Муж на час - Наталья Баклина

Людмила сидела со своим ноутбукам напротив окна, закатное солнце золотило её профиль и каштан волос, убранных со лба за ухо. Но через какое-то время прядь выбилась из-за маленькой округлой раковины и опять повисла на лбу, и Людмила досадливо дунула на неё, разглядывая текст на мониторе. От увиденного веяло таким покоем, что Игорь застыл на лестнице, не торопясь полностью подниматься.

— Ты чего там? — она, наконец, заметила торчащие над полом голову и плечи.

— Вот, конфет тебе принёс, — он протянул прихваченную горсть. — Хочешь?

— Хочу.

Она подошла, присела возле него на корточки, взяла конфету, развернула, кинула в рот.

— М-м-м, вкусные. Обожаю этот вкус, сочетание вишни с шоколадом. А ты почему весь в комнату не заходишь?

— Сейчас зайду.

Захаров смотрел ей в лицо, оказавшееся на одном уровне с его лицом и видел золотые точки в ореховых глазах. Чёлка опять выскользнула из-за уха и повисла прядкой, и он аккуратно отвёл её в сторону, проведя кончиками пальцев по неожиданно прохладному лбу. Людмила замерла и смотрела ему в глаза вопросительно. И он, тоже взглядом, спросил «можно?». Она потянулась ему навстречу и ойкнула, поморщившись.

— Что? — тут же встревожился он.

— Нога. Я совсем про неё забыла!

И тогда Игорь, наконец, поднялся по лестнице, помог ей подняться и сделал то, что так хотел сделать.

Её губы пахли шоколадом и немного ликёром, были упругими и податливыми. И тело, когда она к нему прижалась, тоже оказалось упругим и податливым. И последней его отчётливой мыслью было, что если сейчас же не получит её всю, то он просто умрет от переполнявшей его нежности.

Глава 11

— Слушай, кажется, мы обнаглели и ведём себя неприлично. — Людмила лежала ухом на его груди и слушала сердце. Сердце стучало ровно и наполнено. — Неудобно перед стариками, что они о нас подумают.

— Анна Николаевна подумает, что наконец-то я оказался в хороших руках, — Игорь чмокнул в серединку её ладошки. — А Савельич не знаю, что подумает. Но тоже что-нибудь хорошее.

— Он даже и не ужинал толком, тебя ждал…

— Да? Ну, наверное, уже не ждёт. Слушай, а что он там насчёт тюрьмы говорил?

— А, так, версии строил, зачем меня нужно было представить преступницей. Похже, затем, чтобы на несколько дней упрятать меня в тюрьму. На самом деле, если бы не ты, то так бы и вышло. Пока бы меня Аркадий вызволил…

Она замолчала, будто опомнившись, и Игорь понял, что она думает о муже.

— Мне теперь надо будет подавать на развод…

— Ты уверена? — он постарался скрыть рвущееся ликование.

— Да. Только ты не подумай, что я навязываюсь… Просто теперь я не смогу жить с Аркадием. Врать ему не смогу. А если говорить правду, то надо разводиться.

— А в чём правда, Люд? — он дунул ей на затылок, наблюдая, как разлетаются волосы.

— В том, что я в тебя влюбилась, кажется.

— Что? Как ты сказала? — Игорь приподнялся на локте, и она соскользнула с его груди и уставилась ему в лицо виноватым взглядом.

— Кажется, я в тебя влюбилась, но это тебя ни к чему не обязывает…

— Что значит — «кажется»? Я в неё влюбился, как последний щенок, а ей только кажется! — он затормошил Людмилу, она засмеялась облегчённо.

— Ну, хорошо, хорошо, мне не кажется. Я в тебя влюбилась. Втрескалась. Запала, как говорит моя Сонька. Сонька… Я совсем про неё забыла!

Она застыла, задумавшись, и Захаров почувствовал почти физическую боль, наблюдая, как её глаза опять наливаются виной и раскаянием.

— А как я ей объясню? Она же не поймёт, почему мы расстались. У неё сейчас такой трудный возраст… Это мне Аркадий нелюбимый муж, а ей — родной отец. Что нам делать, а?

Он разозлился.

— Слушай, Люд, ты что, до конца жизни собираешься удобрять чужие клумбы?

— Клумбы? Ты о чём? — не поняла она.

— О твоей жизни. Ты не замечаешь, что ты стараешься жить так, чтобы быть всем удобной, чтобы занимать как меньше места? Ты как будто оправдываешься за каждый свой шаг, будто разрешения у кого-то постоянно просишь! Не замечаешь?

— Нет. А я прошу?

— Просишь. У меня уже голова кругом идёт от смены твоих настроений. Вроде радуешься, и тут же чуть ли не извиняешься, что посмела. Почему так, а? Ты ведь потрясающая женщина: красивая, умная, сексуальная. Что же ты живёшь так, с краешку?

— Не знаю, не думала об этом… А я действительно так живу?

Она помолчала немного, собираясь с мыслями.

— Наверное, ты прав. Знаешь, а ведь раньше я такой не была. Я заводилой росла, постоянно девчонкам игры придумывала. Мы в школу играли, или в показ мод, или в дочки-матери. И так здорово, так интересно было жить!

— А в больничку или в папки-мамки вы не играли? — игриво пихнул её плечом Игорь. — Ну, там, укольчик в попу сделать, спать улечься под одним одеялом…

— Нет, — засмеялась Людмила. — А ты играл?

— Ага. Мне было лет шесть, мама ещё жива была. Мы играли с соседской девочкой по имени Людочка, она была доктором, а я пациентом. И когда она собралась осматривать все мои больные места, в комнату вошла её мамочка. Застукала нас и сказала, что теперь я, как порядочный человек, должен на Людочке жениться. Слушай, она была такая же хорошенькая, как ты. Может быть, это ты и была?

— Нет, точно не я! — засмеялась Людмила. — Я в такие игры никогда бы не стала играть. Мама меня в строгости держала. Я вообще об отношении полов во всех подробностях лет в четырнадцать узнала. Нет, в пятнадцать, когда Танька вытащила из родительской библиотеки «Анжелику» для меня почитать. Я потом несколько ночей о таком принце грезила, как этот Жофрей. А Аркадий у меня первым мужчиной был. И единственным… до тебя.

— Слушай, может быть, это не моё дело, но как вы с ним сошлись? Вы ведь с ним совсем не совпадаете.

— Да так как-то… Он меня почти силой взял. Я на улице ночевала — у нас на Ставрополье ночи тёплые, родители на лето в винограднике кровать ставили, и я там спала. Хорошо, прохладно, цикады стрекочут, листья шуршат… — она улыбнулась мечтательно, вспоминая. — Мы с ним на танцах познакомились. Я на второй курс своего пединститута перешла, а Аркадий в стройуправлении, где папа работал, преддипломную практику проходил. Он как-то пошёл меня провожать, а я млела, что такого кавалера отхватила — москвич, умный, образованный. У калитки вроде попрощались, а он потом ко мне в виноградник залез. Ну, и случилось всё. А папка нас застукал и велел Аркадию на мне жениться, комитетом комсомола пригрозил.

— Да, в то время он за это запросто из института вылетел бы, — кивнул Игорь, поглаживая её по плечу.

— Мог. Только я тогда не понимала, что Аркадий от страха на мне женился. Я вообще все приняла в порядке вещей — если полез ко мне, значит любит. И ещё года три в эту его любовь верила. Старалась вырасти до его уровня, чтобы соответствовать. Всё казалось, ещё чуть-чуть осталось измениться, и я стану достойной этого великого человека.

— А потом?

— А потом поняла, что никакой он не великий. И приняла это. Великий — не великий, он мой муж. Да и Сонька уже у нас родилась, что уже было про любовь думать. Я привыкла к нему, приспособилась. И, оказывается, привыкла и приспособилась жить с краешку. Знаешь, так, чтобы лишний раз не попадаться ему на глаза и не нарываться.

— Он у тебя что, домашний тиран?

— Ну что ты! Скажешь тоже — тиран! Просто Аркадий не сдержан на эмоции. Ну, знаешь, суды, нервное напряжение и всё такое…

— В общем, у вас с ним такое разделение труда: он бьется в падучей, а ты пробираешься вдоль плинтуса. Так?

— Примерно так. А ты откуда знаешь?

— А у меня в детстве соседи так жили, только там наоборот было: жена истерила, а муж по углам прятался. Слушай, и сколько ты так вот с ним отмучилась?

— Двадцать лет, только не надо говорить «отмучилась». Я не мучилась, я жила. И он подарил мне Соньку.

— Прости, я, кажется, перегибаю, — убавил напор Игорь. И вдруг сказал, — слушай, а выходи за меня замуж, а?

— Замуж? — она села в постели в растерянности и потянула к груди, прикрываясь, одеяло. — А Сонька?

— Выходи вместе с Сонькой. Мне очень нужна семья, правда. Я уже намаялся шнырять по помойкам.

— По каким помойкам?

— Это я так, образно. Выходи, а?

— Игорь, для начала я должна развестись с Аркадием.

— Это означает да?

— Да. Я выйду за тебя.

— Ия-хо! — закричал он индейцем и подбросил вверх подушку, и та шмякнулась о низкий потолок. — Тогда пошли вниз праздновать, у нас там вино и конфеты и оладьи кабачковые. И я очень хочу есть. Кстати, учти, тебе достаётся очень прожорливый муж!

Старики ещё не спали, и когда Игорь с Людмилою спустились вниз, держась за руки и сияя глазами, Анна Николаевна выглянула из комнаты, где бубнил телевизор, и сама расплылась в счастливой улыбке.

— Анна Николаевна, у нас праздник! — объявил Игорь. — Мы с Людой решили пожениться, и я предлагаю это отметить.