Игра ангела - Карлос Сафон

— Не сожалейте, лучше наслаждайтесь.

— Думаешь, это так много значит для меня? Лесть горстки неудачников? Я мечтал о твоем триумфе.

— Простите, что вновь разочаровал вас, дон Педро.

Видаль вздохнул.

— Давид, я не виноват, что на тебя открыли сезон охоты. Ты не просишь, ты требуешь во весь голос. Ты уже большой мальчик и должен понимать, как делаются такие вещи.

— Просветите меня.

Видаль прищелкнул языком, словно мое простодушие оскорбляло его в лучших чувствах.

— А чего ты ожидал? Ты не член стаи. И никогда не станешь. Ты не хотел быть как все и думаешь, тебя простят. Ты замкнулся в своей башне и полагаешь, что выживешь, не присоединившись к общему хору, и сойдешь за своего. Ты ошибаешься, Давид. Всегда ошибался. Игра идет другая. А если хочешь сыграть по своим правилам, пакуй чемоданы и уезжай куда-нибудь, где ты сможешь стать хозяином судьбы, если такое место найдется. Но если останешься здесь, следует присоединиться к общине, какой бы она ни была. Все очень просто.

— Вы следуете этому принципу, дон Педро? Не выделяться в общине?

— А мне это не нужно, Давид. Я их кормлю. Чего ты тоже никогда не понимал.

— Вы бы удивились, узнав, как быстро я постигаю науку. Но не беспокойтесь, поскольку все эти рецензии не имеют ровным счетом никакого значения. Так или иначе, завтра никто о них и не вспомнит: ни о ваших хвалебных, ни о моих разгромных.

— Тогда в чем проблема?

— Пусть все идет своим чередом.

— Эти два сукиных сына? Барридо со своим стервятником?

— Забудьте, дон Педро. Как вы сказали, я сам кругом виноват. Больше никто.

Возник maitre[26] с вопрошающим выражением в глазах. Я в меню не заглядывал и даже не собирался.

— Как обычно, на двоих, — распорядился дон Педро.

Maitre с поклоном удалился. Видаль посмотрел на меня точно на хищного зверя, посаженного в клетку.

— Кристина не смогла прийти, — проронил он. — Я принес вот это, чтобы ты ей надписал.

Он положил на стол экземпляр «Шагов с неба», обернутый в пурпурную бумагу с печатью магазина «Семпере и сыновья», и подтолкнул ко мне. Я не прикоснулся к книге. Видаль побелел. Яростная стычка и ее оборонительный характер заставили трубить отбой. Теперь настала пора сделать выпад.

— Скажите мне без промедления что должны сказать, дон Педро. Я не кусаюсь.

Видаль осушил бокал вина.

— Мне хотелось бы сказать тебе две вещи. И они тебе не понравятся.

— Я начинаю привыкать к дурным новостям.

— Первая касается твоего отца.

Я почувствовал, как ядовитая ухмылка растворяется у меня на губах.

— Я хотел признаться тебе в течение многих лет, но мне казалось, что правда не принесет добра. Ты решишь, будто я молчал из трусости, но я клянусь, клянусь чем угодно, что…

— Что? — перебил я его.

Видаль вздохнул.

— В ту ночь, когда умер твой отец…

— Когда его убили, — поправил я холодно.

— Произошла ошибка. Твоего отца убили по ошибке.

Я тупо смотрел, не понимая, что он силится сказать.

— Тем людям был нужен не он. Они обознались.

Я вспомнил глаза наемных убийц, вынырнувших из тумана, запах пороха и темную кровь отца, струившуюся меж моих пальцев.

— Они хотели убить меня, — сказал Видаль едва слышно. — Старинный компаньон моего отца узнал, что мы с его женой…

Я зажмурился, прислушиваясь к глухому рокочущему смеху, рождавшемуся в груди. Моего отца изрешетили пулями из-за любовной интрижки великого Педро Видаля.

— Скажи что-нибудь, пожалуйста, — взмолился Видаль.

Я открыл глаза.

— А какую вторую вещь вы собирались мне сказать?

Я никогда прежде не видел Видаля испуганным. Зрелище было в самый раз.

— Я попросил Кристину выйти за меня замуж.

Повисло молчание.

— Она согласилась.

Видаль потупился. Официант принес закуски и накрыл на стол, пожелав Bon appetit.[27] Видаль не смел смотреть в мою сторону. Закуски остывали на блюде. Помешкав немного, я взял томик «Шагов с неба» и ушел.

В тот день, оставив за спиной ресторан «Maison Doree», я вдруг обнаружил, что иду вниз по бульвару Рамбла с романом «Шаги с неба» под мышкой. У меня задрожали руки, когда я приблизился к углу, откуда начиналась улица Кармен. Я остановился у витрины ювелирного магазина «Багес», притворившись, будто разглядываю золотые медальоны в форме виньеток и цветов, усыпанных рубинами. На расстоянии нескольких метров от того места вздымался пышный барочный фасад магазина «Эль Индио», который со стороны больше напоминал ярмарку чудес и диковин, а не обычную текстильную лавку. Я приблизился к зданию и вошел в вестибюль, предварявший входную дверь. Я знал, что она не узнает меня, и, возможно, я сам ее не узнаю, однако простоял там неподвижно минут пять, прежде чем отважился переступить порог. И когда я все-таки вошел в зал, мое сердце колотилось как бешеное, а руки вспотели.

Стены были уставлены стеллажами, ломившимися от рулонов разнообразнейших материй. Продавцы, вооруженные сантиметровыми лентами и портновскими ножницами, прикрепленными к поясу, демонстрировали на столах благородным дамам с эскортом служанок и закройщиц дорогие ткани так, словно показывали все сокровища мира.

— Вам помочь, сеньор?

Продавец был мужчиной дородным, с голосом как из бочки. Фланелевый костюм сидел на нем так плотно, что казалось, будто он в любой момент может лопнуть, разлетевшись по торговому залу вихрем шерстяных обрывков. На меня он смотрел снисходительно, с натянутой неприязненной улыбкой.

— Нет, — пробормотал я.

И тут я ее увидел. Моя мать спустилась с лестницы с охапкой лоскутов. Она была в белой кофточке, и я узнал ее сразу. Фигура матери немного расплылась, а на лице, густо накрашенном, оставили легкий след усталость, скука и разочарование. Раздраженный продавец продолжал что-то мне втолковывать, но я едва его слышал. Не отрываясь я смотрел, как она приближается и проходит мимо. На миг наши взгляды встретились, и она, заметив, что я за ней наблюдаю, заученно улыбнулась, как улыбаются клиенту или начальнику, а затем пошла дальше по своим делам. У меня перехватило горло, так что я с трудом нашел в себе силы разлепить губы, чтобы утихомирить приказчика, и едва успел ретироваться, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Выбравшись из здания, я пересек дорогу и направился в кафе. Сев за столик у окна, откуда были хорошо видны двери «Эль Индио», я приготовился ждать.

Примерно через полтора часа из магазина вышел продавец, занимавшийся мною, и опустил решетку, закрывая вход. Вскоре начал гаснуть свет, магазин стали покидать служащие. Я встал и вышел на улицу. Неподалеку от двери сидел парнишка лет десяти и глазел на меня. Я поманил его. Он подошел, и я показал ему монету. Мальчик заулыбался во весь щербатый рот.

— Видишь сверток? Я хочу, чтобы ты передал его даме, которая скоро появится. Скажешь, что это подарок от сеньора, но не говори, что от меня. Понял?

Паренек кивнул. Я вручил ему деньги и книгу.

— Давай теперь подождем.

Долго караулить не пришлось. Она показалась через три минуты и двинулась в сторону бульвара Рамбла.

— Вот эта сеньора. Видишь?

Мать на мгновение остановилась у портала церкви Богоматери Вифлеемской, и я махнул парнишке, чтобы он поспешил к ней. Я наблюдал за сценкой на расстоянии и не мог слышать слов. Ребенок протянул ей сверток, и она взглянула на него с удивлением, явно сомневаясь, брать или нет. Паренек не отступал, и она взяла сверток, глядя вслед убегавшему мальчишке. Она растерянно посмотрела по сторонам в поисках ответа на немой вопрос, прикинула вес посылки, заинтересованно изучила пурпурную обертку. Потом любопытство одержало верх, и она вскрыла пакет.

Я с трепетом наблюдал, как она разворачивает книгу. Она взяла ее обеими руками, посмотрела на титульный лист, перевернула томик и скользнула взглядом по обороту обложки. У меня перехватило дыхание. Мне хотелось подойти к ней и сказать что-нибудь, но я не смог. Я словно прирос к месту, стоя в нескольких метрах от матери, и с жадностью ловил каждый ее жест, а она даже и не догадывалась о моем присутствии. С романом в руках она возобновила путь в сторону памятника Колумбу. Проходя мимо дворца вице-королевы, мать сделала шаг к урне и выбросила книгу. Она удалялась по бульвару Рамбла, а я смотрел ей в спину, пока она не затерялась в толпе, исчезнув, словно никогда ее тут и не было.

Папаша Семпере сидел один в своей лавке, подклеивая разорванный и отвалившийся корешок романа «Фортуната и Хасинта».[28] Невзначай подняв голову, он увидел за дверью меня. Ему хватило пары секунд, чтобы понять, в каком я нахожусь состоянии. Он махнул мне, приглашая зайти. Как только я очутился в магазине, Семпере подвинул мне стул.