Почти вся жизнь - Рэм Лазаревич Валерштейн

утра, помчался в Витебск и ввалился, грязный, небритый и не выспавшийся, к родственникам моего друга. Вымытый и накормленный заснул, как убитый. Пока спал, приходили соседи, спрашивали, «а где Юра?» — у нас были одинаковые машины. Отдохнув, выехал на трассу и к ночи появился в Питере, у мамы. Утром в Гипрошахте отксерочил — интернета тогда тоже ещё не существовало — отчёт и сообщив, что отдыхаю, рванул в Усть-Нарву.

1973

По приезде, пообнимавшись со всегда прощающей меня Нинулей, расцеловав своих подрастающих, прикинулся отдыхающим. В этой Усть-Нарве, в моём собственном домике, я немножко, а другой раз и пару недель, отдыхал. К нам туда приезжали друзья и гости, и всегда было празднично. Пожил у нас и Евгений Палыч с женой и Андрюшей — они делали здесь какой-то фильм, что-то про автомобили. На пляже к Нине подошла купальщица и попросила разрешения взять автограф «у вашего мужа» — Палыч схватился за живот от смеха, а потом стал поддразнивать всю мою команду. Как-то подошёл к калитке Джигарх и стал раздражённо выговаривать Нине — Леонова, мол, пустили, а для меня и места нет! Для гостей «слепил» я «тёщин дом» — маленькую такую построечку, но с печкой. Рядом с домом сам построил гараж и посадил клён — руки всегда чешутся чего-нибудь соорудить. Мои не уехавшие родственники прислали фото моего дома, теперь там хозяин эстонец, а клён стал взрослым деревом.

Маме я тоже пособлял на её хибаре — так называют эту небольшую халупку на садовом участке «Вишенька», не 39-м км Выборгского шоссе. Там и яблоньки, и красная смородина — как-то я привёз туда Кирилла Петровича, ему очень понравилась эта смородина, он ел, ел, ел… Туалет, нужник, сортир — называйте эту будочку как вам нравится, на участке — огород, а то, что образовывалось под будкой — the natural fertilizer! Помню, вёз я на своей Волге пачку сухой штукатурки на хибару, останавливает меня гаишник, спрашивает «что, откуда, куда везёшь, где взял» — я, молча, «достаю из широких штанин» корочки депутата Воркутин-ского Горсовета. Гаишник тотчас отдаёт честь и, только исключительно вежливо, предупреждает — «товарищу Романову может не пондравиться, что Вы так используете Вашу машину».

Такие удостоверения — «корочки» всегда выручают! Собрали грибы в Россони, что на правом берегу реки Наровы — теперь это госграница между Эстонией и Российской Федерацией — едем, видим — впереди пробка, погранслужба что-то проверяет — рядом Финский Залив, за ним Финляндия. Подхожу к сержанту, «предъяв-ляю» корочки и мы спокойно и с важным видом всех объезжаем. А на Кировском — теперь опять Каменноостровский — перед въездом на мост через Малую Невку, мне в зад вляпывается «Москвич», мне ничего, у него помят передок и разбиты фары. Выскакивают, подле-тают, я им под нос эти корочки — они «всё в порядке, прости, друг» и были таковы. Теперь у меня никаких корочек нет и спецномеров тоже, и здесь это мне и не в надобности.

1974

Эта первая моя многокилометровая езда, как жареный петух, клюнула меня и я загорелся. Как только появлялась в работе отдушина — тут же самолёт, гараж, машина и айда куда-нибудь подальше! Женька уже успел жениться, стал солдатом и служил где-то под Саратовым вместе со своим приятелем Юрой Каганом, внуком Симона— ну как же его не навестить! Собрались мы все вчетвером, обе девчонки вооружились музыкой — дудками с клавишами — и айда из Усть-Нарвы в Саратов. По дороге ночевали где нас заставала ночь, один раз даже на обочине, девчонки потом сознались, что было очень страшно. В БорисоГлебске, переночевав в какой-то затрапезной ночлежке, завтракали в забегаловке, где, кроме блинов из гречневой муки, ничего более-менее съедобного не было. Наконец, Саратов, подъехали к воротам воинской части, девочки задудели «встречный марш»! Выскочил дежурный, вызвал начальство. Мы упросили лейтенанта — «Кость» фамилия его — дать Жене увольнение на пару дней и понаслаждались всласть на берегу Волги. Обратная дорога была поконфортней — опыт появился. В Воронеже завтракали красной икрой, а под Брянском увидели огромную яму заполненную доверху спелыми помидорами. На дворе стоял 1974-й год! Переночевав в Великих Луках и заправившись, направились в Изборск, в монастырь, что недалеко от Пскова, за Чудским озером, поезжай, походи там, это очень удивительное, запоминающееся место.

А ещё мы решили прокатиться аж до Гродно, родины моей мамы и, заодно, по дороге, заехать в Ригу и в Вентспилс, навестить Юриных стариков — он оттуда родом. Опять же от нашего эстон-ского домика, через всю Ээсти. На границе с Латвией, на речке Валга, повстречали туристов, они, понятно было, затрудняясь выбрать правильную дорогу, стояли у машины с картой в руках и о чём-то спорили. Подъехали — главным спорщиком оказался Зиновий Гердт….! Из Риги маму пришлось поездом отправить домой — она очень утомилась поездкой и до Гродно мы так и не добрались. В Вентспилсе сходили на кладбище, положили цветы на дедушкину могилу, каменную плиту, там выбито имя, даты рождения и смерти деда и имя и дата рождения бабки, всё приготовлено!

1975

Мальчишки демобилизовались, Женюшка поступил в Герценовский, а Юра женился на Люсеньке — она уже жила в Ленинграде и училась в Консерватории. Женьку жена, конечно, оброгатила, не надо жениться, уходя в армию! И он, поработав слесарем и нюхнув солдатчину, тайно собрался «за бугор». Проклёвывалась другая жизнь.

Отдохнуть подольше опять не удалось — пришла депешка, просят подъехать во Всеволожскую, что под Ленинградом, уже не помню зачем. Нина ругается, едем в Иван-город на автобусную станцию. Я сажусь в автобус, Нина, вся в слезах, залезает в «Волгу» и возвращается на дачу, думаю, не дай Бог, ведь она новичёк. Ничего такого и не случилось, лишь крылышко слегка помяла, когда въезжала в ворота. Когда она бывала за рулём, мы с ребятами так и знали — сейчас что-нибудь произойдёт. Как-то едем в Эстонии — и только подъехали к озеру — передок увяз в песок на полколеса. Не так уж страшно, однако, попотели, выкатывая из песка эти полтонны железа. А, однажды, глядим, впереди женский монастырь, ворота открыты — Нинуля прямёхонько прямо туда вкатывается. Монашки выбежали, лопочут непонятно — Эстония ведь, а мы от смеха удержаться не можем, извинились, выехали, ворота за нами всё же закрыли. В другой и последний для Нины раз, нас остановила пробка на шоссе. Авария, подумал я и пошёл посмотреть в чём там дело, Ниночке и ребятам попросил не ходить, но Нина не послушалась. На обочине был вдребезги разбитый «Москвич», люди лежат, кровь. Оказалось, мальчишки-солдатики, похоже «поддатые», на гружённом землёй самосвале, поддали «Москвичёк» и дали стрекача. Ниночка всё это увидела и больше никогда не села за руль. Она и в Америке так и не села, что немножко осложнило