Опасная тишина - Валерий Дмитриевич Поволяев

правильно делал: несмотря на снег, перевалы еще не закрылись, поэтому в кишлаке мог появиться разный народ. Вот когда горы закроются окончательно, тогда можно будет вздохнуть – жизнь местная на четыре-пять месяцев поспокойнеет.

Задумчиво поцецекав губами, Емельянов отложил подающий механизм в сторону, взял диск, вскрыл крышку. Ощупал пальцами пружину, помял железную пяточку, пахнущую маслом, провел мизинцем по внутреннему днищу диска и вновь поцецекал губами: к пальцу прилипло несколько ровных металлических соринок.

Выходит, что тут кто-то основательно поработал напильником. Настолько основательно, что не успел убрать следов спиленного металла. И напильник был крупный, грубый для тяжелой работы, на такой напильник надо давить всем телом, тогда он металл режет, будто пила.

Начальник заставы стряхнул металлические соринки на бумагу, вновь провел мизинцем по внутреннему днищу диска. К подушечке пальца вновь прилипло несколько железных рисинок.

– Интересно, интересно, – задумчиво проговорил Емельянов, – очень интересно… Кто же мог тут поработать? – Он опять помял пальцами пяточку, прикрепленную к пружине, и та отвалилась.

Подпилена была не сама пяточка, а клепки, которыми та была прикреплена к пружине: головки клепок были стесаны до основания, так что пружина держалась на честном слове. Соскреблены головки были напильником.

Одного этого было достаточно, чтобы пулемет внезапно заглох в бою.

Ножом, кончиком острия, Емельянов выковырнул остатки клепок на стол. Придется сделать клепки свои – грубые, кривые, но зато они будут надежные. Он поддел пальцем одну из выковырнутых клепок.

– Интересно, кому же это понадобилось? Какой нечистой силе?

Новое здание заставы было возведено на каменном пятаке, возвышавшемся над кишлаком, совсем недавно, – несколько месяцев назад здесь работали плотники, и у Емельянова от них остался кое-какой материал: полсотни гвоздей разной длины и толщины, немного проволоки, гвоздодер и несколько досок. Начальник заставы держал все это, – кроме досок, естественно, – в своем именном шкафчике.

Бойцы, кстати, тоже имели свои именные шкафчики. Здесь же, в канцелярии.

Он достал из шкафчика ящик с неприкосновенным запасом, поковырявшись в нем, выбрал пару гвоздей подходящей толщины, попробовал согнуть – крепкие, то, что надо.

Поднатужившись, он втянул сквозь зубы воздух в себя и клещами откусил шляпку у одного из гвоздей. Проверил, нормальный ли шпенек остался у шляпки… Вполне, вполне. Можно расплющить с торца, будет вторая шляпка.

Кому же понадобилось спиливать заклепки? Простая вроде бы вещь, а пулемет уже были готовы сдать в ближайшую контору по сбору рогов и копыт. Кто виноват в этом? Липовой? То-то физиономия его не по нутру Емельянову. Точнее, не очень по нутру.

Поразмышляв немного, Емельянов решил наведаться в оружейный чулан. Чулан Липового был заделан решетками – серьезное было помещение, в общем.

Липовой сидел на своей месте и, шумно пыхтя, пил из алюминиевой кружки чай. Пальцы себе не обжигал – был привычен. Щеки оружейника блестели от пота. Увидев начальника, Липовой поперхнулся, замешкался было, но замешательство продолжалось недолго – он отставил кружку в сторону и неторопливо поднялся с табуретки.

– Слухаю, товарищ начальник.

– Слухай, слухай… Сколько у тебя дисков к «люсинде»?

– Дак они ж пустые, – брови на лице Липового двумя изумленными мохнатыми птичками взлетели вверх.

– Ну и что, что пустые? Их зарядить можно. Итак, сколько их у тебя?

– Ш-ш… шесть! Нет, пять!

– Итого четыре.

– Почему четыре? Пять!

– Пятый диск находится у меня.

– Да-да, – неожиданно смятенно пробормотал Липовой.

– Напильник у тебя есть?

– Валяется где-то. Про напильник я совсем забыл.

– Давай сюда напильник и диски. И все патроны, что имеются у тебя. Весь мешок, понял?

– Счас… счас принесу. Через пять минут.

В пять минут Липовой не уложился – явился через десять минут, громыхнул кучей пустых дисков, будто выеденными изнутри консервными банками, ссыпал на стол, сверху положил большой, с крупной резкой насечкой напильник без ручки.

– А деревяшка где? – Емельянов щелкнул ногтем по заостренному штырю, на который насаживалась ручка.

– Не знаю, – Липовой вяло приподнял плечи.

Начальник заставы невольно покрутил головой: вот боец!

– Без деревяшки можно запросто загнать себе в ладонь этот вот штырь, – Емельянов вновь стукнул ногтем по напильнику. – Это же наконечник копья! Штука острая.

Оружейник вместо ответа отвел в сторону взгляд. На лице его продолжал блестеть пот – чай давал о себе знать.

– Ладно, иди, – Емельянов безнадежно махнул рукой.

Во дворе тем временем раздался шум, затем – восторженные выкрики, кто-то даже пробовал затянуть радостную песню. Это бойцы притащили убитого киика, теперь от возбуждения готовы были исполнять вокруг добычи туземные пляски.

Емельянов вскрыл второй диск. В нем, как и в первом, обнаружилось то же самое: крепления пяточки, взимающей патроны в ствол, были подпилены, пружина перекосилась и сделалась горбатой. Емельянов провел мизинцем по днищу диска, подцепил несколько продолговатых металлических крошек, разглядел их: стружка та же самая, тот же самый напильник.

– Тьфу! – не выдержав, отплюнулся Емельянов, по груди у него, под одеждой, пополз невольный холодок, перекрыл дыхание: это что же выходит, на заставе у него орудует враг?

Он потеребил себе пальцами мочки ушей: хороший это прием, голова разом становится трезвой и ясной, глаза начинают лучше видеть. А сделать-то нужно всего ничего: сильно помять мочку одного уха, потом другого.

Серая наволочь, висевшая над горами, приподнялась, что-то потянуло ее наверх, сделались видны недалекие каменные сломы, засыпанные снегом, темные провалы двух ущелий, из которых на кишлак обычно наваливались злые ветры – прискакивали они всегда внезапно, свистели, куражились, гоготали, норовили всякому человеку, оказавшемуся на их пути, свернуть шею, а уж какому-нибудь козленку или птице, случайно попавшим под руку, и сворачивали…

Из ящика Емельянов достал еще два гвоздя, проверил на прочность, затем, стискивая зубы, откусил у них шляпки. Вскоре новые заклепки были готовы. Емельянов поставил пружину на место, закрепил ее, полюбовался вороненым блеском стали: работой он был доволен.

Из пяти дисков, хранившихся у оружейника, два все же оказались целыми, непокуроченными неизвестным вредителем. Емельянов разобрал пулемет, смазал детали, затем смазал так называемые «точки жизни оружия», засовывая тонкий носик масленки в специально просверленные отверстия…

Пока работал, несколько раз выходил к дежурному – проверял, все ли в порядке, а точнее – все ли тихо?

Дежурные, – вернее, двое дежурных, они сменяли друг друга через двадцать минут, докладывали одно и то же, – и слова подбирали одинаковые:

– Пока все тихо.

Начальник заставы не выдержал, выговорил строго:

– А по уставу докладывать можете? Воинским языком?

На заставе у него служили ребята молодые, очень молодые, их всему еще надо было учить.

Серая мга за забором вновь потемнела, сделалась плотной, по ней потянулись серые полосы, похожие на дым, – может быть, это и был дым, приполз откуда-то, он родил в Емельянове тревогу: а вдруг это горит какой-нибудь кишлак или полыхает соседняя застава, ребята там отстреливаются, а Емельянов ничем не может им помочь – он морщился болезненно и вытягивал голову, вглядывался в неровно плывущее пространство.

Потом потемнело еще больше, и серо-белесые полосы вдруг погасли, стали уже, слабее и вскоре совсем исчезли. Финита, одним словом. Кранты.

Все пять дисков Емельянов