Удар гильотины - Павел Амнуэль

– И есть ваши собственные впечатления, – тихо сказала Кристина. – Своим глазам вы верите?

– Своим глазам – не очень. Вещественным уликам – да. Главная улика лежит у меня в кармане. Вы оба, по идее, не можете знать, что это такое. На улике должны быть отпечатки пальцев. И легко узнать – чьих. Можно оставить это Мейдену – утром я отнесу улику в полицию, они проведут анализ, установят кому принадлежат отпечатки… А можно сделать это сейчас – самим. Это решающая улика. И я знаю, чьи это отпечатки.

– Чьи? – с любопытством спросила Кристина.

– Убийцы, – отрезал Манн. – Итак, хотите провести опыт или утром мне пойти в полицию?

– Господи, – раздраженно сказал художник. – Я вижу, как вам не терпится. Давайте вашу улику. Вы думаете, я убийца? Я вижу, вы так думаете. Давайте улику, и вот мой большой палец.

Манн полез в боковой карман куртки, где лежала завернутая в салфетку коробочка, обнаруженная давеча на верхней полке в кухне Койпера. Та самая коробочка, которая… которой… которую он не мог теперь нашарить и рылся в кармане, тыкая пальцем во все углы, ничего не находя и ужасаясь тому, что, дойдя уже вроде бы до окончательного вывода в расследовании, теперь оказался из-за собственной небрежности (из-за чего еще?) перед необходимостью или начать все сначала, или от всего отказаться.

– Что? – спросила Кристина, участливо наблюдая за тщетными поисками Манна и за выражением его лица – растерянным, хотя детектив старался сохранить видимую невозмутимость. – Там что-то было?

– Что-то было… – пробормотал Манн, вывернув карман наизнанку и не обнаружив в нем ничего, кроме крошечного комочка чего-то сейчас неопределимого, но к ожидаемой улике не имевшего никакого отношения.

Под пристальным взглядом художника и журналистки Манн вывернул все карманы, тщательно проверил и нашел только клочок бумаги с записанным на нем номером телефона – это был телефон клиента, чьим делом Манн занимался две недели назад, дело оказалось легким, полученный гонорар детектив давно истратил на погашение счетов, а бумажку выбросить забыл.

– Что вы искали? – спросил Ритвелд, когда, отчаявшись, Манн прекратил поиски, бросил куртку на пол и сел на стул, сложив руки на груди и переводя взгляд с Христиана на Кристину. – Что это за главная улика?

– Можно попросить кофе? – спросил Манн, ощущая в затылке давящую боль – то ли поднялось давление, то ли боль была психологической, реакция на непростительную оплошность. Где, черт возьми, он мог потерять коробочку?

– Да, конечно, – Ритвелд поднялся. – Криста, вам тоже? Какой?

– Черный, – сказала Кристина. – Покрепче. Две ложечки. И без сахара.

– А вам, Тиль?

– Тоже, – сказал Манн и, когда художник вышел, продолжил: – Вот и все, Кристина, я проиграл. Не знаю, когда вам удалось…

– Удалось что? – в голосе девушки слышалось такое откровенное недоумение, что Манн опять засомневался в собственных выводах.

– Неважно, – пробормотал он.

– Нет, важно, – сердито сказала Кристина. – Я же вижу: вы хотите меня в чем-то обвинить, у вас взгляд такой, и тон… Вы думаете, я что-то вытащила из вашего кармана?

– Неважно, – повторил Манн.

– Нет, важно! – повторила девушка. – Если это неважно для вас, то важно для меня. Говорите!

– Если вы настаиваете… – Манну казалось, что чем больше он тер виски, тем боль становилась шире и в целом переносимее, будто воду из глубокого колодца вычерпываешь и проливаешь на землю, и она растекается большой, но мелкой лужей, в колодце можно было утонуть, а по луже легко пройти, замочив только подошвы…

– Ведь это вы убили Альберта, верно? – сказал наконец Манн, пытаясь хотя бы по реакции Кристины определить, насколько правильным было его заключение.

– Я? – поразилась девушка. – Вы действи… Как это – я?

Нормальная реакция, – подумал Манн. Я бы тоже так реагировал, если бы меня… если бы я был ни при чем, а меня вдруг…

Но ведь все сходится.

– Вы окончили два факультета – психологический и искусствоведения, – сказал Манн. – Вы обучены всем практикам гипноза, верно? Это легко узнать в институте, так что…

– Да, мы это учили, – кивнула Кристина. – Ну и что?

– Дальше. Я все думал – кому выгодно? Кто выигрывает от смерти Койпера? Ритвелд? Кейсер? Некий Икс, шантажист, о котором говорил Альберт? Я сразу решил, что шантажиста не существует, потому что постороннему человеку нужны деньги, а не труп. Когда я познакомился с вами, мне сразу не понравилось… Ну, вы слишком нарочито изображали отсутствие интереса, в то время как, по рассказу Ритвелда, интерес у вас к выставке был. Я подумал: может, Кристина знает больше, чем хочет показать? Что если вы каким-то образом узнали о подмене картин? Вот и причина для шантажа. Но не для убийства, верно? Вечером я навел кое-какие справки… И еще подумал: если вы в это замешаны, то захотите поговорить со мной без пристального взгляда Эльзы. Я, конечно, удивился, увидев вас у дома Койпера, потому что ждал, что вы мне позвоните и будете договариваться о встрече, но ваше нетерпение оказалось сильнее…

– Послушайте, Тиль…

– Нет, пока вы послушайте, Кристина. Вы хороший гипнотизер, верно? Я нашел в интернете ваши оценки. Вы хороший гипнотизер, а я хороший хакер – иногда это бывает нужно. Вы ведь на экзамене заставили уснуть одного из профессоров, внушили ему, что он Леонардо да Винчи, и бедный старик в присутствии комиссии рисовал на бумаге Мону Лизу – и вроде бы даже неплохо для первого раза.

– Ну да, – сказала Кристина, – я с удовольствием вспоминаю. Если бы вы меня спросили, я сама бы вам рассказала. И не только о том случае.

– Были и другие, верно? Рад, что вы не отпираетесь…

– Почему я должна…

– Потому что, по словам Кейсера, в комнате Альберта непонятно откуда появился Ритвелд, протянул ему капсулы с ядом, тот проглотил, будто это было для него обычным делом… Классический пример внушенного поведения. Ритвелд художник и без пяти минут философ, ничего подобного он делать не умеет, а вы…

– По-вашему, я внушила Христиану идею отправиться к…

– Нет, конечно! Это невозможно, я прекрасно понимаю. Но вы могли внушить Кейсеру, что он видит Ритвелда, когда на самом деле он видел вас. И внушить Койперу, что он должен проглотить таблетку…

– Вы сами верите в то, что говорите? Все это физически невероятно, но даже если бы было так, то – зачем? Вы противоречите сами себе! Только что говорили о том, что шантажисту незачем убивать…

– Смотря какому шантажисту, – покачал головой Манн. – У вас был мотив и для шантажа, и для убийства. Вы узнали о подмене картин – раз. И вы были какое-то время близки с Койпером. Он вас бросил, а вы не из тех женщин, которых можно так просто оставить, верно?