Русь: от язычества к православной государственности - Алексей Владимирович Лубков

несостоятельными представляются выводы норманистов о том, что русская государственность была плодом внешнего воздействия варягов, а не продуктом естественной эволюции родообщинного и племенного строя в государственный. Влияние на политическую жизнь Древней Руси варягов – важный эпизод в российской истории, но это все же эпизод, а не судьбоносный фактор исторического развития.

Здесь И.В. Лисюченко размышляет в русле традиционной школы государственников, одним из основателей которой был замечательный ученый К.Д. Кавелин (1818–1885). Он признавал, что варяги принесли на русскую почву зачаток идеи государства, а также «новую систему управления, неизвестную семейно-общинной доваряжкой Руси». Однако варяжское господство не влияло на быт, нравы, обычаи славян, которые сравнительно быстро ассимилировали своих инородных правителей. В знаменитом князе Святославе уже проступает исконный славянин, а «в княжении Ярослава варяги сливаются с русскими славянами, перестают от них отличаться и совершенно подчиняются туземному русско-славянскому элементу»[169].

Власть приобретает чисто национальный характер. Это естественно и органично, ибо княжеская власть на Руси – продукт традиционных родовых отношений. Страной правил княжеский род. Сформировалась идея, что Русь – вотчина княжеского рода. Однако в условиях вражды княжеских родов возрастает значение общин, которые, как пишет Кавелин, «мало-помалу стали выбирать себе князей, призывать и изгонять их, заключать с ними ряды или условия. Вече тогда получили большую власть. <…> Возвратились опять времена избрания старейшин в лице князей»[170]. Княжеская, а затем царская власть основывалась на традиционных устоях славянского общества. Это дом или двор. Кавелин пишет: «Дом или двор… представляет человеческое общество, поселенное на известном месте, состоящее из членов семьи и домочадцев и подчиненное власти одного господина, домоначальника. В этой социальной единице заключаются, как в зародыше, зачатки всех последующих общественных отношений: и семья, и рабство, и гражданское общество, и государство»[171].

Все Русское государство представляло собой колоссальный дом, во главе которого стоит царь – общероссийский домовладыка. Организация общества и государства по типу домовладения была понятна, близка, органична для большинства населения. Власть, сложившаяся по образцу домовладыки, представлялась русским как власть, которую они близко знали в собственном быту, покоившимся на семейной иерархии. Монархия воспринималась населением как народная, отвечающая представлениям народных масс о праве управлять и властвовать не чужеродной силе, а традиционной, рожденной вековым бытом крестьянства. Подобная власть взращивалась на корнях, уходивших в языческую толщу.

Выдающийся историк С.М. Соловьев также считал, что власть князей вышла из родовых начал славянского общества. Князь управлял единолично, но верховная власть принадлежала роду. Л.А. Тихомиров (1852–1923) в своем фундаментальном труде «Монархическая государственность» пишет: «В России идея династичности высшей власти… сложилась в самом процессе рождения нации, как составная часть национального развития»[172].

Тихомиров писал о том, что на заре русской истории у славянских племен существовали в зародыше все формы власти: «демократической, аристократической и монархической». Важнейшим итогом этого периода было осознание славянами потребности в общей власти. Результатом осознания потребности в общей власти и стало приглашение Рюрика с братьями. «Демократия» добровольно передавала власть князю, но жизнь родов по-прежнему строилась на принципах демократии, и они продолжали жить наряду с зарождавшимся монархизмом. Важным, считал Тихомиров, было то, что в сознании народа личность князя стала неприкосновенной. Он даже за преступления не мог быть лишен жизни. Родоплеменным обычаям соответствовало и то, что власть передавалась не просто князю, а княжескому роду. Возникала идея династичности высшей власти.

Тихомиров считал, что одним из факторов, ощутимо влиявшим на социальный строй Древней Руси, было освоение славянами новых земель. Колонисты перемещались не родами, а чаще семьями, что способствовало эволюции родовой общины в соседскую. Основной ячейкой общины становилась семья, во главе которой стоял отец семьи, «домовладыка», а не родовой патриарх. Семьи в общинах связывали не кровные узы, а совместная деятельность, взаимная поддержка, без которой в сложных природно-климатических условиях было невозможно выжить, а тем более развиваться.

Общины – маленькие республики, основанные на самоуправлении и уважении к «обществам». Складывается вечевой обычай как характерная черта зарождающейся государственности. Демократические, аристократические и монархические начала сочетаются в политической структуре древнерусского общества. Причем противоречия складываются между демократией и аристократией, что укрепляло монархические начала как третейского судьи в противоборстве сторон.

Исследователь И.В. Лисюченко аргументированно пишет об изначально сакральном характере складывающейся княжеской власти[173]. Не в этом ли таятся истоки восприятия народом будущих русских царей как «помазанников Божьих» и священства самодержавия, дарованного русскому народу самим Господом Богом? Если это так, то верховная власть в России во многом вышла из народа, из его миропонимания и представлений о сущности и характере власти, сложившихся еще в языческие времена.

Не случайно русский царь считал себя хозяином земли Русской, т. е. домовладыкой, а народ называл его «царем-батюшкой». Следует учитывать, что язычники сакрализировали практически все стороны своей жизни – от обожествления природы до обожествления рода, племени и общины. Эти понятия имели явно сакральный ореол. Подобное отношение к окружающему миру было во многом связано с сакрализацией основного занятия восточных славян – земледелия. Сакральность князя органически вписывается в языческое мировосприятие и является производным от него, обусловленным особенностями языческой психологии и ментальности.

Примечательно, что княжеская власть вырастала и из демократических традиций общины и долгое время находилась в союзе с самым демократическим органом управления – народным вече. Верховная власть у славян на этапе разложения племенного строя гармонично сочетала вечевое (демократическое) и княжеское (прообраз монархического правления) начала.

Восточные славяне видели в князе «живого» бога, повиновение которому – веление языческой веры, ибо приобретение княжеского статуса было связано с милостью и особым расположением к ним богов[174]. Причем «богоизбранность» могла проявляться по-разному: в удаче на войне, в победе в ритуальных поединках, в успешности проводимых языческих обрядов плодородия и просто в удивительных качествах личности. Невольно возникает ассоциация с установкой православной церкви, что повиновение великому князю, а впоследствии царю – долг и обязанность каждого православного человека. История не уходит бесследно, но перевоплощается в новые явления исторического бытия.

Такой авторитетный историк, как А.И. Неусыхин (1898–1969), допускал существование дофеодальных, общинных протогосударств. Прообразы государственности представляли собой органичное единство власти веча и зависимой от него власти лидеров, будущих князей, без которых вече не мыслило нормальную жизнедеятельность общины. К тому же выстраивалась иерархия соподчиненных общин во главе с общиной волостного центра, возвышавшейся над входящими в волость общинами[175]. Постепенно выстраивалась иерархия общинных властей и в нее вписывалась власть князей. Социально-политическая организация древних славянских сообществ усложнялась. Постепенно фигура князя в рамках вечевого строя стала играть все более ведущую роль.

Итак, княжеская власть естественно и органично вырастала из власти главы рода и именно вследствие сакрального статуса родовладыки, а затем князей, язычники не