Прокурор - Анатолий Безуглов

В кабинете воцарилось неловкое молчание.

— Элем Борисович, если вы считаете меня не объективным, поручите это дело другому, — сказал Авдеев угрюмо.

— Вы получили задание от Степана Герасимовича — выполняйте его, сухо сказал Первенцев.

«А сам, будь его воля, передал бы другому», — невесело подумал Авдеев.

— Просто я хочу вам напомнить, — продолжал зампрокурора, — что с нас, прокуроров, спрашивается за такие поступки совсем по другой мерке, чем с других… Помните изречение древних: «Врачу, исцелися сам!..»

«Неужели я действительно миндальничаю? — размышлял уже у себя в кабинете после разговора с начальством Владимир Харитонович. — А может быть, Элем Борисович прав: с нас действительно спрос в отношении морали особый. И до конца ли мне открылся Измайлов? Что-то он недоговаривает… Но я-то сам стараюсь объективно подойти ко всему этому?»

У Авдеева было даже поползновение пойти к Зарубину и попросить освободить его от проверки. Но он тут же отказался от этой мысли: еще подумают, что он хочет спрятаться в кусты…

Владимир Харитонович набрал номер телефона медицинского училища, где, по словам Измайлова, работала Марина Антоновна Белоус. Авдеев решил пригласить ее и мужа для беседы. У него все еще теплилась надежда, что супруги образумятся и поймут. Каких только недоразумений не бывает в жизни.

Но комендант общежития училища Белоус Марина Антоновна в пятницу подала заявление об отпуске за свой счет, и просьба ее была удовлетворена…

— А какую указала причину? — спросил Владимир Харитонович.

— По семейным обстоятельствам, — ответили ему. — В субботу Марина Антоновна срочно вылетела к дочери.

Авдеев позвонил на станцию скорой помощи, где Федор Михайлович Белоус работал шофером. Но выяснилось, что у него выходной день. Помпрокурора взял номер его домашнего телефона.

Белоус был дома. Авдеев представился и попросил, если у него есть время, зайти в прокуратуру.

— Могу зайти, — ответил шофер спокойно.

Он появился в кабинете помпрокурора через полчаса. Лет пятидесяти, сухощавый, с глубокими морщинами на лбу, темнолицый, с серыми внимательными глазами. Одет Белоус был в добротный, несколько старомодный костюм. Верхняя пуговица белой рубашки была расстегнута.

Когда он сел напротив Авдеева и положил руки на колени, Владимир Харитонович обратил внимание на его короткопалые кисти. Такие обычно бывают у шоферов — с навсегда въевшимся в поры машинным маслом. И еще одна деталь: на правой руке между большим и указательным пальцами татуировка маленькое, пронзенное стрелой сердечко.

— Вот, хочу с вами поговорить по поводу вашей жалобы, товарищ Белоус, — начал Владимир Харитонович.

— А что об этом говорить, — пожал плечами шофер. — Уже все сказано. Вашим прокурором из Зорянска. Лучше, по-моему, не скажешь…

— Вы давно женаты, Федор Михайлович? — решил изменить тактику Авдеев, потому что по существу, видимо, сразу говорить не следовало.

— Товарищ начальник, а это, по-моему, без разницы… Год, десять, что вам от этого?

Владимир Харитонович несколько смешался: Белоус явно не был расположен к доверительной беседе. Авдеев чувствовал, что он очень зол. Той тихой злобой, которая бывает страшна и непреодолима.

— А по-моему, разница есть… Когда человека знаешь много лет, то, наверное, веришь ему… Во всяком случае, понимаешь.

— Баба может и через двадцать лет замужества сделать подлянку. Такая у них порода паскудная… Марина у меня вторая жена… Хватит, с первой хлебанул. Одну треть в каждую получку отрывает. А моих ли кормлю — еще бабушка надвое сказала… Насчет веры — своим глазам я верю, и баста. И пусть тысячу раз скажут — мне пустой звук…

— Жена ваша действительно к больной дочери улетела? — спросил Авдеев.

— Мне теперь до фени — хоть в Африку. Буду я свою нервную систему тратить. Пососали из меня денег — хватит.

— Хорошо, товарищ Белоус. У меня к вам такой вопрос. — Владимир Харитонович решил напрямую. — А может, это недоразумение? Вижу, вы озлоблены, но подумайте: не показалось ли вам? Сгоряча что не померещится…

Глаза у Белоуса сузились, на скулах заходили желваки. Но он сдержался.

— Э, нет, товарищ начальник. Чувствую, куда гнете. Да ничего не получится у вас. За дурака себя держать никому не дам. — Он резко встал. Хотите, чтобы я отходную дал? Забрал назад заявление? Своего оберегаете? Лопуха какого можете уговаривать, а меня — не советую. Не лыком шит. И еще более скажу: спустите вашему Измайлову, я насчет него такое сообщу…

Когда он ушел, Авдеев долго сидел, думал.

«А может быть, он прав?» — размышлял Авдеев.

После обеденного перерыва к помощнику прокурора области зашел Измайлов.

— Скажите, Захар Петрович, — спросил у него Авдеев. — Только прямо… Было у вас что-нибудь с Мариной Белоус в ту самую пятницу?

Захар Петрович мрачно ответил:

— Мы, кажется, выяснили это в прошлый раз…

Утром во вторник Измайлов выехал в Зорянск. Скорый поезд мчался как угорелый, пролетая маленькие станции, переезды, мосты. Захар Петрович почти все время простоял в коридоре.

Больше всего его угнетала неизвестность. Вчера, когда у него состоялся последний разговор с Авдеевым, Владимир Харитонович как-то неуверенно сказал ему: «Езжайте, исполняйте свои обязанности». Держался начальник отдела кадров официально, обращался только на «вы». И на прощание добавил: «Если вы нам понадобитесь, позвоню».

Еще тогда Измайлов подумал, сколько раз он сам произносил эту фразу. Она казалась обычной, а вот теперь прозвучала настораживающе…

Припомнилась Захару Петровичу и такая деталь. В отделе общего надзора облпрокуратуры кто-то обронил фразу, что ему, Измайлову, нашли, кажется, заместителя, без которого он работал уже почти год. Прежний был избран народным судьей.

Выходит, срочно ищут замену? Возможно, будь у него зам, ехал бы теперь домой разжалованный. Прикинув так и этак, Измайлов подумал: если бы вопрос стоял именно так, что мешало руководству назначить Ракитову временно исполняющей обязанности городского прокурора?

«Нет, — решил Измайлов. — Ольга Павловна слишком молода. Опыта не хватает. В этом, наверное, все дело. Вот почему срочно стали искать зама».

В Зорянск Захар Петрович прибыл в девятом часу. На автобус не сел, а пошел домой пешком. В душе нарастала тревога: как вести себя с женой? Рассказать или нет? И то, и другое сделать было трудно. За их долгую совместную жизнь, если он и пытался что-то скрыть, пусть даже мелкие служебные неприятности, Галя это чувствовала сразу, так что он не мог не открыться.

Но, с другой стороны, каково будет узнать Гале, что облпрокуратура проверяет заявление Белоуса…

О том, что жена будет страдать, он знал. Галина ревновала его, особенно в первые годы их жизни. Однажды дело дошло чуть ли не до развода…

«Нет, — принял окончательное решение Измайлов. — Пока говорить Гале ничего не буду. Может, рассосется, а я заставлю ее переживать».

Открывая дверь своей квартиры, Захар Петрович внутренне собрался и вошел с деланно счастливой, но несколько усталой миной на лице.

— Привет! — крикнул Володя из кухни.

— Здорово! — как можно бодрее ответил отец. — Один?

— С Курлыкой.

Журавль сидел посреди кухни, долбя клювом по линолеуму, на котором Володя разбросал кусочки хлеба.

— Выздоравливает? — спросил Захар Петрович, садясь на стул.

— Приходил дедушка Айболит. Через недельку можно ставить протез.

Айболитом они звали ветеринара, которому на самом деле было всего лет двадцать пять.

— А где мама?

— В школе.

— Ну да… — Захар Петрович посмотрел на часы; вопрос был глупый: в это время жена всегда находилась в школе.

— Именные? — улыбнулся Володя, имея в виду часы.

— Не видишь, старые…

— А я думал, уже фасонишь…

— Откуда знаете?

— Инга Казимировна звонила. Поздравляла маму… Золотые, наверное?

— Деревянные, — отшутился Захар Петрович.

— Покажи, а? — попросил сын.

Отец достал из чемоданчика синюю коробочку. Володя вынул часы и с выражением прочел на задней крышке:

— «Прокурору З. П. Измайлову…» — И вдруг рассмеялся: Представляешь, если какой-нибудь вор срежет? Вернет со страху.

— Ну и мысли у тебя, — покачал головой Захар Петрович.

— Ничего себе часики, — примерил на руку часы Володя. И, возвращая отцу, сказал: — Только почему часы? Их в любом магазине купить можно… Именное оружие — это я понимаю! Как в революцию! Показал бы ребятам ахнули бы!..

Болтая с сыном, Захар Петрович чувствовал, как с души стекает, уходит тяжесть.

— Знаешь, ты сообрази мне чего-нибудь поесть, — попросил он. — А то мне надо привести себя в порядок и на работу…

— Это пожалуйста. Мать тут наготовила для тебя. Ждали еще вчера…