Приключения юнкора Игрека - Павел Шуф

— Если можно — еще раз. И — понятнее.

— Понимаете… — замялся Борька. — Тут у меня знакомый летчик есть. Он тоже в Москву самолеты водит…

Борька умолк. Молчал и я, помня странную просьбу Самохвалова — не вмешиваться в разговор. Сиропов выжидающе глянул на Борьку и спросил насмешливо:

— И это все? Не густо.

— И ничего не все! — обиделся Борька. — Он со мной разговаривал, когда я у справочной стоял. Вас еще не было.

Ну, разговаривал… — не выдержал Сиропов. — Ну, у справочной. — Дальше-то что?

Спросил он у меня… — уронил Борька. — Спросил— не лечу ли я этим рейсом. Ну, на который Суровцевы билет взяли.

А что такое? Почему такой интерес именно к этому рейсу?

Он сказал, что не советует летать. Опасно для жизни. Лучше, говорит, сдать билет пока не поздно. Вот я и не знаю…

Сиропов мигом посерьезнел и оставил свой обычный насмешливый тон. Участливо и даже как-то испуганно спросил:

— А что случилось? Самолет неисправен?

Я тоже об этом сначала подумал… — Самохвалов, и глазом не моргнув, продолжал свое беззастенчивое вранье.

И что же тебе ответил летчик? — заторопил его Сиропов.

Он сказал, что не завидует экипажу и пассажирам. Говорит, синоптики обнаружили час назад небывалую грозу в горах. Как раз по маршруту. Такую грозу аксакалы «Аэрофлота» сто лет не помнят.

— Ну! — присвистнул Сиропов.

Борька между тем, продолжал набирать обороты. Его вранье явно переходило на реактивную тягу.

Летчик говорит, — увлекался Борька, — что решиться лететь в таких условиях могут только очень смелые люди. Говорит, что больно трудно удержать ручку управления, когда молния в самолет попадает.

В самолет?! — округлил глаза Сиропов. — Молния?! Думаешь, это до того серьезно?

— Еще бы! — кивнул Самохвалов с видом знатока. — В такую грозу молния страшно меткой становится, сама самолет находит.

Но ведь можно отложить рейс? — Сиропов пожал плечами. — Зачем лететь, если гроза на маршруте? Кончится гроза — и лети себе на здоровье.

Ничего не выйдет, — вздохнул Борька. — Я тоже так сказал знакомому летчику.

И что же? — Сиропов с тревогой глянул Борьке в глаза — будто это он, а не Суровцевы, сами того не ведая, бросал неразумный вызов небывалой в истории авиации стихии.

Летчик сказал, что они все равно полетят. Гроза эта, оказывается, какая-то особенная — она три дня полыхает, не меньше. Такая очень редко бывает. Сейчас она только разгорается. А командир корабля на собственную свадьбу опаздывает. Поэтому и решил рискнуть. А чтобы уговорить начальство выпустить самолет, он вызвался взять на борт ученых, которые грозы изучают. Он их над горами с парашютами сбросит — пусть изучают, как бороться самолетам с разъяренной стихией. Вот ему и разрешили рискнуть. В порядке исключения…

Рискнуть?! — прошептал Сиропов. — И это называется — рискнуть? А он спросил, что думают об этом его пассажиры? Спросил, спрашиваю?

Нет, конечно, — спокойно ответил Борька. — Иначе на борту спокойствия не будет. Никак нельзя такое говорить.

Где Суровцевы? — спросил Сиропов, — Надо их срочно предупредить. Это ж надо — так рисковать!

Может, не стоит им настроение портить? — хитро спросил Борька. — Как-никак за зефиром в шоколаде летят. Настроились уже, небось, на сладенькое…

Да о чем ты говоришь, старичок?! — напустился Сиропов на Борьку. — Какой зефир! Тут, глядишь, вместо зефира молнией полакомишься! И без всякого шоколада. Где шестая стойка?

А во-он она, — с готовностью показал Борька. — Рядышком с буфетом.

Катю с мамой мы с Борькой заметили уже давно — сразу как только Сиропов принес «Пепси-колу». Они стояли в очереди и ждали начала регистрации.

— А вон и Катя! — показал Сиропову Самохвалов. — Видите — в шапочке «Адидас»? Ах, бедняжка! Стоит себе и ничегошеньки не знает о грозе…

Глянув на часы, Сиропов устремился вперед, расталкивая пассажиров. А мы, поотстав, стали наблюдать издалека. Сиропов, ясное дело, сразу же забыл про нас. Отведя в сторону Кэт с мамой, Сиропов, размахивая руками, стал что-то горячо и быстро говорить им. Мама Суровцевой схватилась за сердце. Сиропов проводил ее до скамейки. Дрожащей рукой Суровцева-мама достала из кошелька билеты и паспорт и протянула их Сиропову, который, глянув на часы, тотчас же бросился в кассу.

— Сдавать понес! — вполголоса завопил Самохвалов. — Гляди — сдава-ать!

Мы стиснули друг другу руки. Вот удача! Кажется, двадцать коробок зефира спасены!

Взмыленный, весь взъерошенный Сиропов вернулся минут через пять и протянул Суровцевой деньги, а потом достал из кармана кассету и стал что-то объяснять, оглядываясь и явно пытаясь выхватить взглядом из толпы нас с Борькой. Суровцева-мама долго трясла руку Сиропова, а напоследок вытерла платком глаза, вконец умиленная добротой своего спасителя, имеющего, к счастью, своих людей в кругах, близких к метеорологии. Наконец Суровцевы прихватили по чемодану и помчались на улицу — ловить такси.

Чемоданы были, видимо, пусты — обе Суровцевы несли их легко, как обувные коробки.

Заметался и Сиропов. До посадки ему оставалось минут десять. Но тут, в очередной раз ожившее радио, выдало нечто необычное. Радиоголос дважды повторил — на русском и узбекском языках:

— Отлетающего в Карши пассажира Сиропова просим срочно подойти к справочному бюро, где вас ожидает телефон.

Сиропов, удивленный неожиданным приглашением, вновь пустился в бега — на этот раз к справочному бюро. Он схватил с готовностью протянутую ему телефонную трубку, и тут… И тут случилось нечто и вовсе фантастическое. То ли дежурная забыла щелкнуть каким-то тумблером, то ли щелкнула, да не тем… Но только разговор Сиропова стал слышен всему аэровокзалу — горластые репродукторы разнесли его повсюду.

— Слушаю вас! — настороженно сказал Сиропов. — Кто это?

Ему ответил торопливый и восторженный щебет:

— Олеженька, — рассыпалась женщина, — Как я рада, что удалось дозвониться до вас! Как ваше самочувствие?

— Да… Но… я… — с трудом выдавил Сиропов, но продолжать ему не дали.

— Представляете, Олеженька, — продолжала женщина. — Час назад я звонила в редакцию и мне сказали, что вы летите в Карши с саженцами… Как это благородно! Как благородно!.. Вот и звоню вам в аэропорт. Спасибо, Леночка помогла, дежурненькая аэропорта по справке. Она у меня, умничка, тоже пайщица в кооперативе. Одна семья… Как не помочь друг другу… Вы меня слышите?

— Т-товарищ Крякина!.. Я… Да… — сказал Сиропов.

— Не будем терять времени, милочка! — решительно остановила Сиропова женщина. — У вас его нет. Быстренько возьмите бумажку и рученьку и приготовьтесь писать… Приготовились? Вот и умничка… Тут мой Рудинька, как узнал куда вы собрались, набросал только сейчас кое-что свеженькое. Записывайте, это вам в Карши пригодится. А то, с чем звонила в редакцию, передам в другой раз. Ладно уж… Вы готовы?

— Д-да! — клацнул зубами Сиропов. — Я п-пишу…

Передаю по буковкам, лапочка! — взвизгнул Крякина и продиктовала:

Насморк… Атеросклероз… Гангрена… Опухоль. Реанимация…

Уже потешался весь аэровокзал, но Сиропов, увы, слышать этого не мог. Он-то полагал, что телефонная капель предназначается ему одному. Передав по буквам свеженаписанные частушки юного акына Рудика, Крякина облегченно вздохнула:

— А теперь, Олеженька, проверяйте, — читаю первоисточник…

И прочла:

На горе стоят такси

И мотор заводят.

Пионерский сад в Карши

Все равно посодят!

Подружка моя,

Как платок твой ярок!

Обязательно пошли

Дерево в подарок!

— Д-да… Все верно… — потерянно промямлил Сиропов. — Привет Рудику. Скажете, что молодец. Оч-чень оригинально и оперативно.

Сиропов положил трубку и потер лоб. Но тут снова ожило радио;

— Пассажиров, следующих рейсом сто двадцать пять в Карши, просим пройти на посадку.

Борька положил руку мне на плечо:

— Пора и нам.

И добавил с улыбкой.

— Пока не разразилась гроза над Юнусабадом…

Смеясь, мы побежали к маршрутке. А погода была ужасно летной — лучше и не надо. Такую хорошую погоду аксакалы «Аэрофлота», уж точно, триста лет не помнили. Над головой плескалось голубое небо, а в нем, как в сетке дыня, трепыхалось и слепило глаза аппетитное солнце. И на душе было так хорошо… Так сладко… Как не бывает, даже если съешь в один присест двадцать коробок зефира в шоколаде.

Как говорит Акрам — «Моряку морская вода слаще шербета». И еще — «Если пескарь зарычит — и акула хвост подожмет».

…И ОТ АНДРЕЯ ЛИЧНО!

Мы уже собирались сесть в подошедшую маршрутку, как вдруг Борька сжал мою руку и прошептал:

— Смотри!

К нам подходил мужчина с внушительной связкой коробок зефира в шоколаде. На связке все еще болталась аэрофлотская бирка.