Песочный человек - Оксана Олеговна Заугольная

Лизы дрогнул, и она снова с усилием дернула Костика за шиворот, пытаясь поднять на ноги. – Надо быстрее выйти на дорогу. Там безопаснее.

Миша согласно кивнул, не заботясь о том, что его кивок не виден в темноте. Впрочем, какая темнота. Небо серело, ночь подходила к концу.

«Как же мне попадет от родителей за ночную прогулку!» – подумал Миша, и эта мысль ему страшно понравилась. Она была такой обычной, из того мира, где не было песочного человека и не нужно было никуда тащить холодного, словно неживого, Костика.

– Скажем, что Костика обижали в школе. В итоге он решил сбежать и побыть в укромном месте, – с усилием пропыхтела Лиза, волоча Костика по сухим листьям и земле. За ними оставался сероватый песочный след. – И мы догадались, в каком именно месте он мог прятаться.

– Давай помогу, – не выдержал Миша.

Он не хотел оставлять прут, да и с фонариком в руке было куда спокойнее, но одна Лиза точно могла тащить Костю до обеда, не меньше. А находиться тут и впрямь было небезопасно. За ними словно кто-то наблюдал из-за деревьев и покосившихся могильных плит.

Он сам взял Костю под мышки, а Лиза перешла и встала с другой стороны, поднимая Костю за ноги. Теперь они двигались куда быстрее, хотя Мише и не нравилось, что Лиза повернулась спиной к лесу. Мало ли кто за ними наблюдает. Ловец остался у нее.

– А Костя твою версию и не знает, – наконец произнес он, уставший ожидать нападения.

– Мне кажется, это наименьшая из его проблем, – отозвалась Лиза. – И потом, его и правда доставали в школе. Скажешь, нет?

– Сотни глаз смотрят на нас, – пробормотал вдруг Костя, и Мишка едва не уронил его на землю.

– Вот зачем так пугать! – выругался он, оглядываясь.

Они уже почти выбрались из леса, до гравиевой насыпи, с которой начиналась дорога, оставалась едва ли пара метров.

– Оставить глаз или спасти всех нас, – снова глухо заговорил Костя.

Лиза отпустила его ноги, отчего Мишка чуть не уронил враз потяжелевшую ношу, и вдруг со всей силы ударила Костю в нос. Голова Кости мотнулась, из носа потекла кровь, и в то же самое время из ушей на плечи высыпался песок. Мишке показалось (а может, и нет), что из-под повязки на глазу тоже упало несколько крупинок.

– Ай! – уже совершенно обычным своим голосом воскликнул Костя и открыл здоровый глаз. – Ты чего дерешься? От тебя, Катина, я такого вообще не ожидал!

– Будешь говорить с дурацкими рифмами, снова врежу, – успокоила его Лиза. – Лучше вообще молчи, чем так!

– Нет-нет, молчать не надо. – Мишка потряс Костю, не опуская при этом того на землю. – Что ты там про глаз говорил?

Взгляд Кости прояснился, и его лицо исказил страх.

– Потом! – сдавленно произнес он и, опираясь на Мишу, поднялся на ноги. – Сейчас бежать надо!

И они побежали. Мишка оборачивался только для того, чтобы ухватить за руку едва передвигающего ноги Костю или быстро выдохшуюся Лизу.

– Спортом и правда надо заниматься, Лиза, – сквозь зубы процедил он. – И тебе, Варанкин. Больше ни одной физры чтобы не пропустили, ясно?

– Я и так… – попыталась поспорить Лиза, но воздуха ей хватило ненадолго.

Костя и вовсе не отвечал. Тяжело дыша, он лишь кивал и бежал дальше. Миша слышал, как за ними движется с легким шуршанием нечто большое и в то же время невидимое, и страх прибавлял ему силы. И вдруг ощущение погони исчезло.

Глава 16

– Мы спасены? – неуверенно произнесла Лиза, когда откашлялась и наконец смогла ровно дышать.

Мишка прислушался. Шорох был теперь впереди, но это был совсем другой шорох. Так шуршали автомобильные шины. Едва он это понял и собирался объяснить одноклассникам, как из-за пригорка выехала полицейская машина.

– Спасены! – выдохнул Миша.

Автомобиль остановился прямо рядом с ними.

– Это не вы потерявшиеся сегодня Катина Елизавета и Дроздов Михаил? – спросил полицейский, выходя из машины.

– Мы. – Лиза так улыбалась, словно полицейский был самым прекрасным человеком на свете. – И с нами потерявшийся несколько дней назад Варанкин Константин.

Пренебрежительная ухмылка тут же исчезла с лица полицейского. Он весь подобрался и что-то быстро проговорил в рацию.

– Садитесь, поедем в участок, – сурово произнес он и открыл заднюю дверцу машины.

Если бы Мишка попал в такую ситуацию раньше, он бы начал спрашивать, зачем в участок и канючить «а можно я пойду домой», а также «только родителям не говорите». Сейчас он бы с радостью даже отсидел пятнадцать суток, или что там для таких нарушителей порядка? Детская комната полиции? Он довольно смутно в этом разбирался. Сейчас он знал только одно – он мечтал оказаться как можно дальше от этого места, где тяжелый взгляд по-прежнему буравил спину, пусть теперь и издалека.

«А Инна Валентиновна ведь говорила, что я попаду в полицию, – некстати вспомнил Миша. – Ну, если только так, то я согласен».

В полицейском участке их не посадили за решетку, как думал Миша. Вместо этого им налили из термоса горячий чай и насыпали сушек. Про себя Миша решил, что это вместо пончиков из фильмов. Но поблагодарил. Чаю и правда хотелось ужасно, руки замерзли в лесу. А вот Костя накинулся на сушки так, словно не видел еду очень давно.

Потом их разделили и расспрашивали. Мишу спросили, зачем он сбежал из дома.

– Я не сбегал. – Миша зевнул. От тепла его разморило, и спать теперь хотелось просто ужасно. – Лиза сказала, что знает, где может быть Костя, и мы его искали. На стройке искали, потом на кладбище…

– Как нам известно, вы с Варанкиным не дружили, – коварно спросил полицейский.

Но даже засыпая на ходу, Миша не попался.

– Не дружили. – Он снова зевнул. – Это Лизе до всего есть дело. Не мог же я отпустить ее одну, правда?

Больше его ни о чем не спрашивали. А когда приехали родители, мама постоянно плакала и прижимала его к себе как маленького, а папа потряс за руку как взрослого и сказал, что гордится. Миша только дома сообразил, о чем речь. Папа решил, что он как настоящий мужчина пошел с Лизой, чтобы ей не было страшно.

Ха! Попробовал бы его папа на его месте не пойти с Лизой, которая тащит за собой так, что оглянуться не успеешь, как вляпаешься по самые уши! А если бы папа видел, как лупит Лиза железным прутом жуткого песочного человека, он бы ей пожал руку, а не Мише!

Дома было