Люди Приземелья - Владимир Михайлов

— Не имея теории — возможно ли это?

— Ну, чтобы защитить дом от молнии, не обязательно знать об электричестве все без исключения. Как вы помните, громоотвод опередил науку.

— Понял.

— Защита людей поручена Особому звену. Только что созданному.

— Людей сняли с монтажа?

— Нет. Монтаж — сам по себе. Но есть и свободное время.

— Ага… И кто в этом звене?

— Гур, Дуглас, я… Опытные монтажники.

— Значит, во всяком случае, не я, — не без некоторого облегчения отметил Кедрин.

— Но ведь ты не хочешь быть в стороне? — Холодовский внезапно употребил крепкое, бьющее в лоб «ты», и это смутило Кедрина.

— Я… Ну, разумеется…

— Я так и думал. Тогда слушай…

— Одну минуту, — испугался Кедрин. — Не сразу… Не сейчас.

— Вы слишком заняты? — голос был полон иронии.

— Я хотел только…

— Ну? Чего же? Не стесняйся!

Сказать? Невозможно. Хотя… Он может объяснить, где она, чтобы не искать зря. Сказать.

— Я хочу сначала встретиться с Ирэн.

— А, собственно, зачем тебе? Ты ее не знаешь.

— Она ведь не родилась на этом спутнике!

— Ах, вот что… — задумчиво проговорил Холодовский. — Вот оно что…

— Он помолчал. — Тогда тем более — не надо.

— По-моему, это мое личное дело.

— Нет. Если тебе просто скучно — тогда это личное дело, но недостойное. А если…

— Если не просто?

— Тогда дело касается не только тебя, но еще и Велигая. Не секрет. И как раз теперь нельзя.

— Иными словами…

— Не надо иных слов, — прервал его Холодовский. — Гибнут люди. И если Велигая что-то будет отвлекать от дела, заставит зря расходовать энергию, нервы, все…

— А если я не могу иначе?

— Тогда я посажу вас на первый же корабль: улетайте на Планету.

Последовала долгая пауза. Кедрин прервал ее:

— Слушайте, — сказал он. — Вы хоть раз любили?

— Да сто раз, — небрежно кивнул Холодовский. — Ну и что? Все равно ради этого не стоит отвлекаться от работы.

— Так, так… — протянул Кедрин.

Ты был влюблен сто раз; значит, ни разу. И ты мне внушаешь! А что сказал бы Меркулин?

Кедрин задумался. Странно: Учитель сказал бы то же самое. Да однажды он и сказал так, почти слово в слово.

— Хорошо… — медленно проговорил Кедрин. — Я ничего не стану делать… пока.

— Вот и чудесно. Итак, вернемся к нашему главному делу. Как мы уже заметили, все зависит от одного: что же такое — запах? Это, гласит одна из теорий, электромагнитные колебания в миллиметровом диапазоне. Элементарная логика: колебания эти могут попадать в скваммер только из пространства. Так?

— Да, логично.

— Значит, нужна экранировка: или скваммеров, или пространства, в котором происходит работа. Что бы выбрал ты?

— Но ведь металл скваммеров — тоже экран.

— По-видимому, его недостаточно.

— Скваммеры, конечно.

— А мне кажется, наоборот. Экранировать скваммеры — значит фактически изготовить их заново: работа тонкая и фасонная. А рабочее пространство…

— Проще. Но куда больше!

— Объем — не страшно. Земля готова помочь, чем угодно, только бы работа не прекращалась. Но тут все нуждается в расчете. Ты поможешь?

— Помогу, — согласился Кедрин.

— Хорошо. Тогда завтра — начинаем. А пока я пойду.

— Погоди, — сказал Кедрин. — А что ты будешь делать сейчас?

— Мечтать, — сказал Холодовский.

— О ком?

— Ни о ком. О городах.

— Тянет на Землю?

Холодовский качнул головой.

— Когда я состарюсь и не смогу строить корабли — лет через девяносто-сто, — я построю город. Чудесный город на берегу океана. Это будет город для старых монтажников и пилотов. Для тех, кто строил корабли и летал на них. У нас будут свои корабли, и умирать мы будем в океане, а не в постели.

— На Земле нет больше бурь.

— Разве я стану строить город на Земле? Есть один океан в мире: океан пространства — времени. Здесь, на его берегу я и построю город.

— Я думаю, — сказал Кедрин, — до таких городов еще далеко.

— Нет, — проговорил Холодовский, — близко. Они рядом, эти города. Я уже вижу их огни.

— Что же, — сказал Кедрин. — И об этом можно мечтать…

— Можно, — сказал Холодовский, уходя.

Он мечтает о городах. А о чем теперь осталось мечтать тебе? О победе над запахом? Об этом можно размышлять. Но мечтать…

На Земле в таких случаях идут гулять.

Ну что же, неплохая мысль…

Кедрин вышел в коридор. В нем был фиолетовый сумрак позднего вечера. Но чем дальше от каюты уходил Кедрин, тем ярче становилось освещение. Около кают-компании был уже день. А в соседнем коридоре, куда он заглянул, стояла ночь. Люди отдыхали в своих каютах, и, наверное, как и на Земле, только наиболее одержимые поиском, те, у кого решение было уже близко-близко, оставались в своих лабораториях, и для них смена суточных циклов превращалась в пустой звук.

Завтра сдадут планетолет. Наверное, сразу же заложат большой корабль. «Длинный», как здесь говорят. Работать придется еще раза в полтора больше. Лабораторные проблемы будут отложены — замрут приборы, застынут в сосудах реактивы, в кабинетах и студиях спутника останутся недописанные книги, полотна, незаконченные скульптуры. Люди забудут, что они — ученые, конструкторы, художники. Останутся только монтажники. Только таким образом можно спасти людей. Каждый пожертвует чем-то.

Да, Холодовский прав.

Кедрин остановился у входа в кают-компанию. Здесь была зелень, деревья росли прямо из тугого пластикового пола, под ними были расставлены столики. Кедрин прикинул: если придет пополнение, тут станет тесновато. Неудивительно: спутнику уже много лет, а кораблей будет строиться, пожалуй, все больше.

В одном углу кают-компании играла музыка, люди то плавно, то резко, порывисто двигались в танце. Откуда-то доносилась песня; в ней были грусть и непреклонность — грусть о Земле и непреклонная воля уходить все дальше от нее, потому что иначе не может человечество.

Мысли постоянно возвращаются к одному и тому же. Ирэн… Но ты ведь обещал, да и сам решил, что это сейчас — самое правильное: не только не разговаривать с нею, но пока даже и не думать о ней. Это помешает делу, помешает спасению людей…

Кедрин опустился на свободный стул, утвердил локти на столе, запустил пальцы в волосы и слегка сжал ладонями голову. Так было удобнее; обычно в минуты самой напряженной работы мысли голову чуть стискивал шлем Элмо, и теперь это ощущение стало нужным. А сейчас следовало подумать.

Что же это? Извечный конфликт между личным и общественным? Он издавна служил темой для разговоров и сомнений. Личное и общественное — и побеждает общественное. Такова схема, и все происходит по схеме, так? Но ведь глупо — приносить что-то в жертву схеме.