Чужая луна - Игорь Болгарин

— Твой флот, Мустафа? — пошутил Слащёв. — С кем воевать собираешься?

— Мы — народ мирный. Мы не любим воевать.

— А в пятнадцатом, на Галлиполийском полуострове?

— Ну, если на нас нападают, — они прошли мимо беседки, оплетенной виноградной лозой, Мустафа мимоходом сказал: — Если доживете у меня до весны, здесь, в этой беседке, проведете лучшие дни своей жизни. Здесь очень красиво, но особенно весной.

От беседки они прошли к беленькому, почти что игрушечному домику, одному из трех, стоящих на территории двора.

— Пройдемте сюда. Я думаю, в этом домике вам будет уютно.

Домик и в самом деле был чистенький, вероятно, только построенный. Мебель тоже была новая, недавно сюда завезенная.

Когда они вновь вышли во двор, Мустафа спросил:

— Так что вы скажете мне теперь?

— Не «Империал», — с некоторым пренебрежением сказал Слащёв. Он помнил, что у него в кармане нет даже пятидесяти лир, чтобы заплатить за сегодняшнюю ночь.

— Но и пятьдесят лир — это не сто, которые вы бы платили в «Империале» за самый дешевый номер, — Мустафа огорченно покачал головой. — Я понимаю: вы — генерал. Вы избалованы большими деньгами и роскошными апартаментами.

Слащёв понял, что в своем стремлении сбить цену он перестарался. И поэтому сказал:

— Нет, почему же! Жить, конечно, можно, но…

— Я вас понял! Сорок лир в сутки! И не будем больше торговаться! — торжественно провозгласил Мустафа, и добавил: — Сбавляю цену только потому, что вы мне понравились. Но при этом прошу выдать мне хотя бы небольшой аванс. Есть, знаете, такой закон, который я не хотел бы нарушать.

— Ну, что ж. Закон есть закон, — спокойно, не моргнув глазом, сказал Слащёв и при этом подумал, что той мелочи, которую ему оставил Василий, даже на жалкий аванс, конечно, не хватит. Но и уезжать отсюда на ночь глядя уже не хотелось.

— Видишь ли, деньги англичане переведут мне только завтра, — Слащёв одновременно продолжал лихорадочно соображать, что еще можно предпринять, если Мустафа заупрямится.

«Остается единственное: ехать в посольство, там фамилия «Слащёв» еще может открыть ему дверь какой-нибудь комнаты. Но есть еще извозчик и этот калмык, который потратил на него едва ли не полдня. С калмыком он еще бы как-нибудь договорился, ему терять особенно нечего. А вот извозчик пролетки? Он вряд ли согласится за имеющуюся у него мелочь отвезти их на улицу Истикляль, в российское посольство».

И тут вдруг его осенило: часы! Те самые, золотые, подаренные ему генералом Соболевским.

Слащёв поднял глаза на янычара и спокойно сказал:

— К сожалению, деньги… фунты стерлингов… мне доставят только завтра утром…

И он увидел, как глаза Мустафы потеряли свой блеск, выцвели, поскучнели.

— Но… — продолжил Слащёв. — Но у меня есть одна безделушка, которая, возможно, тебя заинтересует.

Он сунул руку в карман, нащупал цепочку и поднял над собой подарок генерала Соболевского. Часы на цепочке слегка раскачивались и поворачивались. Последние лучи вечернего солнца вспыхивали и переливались на его гранях, и эти отблески отражались в хищных глазах янычара.

— Золото? — сдерживая волнение, безразличным тоном спросил Мустафа.

— Разве не видно?

— На ходу?

— Странный вопрос. Я их выиграл в покер у великого князя Александра Александровича. Я так думаю, великий князь плохие часы носить бы не стал.

Слащёв еще раз слегка подкрутил цепочку, и часы снова медленно и тяжело сделали оборот, рассыпая вокруг себя золотые отблески.

— Сколько? — сглотнув слюну, спросил Мустафа.

— Нравятся, — убежденно сказал Слащёв.

— Назовешь приемлемую цену, куплю. А нет — не судьба.

— Сойдемся. Для начала, расплатись с извозчиком, — Слащёв затем указал взглядом на Жихарева. — И этому, твоему агенту, откинь от своих щедрот. Только сначала пусть занесут в дом вещи.

Мустафа и Жихарев удалились. Слащёв остался один. Он смотрел вниз, туда, где совсем близко, в заливе Золотой Рог, догорал его первый константинопольский день.

Глава восьмая

Количество кораблей российской эскадры, отдавшей якоря в заливе Мод и возле Принцевых островов, постепенно уменьшалось.

Несколько кораблей ушли в Сербию, которая пообещала принять у себя несколько тысяч беженцев.

Болгария, Румыния и Греция известили французское оккупационное командование, что могут принять у себя восемь тысяч беженцев — и еще несколько небольших судов огласили залив своими прощальными гудками.

Довольно не просто проходили переговоры Врангеля с французами и англичанами по поводу размещения армейских соединений на полуострове Галлиполи, на острове Лемнос и в Чаталджи.

Согласившись вначале разместить Первый армейский корпус на полуострове Галлиполи, французы снова и снова пытались переподчинить русскую армию себе.

Казалось, завершены все согласования и армия вот-вот отправится к месту своего постоянного размещения, как вдруг Врангель получил срочный пакет, в котором содержался новый приказ полковника Дюпре. В нем русское командование извещалось, что в каждом лагере (в Галлиполи, в Чаталджи и на Лемносе) учреждается должность командующего лагерем и эту должность будет исполнять французский офицер. «При этом офицере будет состоять русский комендант лагеря, который будет во всех случаях ему подчинен, каковы бы ни были их чины и звания», — говорилось в приказе.

Дважды перечитав приказ, Врангель так и не понял, зачем все это? Может, это полковник Дюпре все еще не мог успокоиться после своего унижения при первой встрече с русским генералом и всячески пытался ему мстить? Не похоже. Скорее всего, этот приказ тоже вписывался в те намерения французов потихоньку, не торопясь, уничтожить русскую армию.

Взбешенный этим приказом, Врангель в тот же день встретился с генералом Шарпи. Переводчика на это время в штабе не нашлось, и Врангель, вопреки всем своим правилам, перешел на французский, который неплохо знал, но из-за отсутствия постоянной языковой практики говорил медленно, иногда подолгу вспоминая нужные слова.

— Прошу мне объяснить, что бы это могло значить? — гневно спросил он, передавая французу приказ. — Это мелочная опека или тотальный контроль? Комендантом лагеря в Галлиполи мною уже назначен генерал-лейтенант Гореликов. Приказам какого французского лейтенанта он будет обязан подчиняться? И чьим приказам обязан подчиняться я? Полковника Дюпре?

Пробежав глазами приказ, генерал Шарпи смущенно сказал:

— Прошу прощения, генерал, этот приказ я сегодня же отменю.

— Еще раз попытайтесь меня понять, — продолжил наступать на Шарпи Врангель. — Русская армия — это русская армия и ничьим приказам, кроме приказов российских командиров, она подчиняться не будет.

Генерал Шарпи нахмурился, тон Врангеля показался ему обидным.

— Но ведь есть еще целый ряд вопросов, которые, хотим мы или нет, должны как-то урегулировать, согласовать.

— Согласовывать — да! — согласился Врангель и тут же добавил: — И только! Соблюдая при этом дружеский и неунижающий тон. Мы не Абиссиния и не Трансильвания, прошу все же это учитывать.

Сославшись на занятость, Врангель отказался позавтракать вместе с Шарпи и собрался уходить. Шарпи поднялся, чтобы проводить Врангеля к пирсу. В пути он примирительно сказал:

— Я понимаю вас, армия порядком подустала от этой бивуачной жизни на воде. Почему же вы сегодня не задали мне вопрос, который часто задавали в эти дни?

— Когда? — спросил Врангель.

— Принято окончательное решение: с завтрашнего дня начинаем расселять вашу армию. Надеюсь, эта весть несколько улучшит ваше настроение.

— Не та новость, которая может повлиять на настроение, — скупо сказал Врангель.

Едва Врангель вернулся на «Лукулл», как ему доложили о новой неприятности. Откуда-то узнав, что на следующий день корабли покинут залив Мод и увезут войска в места их постоянного проживания, небольшая часть солдат и офицеров взбунтовалась. Выяснилось: они подписали контракты с французским Иностранным легионом и настаивали на том, чтобы их переправили на берег.

Врангель решил: вступать в конфликт с французами еще и по этому поводу не имело смысла, и к вечеру около двух тысяч русских солдат и офицеров оказались на берегу, где их принимали французские вербовщики и уводили в заранее подготовленные в порту казармы.

Закипела также подготовка к отплытию из Константинополя. Путь до полуострова Галлиполи был недальний, немногим больше ста миль. Домашнее дело. Но русские военачальники предварительно там не побывали. Поэтому никто толком не знал, что представляет этот полуостров сегодня, насколько он пригоден для проживания крупного воинского подразделения.