Все продается и покупается - Марина Серова

Пока кофе остывал, я сорвала резинку и развернула бумагу. Его превосходительство мог бы расщедриться и на «зеленые»!

В свертке оказалось ровно двести пятьдесят тысяч отечественными в купюрах среднего достоинства. Вот, значит, в какую сумму Виктор Сергеевич оценил мою покладистость. За работу я запросила меньше.

С удовольствием прихлебывая крепкий кофе, я острее ощутила свою раздвоенность. Теперь меня грызло сомнение, что же делать: переключиться на приятные хлопоты по распределению и пристраиванию денег или, вопреки всему, продолжать поиски Иллариона, в которых, надо признаться, я пока не шибко-то продвинулась. Особенно если взглянуть со стороны. Препоганое состояние!

Нацежу-ка я еще чашечку моего любимого напитка и, под него, брошу кости, спрошу совета у них.

7+14+27. Что-то не хочется напрягать память.

Лениво полистав книгу, я нашла расшифровку. Смысл не сразу дошел до меня. А когда это произошло, я осталась равнодушной, потому что толкование сомнений не развеяло.

«Сдаваясь на милость врагу, стремятся оговорить условия капитуляции, облегчающие участь побежденных. Но никогда после сдачи своих позиций побежденный не оказывается в выигрыше. Почетных капитуляций не бывает».

– И что из этого следует? – спросила я себя, позевывая. – Гордо швырнуть деньги под стол, поехать к Щипачеву и потребовать объяснений, шантажируя его мафией? Или действительно «сдать» его бандитам, ко всем чертям? – Я зевнула шире прежнего. – Раз от разу глупее! – равнодушно подвела я итог, поднялась и, прихватив с собою чашку, заковыляла в комнату, к креслу и пледу.

Коньяк и расстройство подкосили меня.

Спала я недолго, не более полутора часов, но проснулась свежая, собранная и целеустремленная. Сон как будто выветрил, уничтожил сомнения, и на все вопросы родился один-единственный простой и ясный ответ: надо установить, что произошло с Илларионом Борисовым. А для того, чтобы испытывать к этому делу добрый азарт, следует принять как факт вполне достоверную версию, что Щипачев стремится прекратить расследование не столько или не только по причине опасения за сохранность тайны вложения капиталов, но и оттого, что знает больше моего об исчезновении Иллариона и обстоятельства исчезновения ему явно не на руку.

Капитуляция?.. Как говаривал один мой вовсе не почтенный знакомый: «Хера, господа хорошие! Хера! Суетитесь хоть до посинения!»

Я потянулась, расслабившись, и почувствовала, как пробежала по телу бодрая энергетическая волна. Откинув плед и выскочив из враз надоевшего кресла, я закружилась по комнате в сложном танце, выполняя одно из формальных упражнений кунг-фу. Причудливая смесь плавных и до неуловимости быстрых движений боевого стиля «Цай», школы змеи, вначале хорошо согрели, а потом и утомили меня. Приняв позу отдыха, я успокоила дыхание и, сосредоточившись на себе, отметила, что теперь я наконец-то в норме: освободившись от ненужных эмоций, отступивших на второй план, как и от обременительных симпатий, неприязни и жалости к кому бы то ни было, я готова схватиться с любым противником, в любом бою, вплоть до рукопашной.

«Вот это дело!» – как сказал недавно один мой знакомый, залезая в машину за денежным свертком.

«Не так уж я безоружна, чтобы безропотно капитулировать, и не напрасны опасения его превосходительства! – рассуждала я, плеща себе в лицо холодной водой. – Мои противники отказались мне платить и неосторожно намекнули на то, что розыски могут привести на псарню. Дело! А как мохнорылый-то испугался! Аж посинел с лица, стоило мне назвать фамилию Борисова. Дело? Дело в квадрате!»

Я вытерлась, разглядывая в зеркале раскрасневшееся от холодной воды лицо с горящими от вдохновения глазами.

А как быстро Генерал меняет курс? Отказ от оплаты – и тут же сполна всю сумму. Объяснение единственное, верное и простое, как таблица Пифагора: отказ – для Ольги, чтобы перестала дергаться и утешалась наследством, а деньги – для меня, чтобы лишить азарта к делу. Но, заплатив, они допустили еще один промах: заявили, что от моих действий зависит репутация, а значит, и благополучие Щипачева. И еще Трегубов обмолвился, что, мол, с некоторых пор Ларик не устраивал Щипачева в качестве владельца тепличного хозяйства и якобы поэтому его исчезновение оставило Генерала равнодушным.

Сказано туманно, но что здесь к чему – разобраться можно, потому что все это звенья одной цепи. И это так!

Холодильник, как всегда у меня, набит всякой всячиной, но возиться сейчас со стряпней меня не заставить и под угрозой лишения лицензии частного детектива. Батон, взрезанный наискосок посередине, ветчина, масло, сыр, майонез – и все слоями до размера широко разинутого рта. Два таких сандвича, хорошо разогретых в духовке, один – для мясного бульона, второй с чаем – и можно долго чувствовать себя независимой от гастрономических проблем. А помидорное варенье внесет свежие впечатления в хорошо знакомый вкусовой букет.

«Аркаша, пес! Зачем тебе понадобилось врать, расписывая свои дела с бандитами? – мысленно обратилась я к своему несостоявшемуся любовнику, откусывая первый, самый ароматный и аппетитный кусок горячей, сочной бутербродной этажерки. – Как неосторожно! Нехорошо врать, а врать, не имея для этого никаких способностей, нехорошо вдвойне».

Дела с бандитами у Трегубова есть, и, судя по его настроению после короткого разговора с Вадимом, дела неприятные. Связаны они с псарней, это несомненно, и скорее всего со Стихарем. А если это так, то отморозок должен быть осведомлен о них в той или иной степени. Развязать же язык отморозку проще, чем чистопородному «лицу армейской национальности», пусть даже бывшему. Зачем мне это? А пригодится!

На десерт я отправила в рот несколько ложек варенья из помидоров и в очередной раз порадовалась необычному, изысканному вкусу деликатеса. Прополоскав рот остатками чая, я сгрузила в раковину грязную посуду и закурила.

– Вот и все, что у меня есть на сегодняшний вечер, – сообщила я со вздохом отсутствующей аудитории. – Не так уж и мало, если взяться за дело с умом и настойчивостью.

Ментоловый дымок приятно холодил нёбо. Тишина в доме стояла такая, что он казался покинутым жильцами.

Нет, не все! Я узнала истинное имя Генерала, а оно очень интересует мафию. Радик выложил открытым текстом, что Трегубов должен ей кучу денег и она готова простить долг за выдачу имени его хозяина.

Виктор Сергеевич Щипачев. Банкир или финансист. Генерал и не подозревает, что его имя стало моей валютой, а размер суммы я постараюсь увеличить, добавив к имени хотя бы минимум сведений о нем самом.

Все! Время для колебаний и размышлений закончилось. Неведомое стало простым и доступным, как это случается, когда факты выстраиваются в ровную цепочку и заканчиваются замком выводов, а родившийся план накачивается энергией желания действовать.

Я просидела за кухонным столом, докурив до конца сигарету, использовав выпавшие мне на сегодняшний вечер спокойные минуты, и потратила остаток их на созерцание репродукции картины Айвазовского, висящей на стене между холодильником и сервантом. Разбивающийся о рифы парусник. Белопенные, опалового оттенка огромные волны кренят и захлестывают его, ветер треплет грязные обрывки парусов, срывает в пучину людей, цепляющихся за такелажные канаты, и швыряет их в море, на верную гибель. И вся эта катастрофа залита яркими до неестественности лучами солнца, пробивающимися сквозь просветы в тяжелых, низких, свинцового цвета тучах.

Грех печатать такие вещи с календариками под ними, да еще снабжая по краям рамки веселенькими завитушками.

Раздавив в пепельнице окурок, я поднялась, и в этот момент в прихожей проурчал звонок, как бы подчеркнув своевременность моих действий. Некстати, подумалось мне, сейчас гости, кем бы они ни были, не до них.

По пути к двери я успела настроиться против любых визитеров настолько решительно, что Алла Анохина, возникшая на пороге, чуть ли не отшатнулась, удивленная моим насупленным видом. Не тратя времени на приглашения, я почти что за шиворот втащила ее в прихожую, и только здесь она обрела дар речи.

– Танюш, я не вовремя? – пролепетала Анохина, глядя на меня через свои линзы, как мышь на кобру.

И тут меня осенило. Бог послал под руку не кого-нибудь, а тележурналистку, и во время, пусть хоть и неурочное, но никак не позднее.

Она поняла мой остановившийся на ней взгляд по-своему – быстро глянула на рукава своей дубленки, тронула шапку и спросила почти испуганно:

– Что-нибудь не в порядке?

– В порядке все! – гаркнула я и потащила ее на кухню, запретив разуваться. Усадила на табуретку, сходила за телефоном, подключила и, только придвинув аппарат к ней поближе, улыбнулась по-приятельски.

– А с тобой все в порядке?

Алла выглядела несколько бледнее обычного и держалась непривычно прямо. Остолбенело держалась, как я определила для себя ее состояние.