Нариманов - Илья Дубинский-Мухадзе

Вслед за августейшим решением на город обрушиваются еще всякие напасти. Неистовая эпидемия чумы, чудовищный пожар, перекинувшийся с лесных пристаней на сплошь деревянные дома обывателей, бунт, окрещенный летописцами холерным, ибо начался с разрушения и поджога холерных бараков.

Что бы там ни было, ссыльных везут. Доставляют всяким транспортом, круглый год. Чинов и званий лишенных. Порою и собственного имени. Революционные демократы, народники, эсдеки идут вереницей… Николаи Чернышевский… Виднейший русский экономист Василии Берви-Флеровский… Сотрудник журнала «Русское богатство» Петр Голубев… Слушательница Высших, женских курсов, перед тем бежавшая от родителей, во что бы ни стало желавших постричь ее в монашки; корреспондент «Искры»; агитатор «Военки» — военной организации при Петербургском комитете большевиков; главный специалист по боям на баррикадах в дни Декабрьского сооруженного восстания в Москве — маленькая хрупкая Ольга Варенцова.

Учительница вечерней воскресной школы за Невской заставой в Питере, чьи симпатии делятся почти поровну между экзотическим садоводством и гонками на лодках под парусами. В плаванье и гребле не уступит мужчинам. Многие другие достоинства перечислены в досье департамента полиции: «Исполняет все крайне конспиративные поручения. Явки ЦК, переписка с заграницей. Центральное лицо большевистского центра (партийная кличка «Дяденька», в наблюдении «Железная»)». Дочь известного русского врача Лидия Книпович. Давний близкий друг Владимира и Надежды Ульяновых.

Неустанными заботами властей предержащих астраханская ссылка постоянно обеспечена присутствием твердых в убеждениях, многоопытных подпольщиков. Тех, кто в отчаянных условиях головы не клонит, остается самим собой. Человеком, революционером.

Близится к концу срок ссылки Дяденьки, а уже доставлен под надлежащей охраной Иннокентий — Иосиф Дубровинский, находившийся в «сфере полицейского наблюдения» с пятого класса реального училища. В не очень далеком будущем член Центрального Комитета большевиков, один из редакторов «Пролетария».

В новом, котором по счету, ответить слишком затруднительно, пополнении колонии астраханских ссыльных — Розалия Землячка. Тоже из ЦК большевиков…

…Уже после того как пушка на Арсенальной горе известила, что в присутственных местах и модных магазинах барона фон Кученбаха пора опускать жалюзи и тифлисцам приниматься за обед, в неурочное, таким образом, время подследственного Нариман-бека Нариманова требует ротмистр Лолиашвили.

— Приказано доставить с вещами, — сообщает заключенному дежурный помощник начальника тюрьмы. — Если угодно и наличность позволяет, сопровождающий городовой посвистит фаэтонщику. Сами знаете — далеко.

— Да, да, далеко, — машинально подтверждает Нариманов.

Далеко-далеко в мальчишечьи годы, прильнув к дверям родительских тесных комнат, он с обостренным любопытством и немалым страхом разглядывал темную громаду, что высится на противоположном обрывистом берегу Куры. Глухие стены, постоянно запертые ворота. Караулы… Женщины и дети, часами чего-то ожидающие до плотной темноты… На его расспросы взрослые отвечали нехотя: «Это старая крепость. Она защищала Тифлис от чужеземных врагов. Теперь тюрьма… Тебе не понять, рано еще…»

Как-то мальчик похвалился перед дядей Али-мирзой:

— Я знаю. Туда солдаты в белых, рубахах приводят воров и разбойников. На руки и ноги им надевают цепи.

— Ты прав, мальчик. Они закованы. Их очень боятся. В другой раз, начав учиться у Фаттах-муэллима, он настойчиво требует, чтобы мать подтвердила:

— Метехи — это только для разбойников, да? Невиновного человека в темницу не запирают, да? Почему молчишь?

Терпеливейшая из матерей, Халима-ханум не выдерживает:

— Бедного человека недолго назвать разбойником. Кто защитит? Аллах милосердный не успевает!.. Так я, женщина, понимаю… Лучше почитай мне что-нибудь не очень грустное…

Далеко-далеко… Из забранных частой решеткой метехских окошек постоянно видится детство. Нагорный квартал, веранда, повисшая над узким двориком, мальчишка, донимающий мать нескончаемыми вопросами, крутые тропинки, по которым можно быстро добежать до Шайтан-базара с завтраком для отца.

У базара старый мост выходит на правый берег. Небольшой подъем — и Вельяминовская улица. Трехэтажный дом полиции и жандармского управления. Государственному преступнику доктору Нариман-беку Нариманову дозволено подъехать туда на фаэтоне. С городовым и вещами.

Ротмистр сама любезность. Елейные расспросы о здоровье, об условиях содержания. Тонкий намек на прискорбный инцидент, имевший место несколько недель назад. Тогда стало известно, что стеснительный Нариманов проделал весьма коварную штуку с почтенным начальником Метехского замка. Убедил дать ему разрешение заниматься с арестантами из низших слоев, сплошь неграмотных. А он-де знает три языка, и долг учителя, врача, всякое такое… Не жалеет сил, ходит себе по камерам… Спасибо, доложил надежный субъект, какую такую азбуку преподает человеколюбивый доктор. В чистом виде политика! Начальник, естественно, определил голубчика в одиночку. На строжайший режим.

Ну, сегодня это уже несущественно. Поскольку его высокопревосходительство Петр Аркадьевич Столыпин изволили назначить Нариманову взамен дальней сибирской ссылки всего ничего — водворение в Астрахань. Можно только поблагодарить судьбу, что не приказано взыскать за неудачный исход следствия.

— Надлежащими властями вам определена высылка… Никаких отсрочек… По прибытии явитесь к господину астраханскому полицеймейстеру. Получите дальнейшие распоряжения. Засим прощайте… Новая встреча не в ваших интересах, доктор!

— Благодарствую, господин ротмистр!

Еще пустяковая формальность:

«Господину Астраханскому полицеймейстеру.

Сообщаю Вашему Высокоблагородию, что административному ссыльному Нариман-беку Нариманову вместе с сим выдано проходное свидетельство на следование со всей семьей в г. Астрахань. О прибытии его прошу уведомить.

30 сентября 1909 г. № 7269.

За начальника отделения (подпись)».

Со всей семьей. Он до сих пор не женат. Родителей давно нет в живых. А семья многочисленная, дружная, шумная. Четверо сирот старшего брата Салмана, того, кто в первую студенческую весну Нариманова приезжал навестить его в Одессе, заботливо прихватив с собой тайные листки, воззвания, карикатуры. Салман скоропостижно скончался в типографии у наборных касс. Уже после его смерти родилась девочка Ханум. Через несколько недель не стало и вдовы Салмана Салтанет. Все заботы о сиротах легли на плечи дяди Наримана. На его попечении и дочь овдовевшей сестры Сакине — Тура, и сын потерявшей мужа сестры Марзии — Гасым. Всех надо обласкать, накормить, одеть. Старших отдать учиться…