В тупике - Пер Валё

Человек, что двадцать пять лет держал мастерскую, недоверчиво посмотрел на Колльберга.

— Говорите, шестнадцать с половиной лет назад? Как же я, черт возьми, могу помнить, кому тогда ремонтировал машину?

— А вы не ведете запись?

— Веду. С этим у меня все в порядке.

Где-то за полчаса хозяин автомастерской нашел старую книгу. Он не хотел выпускать ее из рук, а осторожно листал страницы сам, пока нашел необходимую дату.

— Шестое июня, — молвил он. — Вот эта запись. Машину взяли от гостиницы, так и есть. Разрядился аккумулятор. Это стоило владельцу пятьдесят две кроны и двадцать пять эре с пригоном и всем.

Колльберг ждал.

— С пригоном, — пробормотал хозяин мастерской. — Какая бессмыслица! Мог вынуть аккумулятор и сам его привезти.

— А о машине есть какие-то данные?

— Есть. Постойте… сейчас. Трудно прочитать. Кто-то мазанул масляным пальцем по номеру. Во всяком случае, машина была стокгольмская.

— Вы не знаете, какой марки?

— Почему же, «форд-ведетта».

— А не «моррис-минор»?

— Если здесь написано «форд-ведетта», то так и было, могу присягнуть, — ответил хозяин мастерской. — «Моррис-минор»? Да это же чертовская разница!

Когда Колльберг возвратился в гостиницу в Экшё, был уже вечер. Он замерз, проголодался и устал, поэтому не сел за руль машины, а взял себе номер в гостинице. Потом искупался и заказал обед, а ожидая, пока ему принесут еду, два раза поговорил по телефону. Сперва с Меландером.

— Ты не мог бы мне сказать, у кого из перечисленных в списке лиц была в июне пятьдесят первого машина? И какой марки?

Мог бы. Завтра утром скажу.

— И какого цвета был «моррис» у Ёранссона?

— Хорошо.

Потом он позвонил Мартину Беку.

— У Ёранссона не было «морриса» в то время. У него была другая машина.

— Стенстрём это уже знал.

— Поручи кому-нибудь выяснить, кто был владельцем фирмы на Холлендарегатан, когда там работал Ёранссон, и чем она торговала?

— Хорошо.

— Я вернусь завтра после обеда.

Рённ думал об Ульссоне и о счете из ресторана, найденном среди вещей Ёранссона. Во вторник после обеда у него блеснула одна мысль, и, как обычно, когда его что-то беспокоило, он пошел к Гюнвальду Ларссону.

— Я вот думаю о той записке с инициалами «Б. Ф.», — сказал Рённ. — В списке знакомых Тересы, что составили Меландер с Колльбергом, есть три лица с такими инициалами: Бу Фростенссон, Бенгт Фредрикссон и Бьёрн Форсберг.

— Ну и что?

— Следовало бы незаметно посмотреть на них: может, кто похож на Ульссона.

— А ты знаешь, где их найти?

— Наверно, Меландер знает.

Меландер в самом деле знал. В течение двадцати минут он выяснил, что Форсберг находится дома, а после второго завтрака собирается в свою контору. В двенадцать он должен обедать с клиентом в «Амбассадоре». Фростенссон был на киностудии, где снимался в небольшой роли.

— А Фредрикссон, наверное, тянет пиво в кафе «Тиан». По крайней мере, в такое время он всегда там сидит.

— Я поеду с вами, — довольно неожиданно заявил Мартин Бек.

Бенгт Фредрикссон действительно сидел в пивной в Старом городе. Он был очень полный, имел пышную, взлохмаченную рыжую бороду и косматую седую шевелюру.

В большом павильоне киностудии в Сольне руководитель съемок повел их длинными запутанными коридорами в дальний угол.

— Фростенссон занят в пятиминутном эпизоде, — сказал он. — Это будет его единственная реплика в фильме.

Мартин Бек, Рённ и Гюнвальд Ларссон остановились вдали, но в ярком свете рефлекторов хорошо видели сцену за перепутанными кабелями и подвижными кулисами. Сцена, вероятно, изображала интерьер лавки.

— Внимание! — заорал режиссер. — Тихо! Камера!

Мужчина в колпаке пекаря и в белом халате вышел на свет и сказал:

— Ладно. Что вы желаете?

Фростенссону пришлось пять раз повторять свою единственную реплику. Это был худой лысый мужчина, он запинался, уголки рта и веки у него нервно дергались.

Через полчаса Гюнвальд Ларссон остановил машину за двадцать пять метров от ограды виллы Бьёрна Форсберга в Стоксунде. Мартин Бек и Рённ пригнулись на заднем сиденье. Через открытую дверь гаража можно было увидеть черный «мерседес» новейшей модели.

— Он скоро должен выйти, если не хочет пропустить обед со своим клиентом, — сказал Гюнвальд Ларссон.

Они ждали минут пятнадцать, когда дверь виллы открылась и на лестницу вышел мужчина в сопровождении светловолосой женщины с девочкой лет семи. Он поцеловал женщину в щеку, поднял девочку и прижал к себе. Потом пружинистым быстрым шагом направился к гаражу, сел в машину.

Бьёрн Форсберг был высокий стройный мужчина с красивым, словно с картинки иллюстрированного еженедельника, лицом. В сером плаще, с волнистыми, зачесанными назад волосами, он казался моложе своих сорока восьми лет.

— Как Ульссон, — сказал Рённ. — Особенно похожи фигура и одежда, то есть плащ.

— Угу, — буркнул Гюнвальд Ларссон. — Только разница в том, что Ульссон носит свою тряпку уже три года и заплатил за нее три сотни на распродаже залежавшихся товаров, а этот за свой плащ отдал, наверное, тысячи три. Но такие, как Шверин, не видят подобной разницы.

Все расчеты Колльберга мгновенно полетели кувырком. Во-первых, он проспал дольше, чем думал, а во-вторых, погода совершенно испортилась. В половине второго он еще только достиг мотеля около Линчёпинга. Там он выпил кофе, съел булочку и позвонил в Стокгольм.

— Ну что ты выяснил?

— Только у девятерых из них были машины летом пятьдесят первого, ответил Меландер. — Леннарт Линдгрен — новый «фольксваген», Рюне Бенгтссон — «паккард-49», Ян Карлссон — «ДВК-38», Уве Эрикссон — старый «опель-капитан», Бьёрн Форсберг — «форд-ведетта-49» и…

— Постой. Еще кто-либо имел такую машину?

— «Ведетту»? Никто.

— Достаточно.

— Первичная окраска ёранссоновского «морриса» светло-зеленая. Но он мог и перекрасить ее.

— Хорошо. Можешь связать меня с Мартином?

— Еще только одно. Ёранссон отдал в то лето свою машину на лом. Ее номер вычеркнут из списка пятнадцатого августа, всего через неделю после того, как он давал показания в полиции.

Колльберг бросил в автомат еще крону и, пока в трубке потрескивало, нетерпеливо думал о том, что его еще ожидают двести километров дороги.

— Да, у телефона комиссар Бек.

— Привет. Так чем та фирма торговала?

— Думаю, что краденым товаром. Но это никогда не удавалось доказать. У нее было несколько агентов, которые ездили по стране и сбывали одежду и другие вещи в провинциях.

— А кто был ее хозяином?

— Бьёрн Форсберг.

Колльберг немного подумал, потом сказал:

— Передай Меландеру, чтобы он все свое внимание обратил на Форсберга. И попроси Ельма, чтобы он или кто-то другой подождал в лаборатории, пока я вернусь. Мне надо сделать анализ одной вещи.

Было уже почти пять, а Колльберг еще не приехал. Меландер вошел к Мартину Беку, держа в одной руке трубку, а в другой свои записи. Он сразу начал рассказывать:

— Бьёрн Форсберг женился семнадцатого августа пятьдесят первого года на Эльзе Беатриче Хоканссон, единственной дочери Магнуса Хоканссона, директора фирмы, которая торговала строительными материалами. Форсберг сразу покончил со своей сомнительной деятельностью типа руководства фирмы на Холлендарегатан. Он старательно взялся за работу, изучил торговлю, экономику и стал находчивым предпринимателем. Когда десять лет тому назад Хоканссон умер, дочь унаследовала все его имущество и фирму, но Форсберг стал ее директором-исполнителем еще в середине пятидесятых годов. В пятьдесят девятом году он приобрел виллу в Стоксунде. Она стоила ему где-то с полмиллиона.

Мартин Бек спросил:

— Как долго он знал эту девушку, прежде чем женился на ней?

— Кажется, они встретились в марте пятьдесят первого, — ответил Меландер. — Форсберг был любителем зимнего спорта. В конце концов, он им и остался. Его жена также. То была как будто так называемая любовь с первого взгляда. Потом они часто встречались до свадьбы, и он бывал в доме ее родителей. Тогда ему было тридцать два года, а Эльзе Хоканссон двадцать пять.

Меландер перевернул листок в своих записях.

— Их супружеская жизнь ничем не омрачалась. Имеют троих детей: двух мальчиков, тринадцати и двенадцати лет, и семилетнюю девочку. Свою машину «форд-ведетта» Форсберг продал сразу после свадьбы и купил «линкольн». С того времени у него было много разных машин.

Меландер закончил и закурил трубку.

— Это уже все?

— Есть еще одна деталь. Мне кажется, важная. Бьёрн Форсберг был добровольцем в финской войне сорокового года. Тогда ему был двадцать один год, и он пошел на фронт сразу после службы в армии здесь, у нас. Он происходит из буржуазной семьи и подавал большие надежды.