Билл — герой Галактики на планете Бутылочных мозгов [на планете закупоренных мозгов] - Гарри Гаррисон

Из-за необходимости того, чтобы их принимали серьёзно, свинглы шли на огромные затраты, чтобы поддерживать впечатляющее великолепие и церемониальность. Так, когда Билла ввели в большую комнату, он сперва увидел высокий стол, закреплённый над полом так, чтобы трое одетых в чёрные мантии судей свинглов в припудренных париках, сидящих на своём месте, могли разглядывать его через массивные очки.

Свинглы весьма бережно относились к своей системе правосудия. У каждой расы есть свои собственные природные директивы, секретные правила, записанные в генах и распространяющиеся в спиральных ДНК, говорящие им, кто они такие и за что им нужно бороться. Не только это, но также имплантированное в фундаментальное генетическое оборудование знание того, что хорошо, а что плохо, и стимул необходимости выглядеть хорошо во все времена и при любых обстоятельствах. В соответствии с этими расовыми императивами, свинглы, когда они впервые столкнулись с другими цивилизациями, приложили все усилия, чтобы обнаружить форму правосудия, которая бы им подходила. До того, как они столкнулись с цивилизацией, у них не было правосудия или официальной системы, заслуживающей упоминания. Когда у свингла росло раздражение на другого свингла, он бил его по голове короткой залитой свинцом деревянной дубинкой, называемой на свингли УуКу-Олен, или прекратителем-дружбы. Если кому-либо это не нравилось, он бил нарушителя по голове, часто получая ответные удары. В то время прекратитель-дружбы был единственной формой смерти на планете, так как предусмотрительная природа, всегда экспериментирующая, дала свинглам бессмертие, за исключением тех случаев, когда их шлёпали по голове короткой деревянной залитой свинцом дубинкой.

Присущая свинглам система правосудия выглядела прекрасной. На первый взгляд. В то время свинглам отчаянно понадобился новый способ контролирования прекратителей-дружбы, так как популяция неуклонно сокращалась даже после так называемых Неприятных Войн Девяностых. Они создали комбинацию из различных модальностей. У англичан они взяли высокие столы, за которыми восседают судьи и припудренные парики, а главным образом устрашающие титулы, сопровождающие британское отправление правосудия, как это показывалось во множестве фильмов Студии Пайнвуд, извлечённых свинглами из древних банков данных, единственной вещи, оставшейся от той давно уничтоженной планеты. Они думали, что никто не посмеет смеяться над группой из трёх судей, вроде этой.

Билл не мог сдержать хихиканье, увидев троих тощих судей с массивными очками на чешуйчатых лицах, в белых париках на вытянутых головах и общим видом оскорблённого достоинства. Офицер в меховой накидке слегка пнул его невероятно острым локтем в ребро, и он сразу успокоился.

Средний судья произнёс замогильным голосом:

— Подведите обвиняемого к барьеру.

Билл намеревался вести себя достойно и покаянно, но что-то в его несносной чёрной душе заставило сказать:

— У вас есть здесь какой-нибудь другой бар [игра слов: слово bar имеет значения барьер и бар], кроме правосудия? Мне просто необходимо промочить горло перед тем как продолжить.

Судьи посмотрели друг на друга. Публика — за процессом наблюдали сидя в креслах около трёхсот свинглов — посмотрела на судей. Стражники переглянулись. Билл выглядел слегка озадаченным.

Средний судья заметил судье, сидящему слева:

— Вы можете вразумительно объяснить, что он сказал?

— Рискну предположить, — ответил левый судья, — что обвиняемый пытается острить.

— Я думаю то же самое, — заметил правый судья.

— Вы имеете в виду, — произнёс средний судья, — что обвиняемый шутит?

— Невероятно, но это так, — ответил левый судья.

— А в чём соль шутки? — спросил средний судья.

— Трудно сказать, — ответил левый судья, — так как я сам не совсем уловил её. Полагаю, на основе обыгрывания слова барьер. Немного странное начало, не так ли?

— Да, конечно, — сказал средний судья. Он пристально посмотрел на Билла. — Обвиняемый, ты на самом деле взялся шутить в нашем присутствии?

— Ну, э-э, в общем-то, да, — ответил Билл. — Я ничего не хотел этим показать. — Он сновал начал хихикать.

— А что, — спросил средний судья, — здесь смешного?

— Ничего, извините, прошу прощения, — ответил Билл.

Средний судья повернулся к правому.

— Что его так смешит?

— Не знаю, — ответил правый судья, — но опасаюсь наихудшего. Полагаю, если вы сочтёте это необходимым, можно спросить у него.

— Обвиняемый, почему вы смеётесь?

— На самом деле, — ответил Билл, — у меня слева подмышкой сидит чинжер и щекочет.

— Вы слышали это? — сказал левый судья правому.

— Его наглость поражает.

— У него ведь не может на самом деле на теле сидеть ящерица?

— Сомневаюсь. Земляне и чинжеры — потомственные враги.

— Полагаю, — произнёс одетый в меховую накидку стражник, — мы можем обыскать его и убедиться.

— Нет, — сказал средний судья. — Уже достаточно. Честно говоря, мне ничуть это не интересно.

— Послушайте, — сказал Билл, — я не знаю, за что вы собрались меня судить. Я ничо не сделал.

— «Ничо», — произнёс средний судья, — что это значит?

Правый судья, с опущенным правым веком и чудным выражением лица, произнёс:

— Думаю, это «ничего» с опущенным слогом «ег».

— Но зачем он это сделал? — спросил средний судья.

— Наверное это какая-нибудь очередная шутка, — ответил правый судья.

— А! Ещё одна шутка! Это мне уже не нравится, место этого преступника за решёткой.

— Похоже он предрасположен к шуткам, — сказал левый судья.

— Если так, то это прискорбный недостаток, — заметил правый судья.

— И весьма прискорбно, что ему придётся за это заплатить.

Трое судей посмотрели друг на друга и улыбнулись удовлетворёнными улыбками людей, способных сохранять чувство юмора в трудной ситуации.

— Ну а теперь, обвиняемый, вы обвиняетесь в нелегальной и без лицензии посадке на неправомочном космическом корабле на территории общественного фестиваля, таким образом серьёзно нарушив ход фестиваля слизней, и нанеся организатору фестиваля, Зеку Хорсли, публичное оскорбление преступным образом. Обвиняемый, что вы можете сказать в своё оправдание?

— А? — спросил Билл.

— Являлись вы или нет членом команды космического корабля, совершившего посадку на территории фестиваля?

— Послушайте, — сказал Билл, — нас сбили. Я был пассажиром на корабле. Но нас сбили свинглы. У нас не было выбора, где приземляться.

— Я не спрашиваю, был ли у вас выбор, — сказал средний судья. — Я спрашиваю, приземлялись ли вы на вышеупомянутой территории ярмарки?

— Полагаю, да, — ответил Билл. — Я говорю гипотетически.

— Должным образом запротоколировано, — сказал средний судья, его левый глаз характерно прищурился.

— Хорошо, даже если я приземлился на территории ярмарки, во-первых, я ничего не мог с этим поделать, во-вторых, никто не пострадал, так что я прошу забыть это и позволить мне вернуться к своей военной команде.

— Никто не пострадал? — фыркнул средний судья. — А как насчёт слизней?

— Каких слизней?

— Слизней, которые были собраны на выставку слизней, вот каких слизней.

— Да, ну и что насчёт них?

— Ваш корабль раздавил вольер, где спали слизни.

— Вы имеете в виду, что мы раздавили вольер со слизнями? — переспросил Билл, впадая в неуправляемый смех, как склонны поступать люди, когда шутят в крайне напряжённой обстановке. — Как-нибудь я возмещу ущерб. Или Дью. Сколько будет стоить доставить ещё один грузовик слизней?

— Он пытается облегчить свою вину, — прикрывшись ладонью шепнул средний судья левому.

— В его словах есть здравый смысл.

— А как насчёт оскорбления Хорсли?

— А кроме того, разве слизни заменимы?

— Не в таком количестве.

— Очевидно, что не в таком количестве. Я имею в виду другое количество, которое сможет представлять ярмарку, большее чем на ярмарочной бирже.

— Трудно сказать. Вы также хорошо как и я знаете, как трудно набрать целый грузовик действительно отборных толстых слизней, особенно сейчас, с наступлением сухого сезона.

— И всё ещё остаётся нерассмотренным вопрос об оскорблении Хорсли.

— У меня было бы больше сочувствия к положению Хорсли, — сказал правый судья, а его веко перестало дёргаться, — если бы он не был парнем, которого кто-нибудь непременно стукнул бы прекратителем-дружбы, если бы сейчас были старые тёмные дни.

— Верно, — сказал средний судья. — Никакого сочувствия Старому Хорсли. Что вы скажете, если мы отпустим обвиняемого, объявив ему выговор?

— Полагаю это будет то, что надо, — сказал левый судья, — хотя это выглядит немного суровым наказанием.

— Он шутил, — заметил средний судья.

— Он это делал. Да, пусть будет выговор?