать эту чепуху! – вспылил Пабло, потянувшись за не докуренной сигаретой в переполненной пепельнице. – Я устал.

– Ах, ты устал? Что ж, я тоже устала!

И Фернанда надела платье, потом пальто и подошла к двери. Пабло схватил ее за руку, тревожно заглядывая ей в глаза. Он испугался.

– Куда ты идешь, женщина?

– В кафе, если не возражаешь. И почему я должна давать тебе отчет? – сказала она, выдергивая руку. – Ведь это я оплачиваю наши счета!

– Постой, вернись, – умолял Пабло. – Я не хотел…

Фернанда холодно посмотрела на него.

– Мне нужно немного побыть одной. У тебя – своя работа, у меня – своя.

– Я все понимаю… Мне и самому это не нравится. Все эти денежные проблемы… Я их терпеть не могу.

– Ну, привыкай, такова жизнь, – сказала Фернанда и вышла из комнаты.

В этот вечер на Монмартре, около популярного нового кабаре «Мулен-Руж», по бульвару взад и вперед катились коляски, запряженные лошадьми. Над Сеной поднимался легкий туман, уличные лампы заливали янтарным светом мокрые, мощенные булыжником улицы. Здесь, вдоль деревьев, по вечерам прогуливались влюбленные и проститутки, а обнищавшие уличные художники продавали свои картины. Многие из них жили и работали на окраинах, платя за жилье сообразно тому, сколько удавалось выручить с продажи своих творений, которые изредка покупали ценившие искусство прохожие.

Фернанда, стоя в тени большого фонтана, украшенного статуей Венеры, беседовала с хорошо одетым господином в шляпе с высокой тульей, которого дожидалась коляска с кучером. Они обменялись несколькими словами, Фернанда кивнула и забралась в коляску.

Ближе к ночи Фернанда, осторожно открыв дверь, вошла в каморку Пабло. Там было темно. Девушка зажгла свечу и увидела спящего художника. Его одежда валялась рядом, на голом деревянном полу.

Фернанда сняла с полки Библию, вытащила из-за пазухи деньги и положила их между страницами, затем разделась и, задув свечу, улеглась спать.

Глава 24

Вечер у Герти

Писательница и меценатка Гертруда Стайн родилась 3 февраля 1874 года в Пенсильвании. Среди писателей XX века она была одним из самых значительных, влиятельных и одаренных.

Дочь богатого коммерсанта, Гертруда провела детство в Европе вместе со своей семьей, а затем поселилась в Калифорнии, в Окленде. В 1898 году она окончила колледж Рэдклифф со степенью бакалавра. В колледже Стайн изучала психологию под руководством Уильяма Джеймса, идеи которого оказали влияние на всю ее жизнь. Потом она продолжила образование в Школе медицины Джонса Хопкинса.

В 1903 году Гертруда переехала в Париж к своему брату Лео, и они начали коллекционировать живопись постимпрессионистов, тем самым помогая некоторым начинающим художникам, таким как Анри Матисс и Пабло Пикассо. Гертруда и Лео устроили знаменитый литературный и художественный салон в доме № 27 по улице Флерюс. В 1912 году Лео уехал в Италию, во Флоренцию, забрав с собой много картин. Гертруда осталась в Париже со своей компаньонкой Алисой Токлас, с которой познакомилась в 1909 году. Они стали друзьями на всю жизнь.

Гертруда писала уже многие годы и в 1909-м начала публиковать свои новаторские произведения: «Три жизни», «Становление американцев: Из истории одной семьи» и «Нежные пуговицы: Предметы, еда, помещения».

Она намеренно пыталась использовать в своей прозе методы живописной абстракции и кубизма. В результате, по мнению многих исследователей, ее произведения почти недоступны для понимания даже самых интеллектуальных читателей.

В просторной гостиной Гертруды собралась небольшая компания: кто-то сидел в креслах и на диване, кто-то стоял, некоторые гости были заняты серьезным разговором. Комнату украшали большие полотна современных художников, у дальней стены был накрыт стол с обильным угощением, возле которого беседовали Фернанда и Аполлинер.

Проворный официант в красном жилете, в белом галстуке-бабочке скользил между группами гостей с серебряным подносом и разливал по бокалам «Вино Мариани» [25]. Он наполнил бокал Пабло, который сидел и слушал сбивчивую речь Гертруды, вещавшей о фовизме.