Пулемет для витязя - Антон Николаевич Скрипец

всегда была вотчиной купцов. Ее основатели вообще не были торговцами. Они были первыми волхвами, служившими этой земле. И первыми правителями, которым все поклонялись еще до князей. Именно они ввели 12 богов. Именно они открыли двери Ирия за Большим Камнем и ушли туда, когда их время вышло. Но до этого они подвели людей к тому, чтобы те сами могли решать свою судьбу, без посторонней помощи. Без их помощи. Много воды утекло с той поры, когда они поставили вместо себя и первого Верховного волхва из простых людей, и первого князя из них же. А после себя оставили лишь гильдию, которой надлежало следить за заведенным веками укладом и помогать людям следовать завещанной ими дорогой. Вот почему гильдия испокон веков стоит выше княжьей власти, и занимает она в этой государственной иерархии именно то место, которое занимала всегда и занимать всегда должна. Понимаешь?

— Ты сам-то в это веришь?

Черный пристально посмотрел в глаза Тверда.

— «Верю» — не совсем то слово. Лучше подойдет «знаю». Особенно если учесть, что я сам — из новгородской Палаты гильдии.

— Что?

— Я, как бы это понятнее сказать, верховный лазутчик купеческой гильдии. И в Полоцк прибыл ровно за тем же, за чем и Путята Радмирыч. Узнать, что стряслось с местным Двором и не дать из-за него Светлому князю вцепиться в горло Аллсвальду.

— То есть вы, новгородцы, повелели голове киевского Двора проследовать в Полоцк раскрывать этот поджог, а сами тем временем приехали сюда ровно за тем же? Ты и впрямь веришь, что это звучит правдоподобно?

— Как я сказал раньше, слово «верю» в моем случае не вполне уместно. Это я приказал ему ехать в Полоцк. Лично. Для того, чтобы он отвлек на себя внимание, пока я, никем не замеченный, по-тихому разберусь с этой историей. Правда, вышло все немного не так, как задумывалось.

— Ну да, совсем немного. Путята справился и сам, а внимание к себе привлек такое, что за ним бросилось целое воинство ряженых татей.

— Ты тоже заметил, что это были не норды Аллсвальда?

— Тоже? — Тверд не верил своим ушам. — Так ты там был? И никак не помог? Воям твоя затея стоила жизни!

— Какой смысл был ее затевать, если бы она в конечном итоге стоила жизни еще и мне? И что мне было делать? Как бы я один помог вашей сотне заставить врага показать спину и оставить всех живыми да здоровыми?

— Когда б ты вмешался, — принялся остервенело загибать пальцы Тверд, — когда б еще бы один такой же умник, коего я считал побратимом, не смылся, да еще боярин Полоз не улепетнул с личной своей охороной, глядишь, и по-другому бы все сложилось!

— Вот об этом-то я и хотел тебя спросить. Что случилось такого, что княжий ближник так споро снялся с места, что даже я за этим маневром не уследил? И почему вас приказал повязать? И что, раздери меня береза, было написано в книге, из-за которой у нас с вами вышел… небольшой спор?

— А ты у Путяты спроси, раз уж именно для этой надобности заставил его в Полоцк прибыть!

— Спросил бы. Будь он жив. И очень жаль, что ему оттяпали башку и изрубили его в такие мелкие куски, что разговаривать с ним стало решительно бесполезно. Вытащить-то я хотел именно его. Потому как уж он бы все рассказал, как есть, не закатывая истерик. Хоть и еле-еле, но живым оказался только ты. А теперь, как ни крути, а ты мне обязан жизнью. Так что будь добр, рассказывай. Не такая уж эта великая плата за то, что я тебя вытащил с того света.

Тверд невольно еще раз тронул упругий бугорок шрама на груди. А потом — и на шуйце.

— И сколько же ты потерял времени, пока меня выхаживал?

Судя по всему, парой месяцев дело ограничилось вряд ли…

— Пустяки, пару дней.

— Что?!

Черный хмыкнул.

— Похоже, именно с этого надо было мне начинать наш разговор, да? Чтобы у тебя сразу улетучился весь скепсис по поводу значимости, истории и возможностей купеческой гильдии.

Тверд, который все равно половину из сказанного этим черным татем не понимал, тупо пялился на него во все глаза.

— Да кто же ты, ящер тебя возьми, такой?

— Зови меня Прок.

* * *

Полоцк их встретил все тем же хмурым небом и дурными дорогами. Ведущая в город колея сразу за воротами раздробилась на три части. Они по какому-то Прокову разумению выбрали ту, что выглядела похуже да позаброшенней. Чудной плащ Прока, который с изнанки оказался не черным, а синим, да еще и расписанным шитьем по кайме, так знатно, естественно и в то же время будто специально скрывал вороненый блеск доспехов, что затеряться в толпе оказалось не таким уж мудреным делом. Тверду, так еще проще. Спасая его, гильдиец отчего-то и не подумал спасти и его дорогую ламеллярную броню, во многом благодаря которой кентарх и остался жив. Зато теперь кентарх, одетый похуже многих хреновых гридней, не привлекал к себе совершенно ничьих взглядов.

Остановились они возле дома, двор которого и лет двадцать назад навевал, должно быть, мысли об отчаянной заброшенности. Меж высоченных зарослей, в которых перевиты были и трава, и кусты, и чахлые деревца, плелась еле заметная тропка. Вывела она их к развалюхе такого вида, что любая землянка покажется краше. Тверд уже знал, что в таких случаях нужно искать, и довольно скоро нащупал взглядом полустертый знак двенадцати. Он жался к самой крыше, будто единственной заботой его было укрыться от дождя.

— Я так понимаю, если в любом городище сыщешь заброшенный дом, он непременно окажется вашим.

— Делаешь успехи, — не оборачиваясь, кивнул шагнувший на скрипучие ступени крыльца Прок. — Только я бы, например, на твоем месте не стал хвастать такой осведомленностью перед человеком, который пытается все это сохранить в тайне. Кто ж знает, как долго ты мне еще будешь нужен и каким образом я решу провернуть наше с тобой расставание?

Так и не обернувшись, он исчез за такой ветхой и рассохшейся дверью, что она бы и кур в сарае не удержала.

«А с чего ты взял, будто ты решаешь, когда мы с тобой раскланяемся?» — недовольно подумал Тверд. Уж он-то не сомневался, что их совместный поход разобьется на два пути тогда только, когда он, между прочим, кентарх царьградской этерии, этого пожелает. Да вот хоть сейчас можно развернуться и убраться отсюда. И кто его остановит? Раскидавшая свои лапы на тропке ежевика?