Том 7. Моникины - Джеймс Купер

— Так вы разрешаете мне назвать такую посудину «Янки»?

— Называйте ее как хотите, коммодор. Но я бы предпочел сказать, что это «Дебби и Долли» из Станингтона; так называлась моя погибшая шхуна. Что ж, все мы не так уж прочны, и человек с самыми сильными легкими тоже не дельфин, чтобы плыть, держа голову под водой!

— Мистер Пок, разрешите спросить вас, где вы научились так чисто говорить по-английски?

— В Станингтоне. Только дома, больше нигде! Все мое образование домашнее. Похвастать ученостью я не могу. Но по части навигации или как найти дорогу вокруг света, тут мне краснеть не приходится. Скажем, есть люди, которые хвастают своей геометрией да астрономией, а по мне все это не очень надежно. У меня способ такой: если надо куда-нибудь плыть, я хорошо замечу себе это место, а потом держу курс прямо на него. На морские карты я обращаю мало внимания; они часто лишь с толку сбивают. А уж если выйдет у вас беда из-за неверных карт, так сразу полное крушение! Полагайся на себя и на человеческую природу — вот мое правило! Но все-таки я признаю, что компас — штука полезная, особенно в холодную погоду.

— В холодную погоду? Но какое это может иметь значение?

— Видите ли, мне кажется, что на морозе притупляется чутье. А может, это просто воображение: я дважды терпел кораблекрушение, и оба раза — летом и средь бела дня. Был шторм, и спасти нас могла бы только перемена ветра.

— И вы предпочитаете такой своеобразный способ кораблевождения?

— Предпочитаю его всякому другому, особенно когда промышляю котиков. Это и есть мое настоящее занятие и лучший способ открывать новые острова; всем известно, что мы, котиколовы, всегда высматриваем их.

— А разрешите спросить вас, капитан Пок, сколько раз вы огибали мыс Горн?

Моряк скользнул по мне ревнивым взглядом, как будто мой вопрос показался ему подозрительным.

— Ну, это к делу не относится. Может, я не огибаю никаких мысов, а может, огибаю. В южные моря я с моим судном добираюсь, а как — это не важно. Шкура котика имеет на рынке свою цену, хоть у меховщика может и не быть лексикона, где указано, по какому пути ее везли.

— Лексикона?

— К чему лишние слова, коммодор, если люди и так понимают друг друга? Это сухопутное путешествие заставило-таки меня шевелить мозгами. Сами понимаете, мне случалось странствовать среди туземцев, которые по-нашему ни в зуб толкнуть. Так вот я захватил с собой со шхуны лексикон, вроде как бы сухопутную лоцию. Как они начнут лопотать, я им сейчас же обратно той же монетой в надежде, что скажу что-нибудь им по вкусу. Вот отчего я стал теперь словоохотливее.

— Удачная мысль!

— Да уж наверно. Это сейчас и подтвердилось. Ну, теперь я довольно подробно объяснил, кто я такой и чем промышляю; пора и мне спросить вас кое о чем.

— Спрашивайте, капитан! Надеюсь, ответы вы найдете удовлетворительными.

— Как вас зовут?

— Джон Голденкалф, по милости его величества — сэр Джон Голденкалф, баронет.

— Сэр Джон Голденкалф, по милости его величества— баронет… Баронет — это такая профессия? Или что это за штука такая?

— Это мое звание в королевстве, подданным которого я являюсь.

— Я, кажется, понимаю, к чему вы клоните. В вашей стране каждый человек приписан к своему месту, вроде команды на судне. В этом вашем королевстве у каждого своя койка, как на тюленебойной шхуне.

— Совершенно верно! И вы, наверное, согласитесь, что этот способ обеспечивает порядок, приличное поведение и безопасность среди моряков.

— Конечно, конечно! Но мы набираем команду и распределяем обязанности заново на каждое новое плавание, смотря у кого какой опыт. Не думаю, чтобы вышел толк, если бы даже в камбузе сын наследовал место отца, а вот беспорядку было бы хоть отбавляй.

Тут охотник на котиков начал сыпать вопросами, которые он задавал с такой энергией и настойчивостью, что, боюсь, от него не остался скрытым ни один факт из моей жизни, кроме того священного чувства, которое связывало меня с Анной. До него не мог добраться даже этот инквизитор из Станингтона. Короче говоря, обнаружив, что вырваться от него мне не удастся, я превратил необходимость в добродетель и стал выдавать свои тайны, как кусок дерева в тисках отдает свою влагу. Едва ли возможно было для человека моего духовного склада, под действием подобной пары моральных винтов, не обмолвиться хотя бы намеком о мыслях, меня занимавших. Капитан пошел по этому следу и начал кидаться на мою теорию, как бульдог на морду быка.

По его настоянию я объяснил ему мою систему. После некоторых общих замечаний, необходимых для ознакомления с ее руководящими принципами, я дал ему понять, что давно уже подыскиваю человека вроде него для цели, которую я теперь открою читателю. Правда, я вел переговоры с Тамамамаа и вкладывал деньги в жемчужные и китобойные промыслы, но, в общем, мои отношения с той частью человечества, которая обитает на островах Тихого океана, на северо-западном побережье Америки и на северо-восточных берегах Старого Света, были налажены весьма слабо. А тут провидение столь странным образом послало мне человека, который мог бы там все наладить и устроить. Поэтому я без обиняков предложил снарядить экспедицию частью торгового, частью исследовательского характера для расширения моих интересов в этом неизведанном направлении, а во главе ее поставить моего нового знакомого. Десяти минут серьезного объяснения с моей стороны было вполне достаточно для того, чтобы мой собеседник уловил основные черты моего плана. Когда я завершил этот призыв к его предприимчивости, он ответил мне своим излюбленным восклицанием:

— Король!

— Я нисколько не удивляюсь, капитан Пок, что ваше восхищение проявляется таким образом. Вас, конечно, поразили величие и простота этой филантропической системы. Могу ли я рассчитывать на ваше содействие?

— Это нечто новенькое, сэр Голденкалф…

— Сэр Джон Голденкалф, с вашего разрешения, сэр. — Нечто новенькое, сэр Джон Голденкалф. Тут нужна осмотрительность. Осмотрительность в делах — единственный правильный курс, чтобы избежать недоразумений. Вы хотите, чтобы ваше судно, каким бы оно ни было, повели в неведомые воды, а я, естественно, хочу направить свой корабль прямо в Станингтон. Вы видите, что наша сделка с самого начала находится в апогее.

— За деньгами у меня дело не станет, капитан Пок.

— А, вот эта мысль сразу же приводила и более трудные переговоры в перигей, сэр Джон Голденкалф! Деньги для меня всегда сторона существенная, а сейчас, должен признаться, даже более, чем обычно. Однако, когда джентльмен расчищает дорогу с такой щедростью, как вы, сэр, можно считать, что сделка уже почти состоялась.