Искатель. 1981. Выпуск №5 - Борис Пармузин

— Я не понимаю тебя. Ты все же думаешь, что он умный и явится с признанием, что убил Пепи…

— Нет, это ты так думаешь, а не я. Он не убивал Пепи.

— Понимаю. Можно высказывать сомнение в этом, но не так уж категорично. Зачем ему тогда лгать, выкручиваться, если он ее не убивал?

— К счастью… мне это подсказывают неумолимые законы психологии. Этот Сивков — либо гениальный преступник, либо испуганный заяц, кому жизнь уже показала свои зубы. Но на гения он явно непохож, значит… Врет, говоришь? Так способен врать только человек, потерявший ум от страха. Любой мальчишка способен врать и выкручиваться умнее, нежели он.

— А если он сознательно корчит из себя дурака?

— Это уж из другой оперы. Off же по природе глуп. Давай оставим все это… Ты, Крум, помнишь семь основных заповедей криминалистики?

— Конечно: что, где, когда, кто, каким образом, с какой целью, почему?

— Почему, говоришь? Так дай же мне ответ сейчас: почему? Он собирается в пятницу посетить красотку Пепи, обманывает жену и товарищей, болтается целый час по городу только для того, чтобы увидеться со своей любовницей — красивой, ласковой женщиной, разведенной к тому же… Она одна в квартире, приготовила великолепный ужин, как это не раз уже бывало. Его ожидает волнующая ночь, а на другой день — приятная поездка за рубеж. Потом… новые любовные переживания… А он вместо этого отравляет ее принесенным ядом. Правильно он сам заявил — это абсурд, бессмыслица. Так скажи мне — почему?

Консулов задумался, прижав ладонь ко рту.

— Думаешь? Думай, Пенчо, думай, Крум, я скажу, о чем ты думаешь. Она мечтает выйти за него замуж, а он не собирается разбивать свою семью. Думаешь ты и о дочери его, которую тот, возможно, любит. Поэтому-то Сивков и принимает решение «убить ее» вместо того, чтобы, как положено в подобных случаях, сказать банальное «арриведерчи Рома». И сам себе сейчас ты отвечаешь — бесспорно, слабо. Или, например, так: она знает что-то по службе, что может разоблачить его в чем-то. А он, чтобы спасти себя и свою карьеру, убивает ее. Что? Это тоже тебе не подходит? Высосано из пальца. Откуда она, маникюрша, будет знать его служебные тайны и окажется способной их обнародовать? Ты отбрасываешь и этот вариант, продолжаешь думать… Думай, Крум, думай!

— А еще говорят, что не существует телепатии!

— Есть она или нет, но ты не ответил ни на один мой вопрос.

Раздался звонок телефона. Звонил Бинев, приглашая явиться к нему с докладом. Антонов быстро собрал протоколы допроса и направился к двери, а затем с сожалением произнес:

— Опоздал. Нужно было сделать это раньше. Сейчас он подумает, что я затаился, отпустив Сивкова.

На следующий день первым вопросом Консулова было:

— Ну, как! Долго тебя пропесочивали? Сивков еще не арестован снова?

Антонов пожал плечами.

— Ничего подобного. Он в принципе принял этот вариант спокойно. Только обвинил меня в интеллектуализме и даже в достоевщине. И подчеркнул, что вся ответственность при этом лежит на мне. В целом же он признал мои доводы справедливыми. Я же говорил, что Бинев совсем не дурак, не настолько…

— Ты хочешь сказать, насколько я?

— Не настолько, как ты о нем думаешь.

Явился Хубавеньский.

— Где ты шляешься, некого по делам послать… — еще у двери встретил его Консулов.

Но Хубавеньский только загадочно улыбнулся и начал докладывать о результатах своей командировки. Независимо от сотрудников Врачанского отделения милиции он лично прошел по маршруту Бедросяна, представляясь кругом как «клиент телемастера», который разыскивает его, чтобы починить телевизор. Хубавеньский снова проверил алиби Бедросяна. У кого в понедельник вечером тот работал, у кого ночевал, не отлучался ли куда-нибудь…

— Все это очень хорошо, — похвалил его Антонов. — Но нужно ли это, если у нас уже имеются все сведения?

— Да, нужно. Окружное управление сообщило, что Бедросян был в Папратове и что там он ночевал, ремонтировал до поздней ночи телевизор в одном доме. Впрочем, это сказал и он сам. Я же решил уточнить — у кого он «работал до конца телепрограммы».

— И что выяснил?

— Я установил, что у местного бригадира полеводов он был где-то до восьми вечера, а потом его следы теряются.

— Как так теряются? Куда он делся, где ночевал? — не выдержал Консулов.

— Да ночевал-то он у агронома Стояна Дачева, это его старый клиент и друг. Но вот…

— Не мотай мне нервы, — не сдержался Консулов. — Что означает это зловещее «но вот»?

— Сами подумайте… Соседка Дачева говорит, что в три часа ночи залаяла во дворе собака, раздался шум мотора. Она встала, подошла к окну. Из машины вышел какой-то мужчина и поднялся по ступенькам в дом. Сам ключом отпер дверь. Но это был не агроном. Тот — длинный, худой, а этот был среднего роста, плотный и коренастый. У Дачева есть «Москвич» — светлый. Эта же машина была темного цвета, возможно, вишневого, как она сказала.

— Судя по твоим словам, — сказал Консулов, — он просто там не ночевал, а откуда-то вернулся на машине около трех часов утра. Спрашивается — откуда?

— Конечно, из Софии, — ответил Хубавеньский. Он явно был горд тем эффектом, который произвел его доклад.

— Если так понимать, то еще рано судить о том, где он был, но случай надо проверить, — отметил Антонов. — А сейчас расскажите поподробнее, как вы пришли к этому открытию?

Гордый тем, что его сведения были отмечены как «открытие». Хубавеньский рассказал следующее. После того как ему не удалось установить, где работал Бедросян после восьми вечера, он решил собрать сведения у соседей о том, где ночевал Бедросян. И напал на словоохотливую соседку, которая рассказала ему все наиподробнейшим образом.

Хорошо, примем за основу, что из Папратова он мог добраться до Софии за два часа. Значит, где-то к десяти вечера. В это время Сивкова уже не было у Пепи. В квартиру вошел Бедросян. Каким-то образом дал ей еды и питья, соблазнив Пепи чем-то, что она любит. А когда она умерла, он возвратилстя назад. Возможно. Но кто помыл посуду? Пепи? Но почему не всю, а ту, которую необходимо? И не оставила отпечатков на ней. Странно! И все-таки сведения, которые принес Хубавеньский, были очень интересными, а возможно, и очень важными.

Позвонил Сивков и сказал, что у него есть дополнительные сведения к его прежним показаниям.

— Что это значит? — спросил Консулов.

— Ты не догадываешься?

— Только не говори мне, что он намерен признаться.

— Именно намерен признаться. А в чем — увидишь сам. Именно в том, что в первый раз его страшно испугало. Я же говорил тебе, он заяц.