В плену пертурбаций - Алан Фостер

– Когда выступаем?

– Если вы не против, завтра утром.

– Отлично. Я встаю вместе с солнцем. Надеюсь, задержек не будет.

– Еще одна торопыга, – буркнул Мадж. – И почему мне вечно попадаются те, кто не умеет наслаждаться жизнью?

– Когда решается судьба мира, тут уж, Мадж, не до наслаждений.

– А нужно ли его спасать, приятель? – справился выдр, потягиваясь и зевая. – Ведь мир-то давным-давно чокнулся, как и все вокруг. Знаешь такую поговорку: «Ошалела вся семья, ты в порядке лишь да я»? Так вот, насчет тебя я чтой-то не уверен.

– Ты распинался перед Дормас по поводу нас с Клотагорбом, – произнес Джон-Том. – Скажи-ка мне, только честно: ты и впрямь настолько переменился или попросту сообразил, что с нами тебе будет спокойнее всего?

– Приятель, до чего ж ты, однако, занудлив, аж тоска берет! Ты ж знаешь, как быстро мне все прискучивает. А в Оспенспри народ как на подбор – одна рожа мутнее другой; вдобавок облако это треклятое, чтоб ему пусто было! Походил бы с горбом, поглядел бы я на тебя! Небось мигом бы удрал: фьють – и нету.

– Странно, что я не догадался сразу. Ты печешься не о других, а о собственной шкуре.

– Парень, – заявил Мадж, подмигнув юноше, – я бы не пришел даже на твои похороны, если бы мне сказали, что там не выйдет стибрить и носового платка. Я думал, ты меня знаешь.

– Пожалуй, я рад это слышать, а то мне показалось, что ты от пертурбации слегка повредился в уме.

– Кто, я? Паренек, старина Мадж крепок, как горы, свободен, как ветер в поле, и надежен, как земля под ногами!

Внезапно земля под ногами, о которой упоминал Мадж, сгинула, словно ее и не было. Джон-Том обнаружил вдруг, что плавает в полупрозрачной зелено-голубой воде и лицезреет нечто похожее на маленькую барракуду.

Справа от него трепыхался жирный ушастый окунь, рядом с которым дрейфовал заключенный в раковину реликт той далекой поры, когда на планете доминировали рыбы и прочие обитатели моря. Юноша попытался было сохранить равновесие, но вскоре сообразил, что сохранять, собственно, нечего, тем более что он не тонет. Он пошевелил плавниками: сперва спинным, затем боковыми и, наконец, брюшным, вызвав немалый интерес у наблюдавших за ним Клотагорба, Дормас и Маджа.

Неожиданно мимо Джон-Тома промелькнула крохотная рыбка с переливчатой чешуей. Она устремилась к Клотагорбу и начала выписывать вокруг того сверкающие круги.

– Я боюсь! – захныкала она голосом Сорбла.

– Успокойся, – посоветовал Джон-Том. – Мы переживали и не такое.

– Тебе легко говорить, – простонал Сорбл. – Хозяин проводит в воде много времени, как и твой усатый друг, а я привык летать, а не плавать.

– Думаешь, ты один оказался в столь незавидном положении? Я ведь тоже не большой любитель воды, не говоря уже о Дормас.

– Однако ты часто купаешься, – возразил Сорбл. – Среди моих сородичей есть такие, кто обожает воду – бакланы или там утки, – но сам я терпеть ее не могу. О, как мне плохо!

– Да заткнись ты, губошлеп пернатый! – рявкнул разозлившийся Мадж.

– По-твоему, я в восторге от плавников? Кстати сказать, измени океан свой цвет на бутылочный, ты бы, сдается мне, живо бросил пускать нюни, благо бутылка для тебя все равно что дом родной! Хватит ныть!

– Я вот-вот умру от страха, а он обзывается, – пожаловался несчастный Сорбл.

– Не нервничай, – проговорил Джон-Том, чрезвычайно заинтригованный новизной обстановки. – Пертурбация скоро кончится.

– Неужели? С чего ты взял? Или ты сейчас что-нибудь споешь и сыграешь нам на своем чудесном инструменте?

Джон-Том скосил глаза на дуару: та превратилась в темно-зеленый лист какой-то водоросли.

– А может, – продолжал Сорбл, – хозяин сделает что-нибудь эдакое?

Ведь у него в запасе столько всяких штучек! Но ты вспомни, что случилось с Оспенспри. А если снова произошло то же самое, только на иной манер? Тогда мы насегда останемся рыбами и будем жить в этой противной воде! – Он завершил очередной круг, покинул Клотагорба и ринулся к Маджу и Дормас. – Вы можете говорить что угодно, но плавать – вовсе не летать. Я…

Сорбл не докончил фразы. Джон-Тому почудилось, что в голове у него, где-то поблизости от глаз, раздался щелчок. Плавники исчезли заодно с океаном, и все вновь очутились в задней комнате обиталища Дормас.

Хозяйка стойла озадаченно воззрилась на юношу, затем перевела взгляд на Клотагорба. Мадж от неожиданности пошатнулся, но устоял на ногах.

Что касается Сорбла, ему решительно не везло. Вместо того чтобы спокойно держаться на одном месте, он сновал туда-сюда, а потому, когда пертурбация завершилась, не смог замедлить движения и врезался в стену, после чего рухнул на пол, зажмурился и обхватил голову крыльями. Как ни удивительно, он улыбался. Еще бы – у него снова появились крылья, а от ненавистной воды осталась лишь малая толика влаги в поилке Дормас.

– Я предупреждал вас, – произнес Клотагорб. – Пертурбации могут быть опасны сами по себе даже в том случае, если они кратковременны.

Поэтому просто необходимо соблюдать спокойствие и не делать резких движений. Думаю, все согласятся со мной: причина подобной осторожности очевидна. – Он махнул лапой в сторону Сорбла. – Благодарю за наглядный пример, ученик.

– Подавитесь вы своим примером, – пробурчал Сорбл, но так тихо, что волшебник его не услышал.

– Итак, все решено, – подытожил чародей, протягивая лапу Дормас. Та ткнулась носом ему в ладонь. Сделка состоялась.

– Встречаемся завтра утром. Где вы остановились?

Клотагорб назвал лошачихе трактир.

– Мы хотели бы выйти в путь сразу после завтрака.

– Договорились.

– Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным и взаимовыгодным.

– А я надеюсь, что успею добежать до толчка, – отозвалась Дормас. – Прошу прощения. – Она повернулась и скрылась за ширмой, которая отделяла дальнюю часть комнаты.

После столь необычного прощания путники направились в трактир, чтобы собрать пожитки и подготовиться к долгому и трудному подъему, который предстоял поутру. Едва они вышли на улицу, как обнаружили, что находятся в центре внимания горожан, которые немедленно признали в них своих спасителей. Больше всего любопытных взглядов досталось на долю Клотагорба, чей панцирь в результате словно увеличился в размерах.

Волшебник был из тех, кто не упускает ни малейшей возможности понежиться в лучах собственной славы. Сорбл парил в вышине; он летел прямее обычного, ибо краткая инкарнация в образе обитателя моря потрясла филина до глубины души и несколько отрезвила.

Воспользовавшись моментом, Мадж подобрался поближе к Джон-Тому, чтобы поболтать без боязни быть подслушанным.