Римские термы: Гладиатор (СИ) - Алекс Разум

летом к нему консул приезжал, его поселили в гостевом доме. Так что ты уж извини, но тебе придется жить под одной крышей с гладиаторами.

— М-да уж, ситуация. — Атилию такое огорчило, — Надеюсь, об этом никто не узнает. А родственники мужа сейчас гостят?

— Уехали. На той неделе приезжали. — Серселия продолжала, нахмурившись, — Вьются вокруг него как змеи. Специально раздражают. Мужу после их общения становится хуже. Но не пустить их в отцовское поместье он не может.

Она не заметила, как, не спеша, они подошли к мраморной беседке у искусственного пруда. Рядом росло, широко раскинув ветви, очень старое дерево смоковницы. За колоннами Атилия увидела пожилого мужчину. На нем была белая, с двумя красными полосками, тога. Он сидел на резном деревянном стуле с высокой спинкой, и наблюдал на лебедей в пруду.

Они вошли в беседку. Приблизившись, Серселия положила ему руки на плечи. Он повернул голову и поцеловал руку жены.

— Дорогой, это Атилия, дочь Тита Атилия, трибуна двенадцатого легиона. Она замужем за Луцием, казначеем императора. Помнишь, я рассказывала о ней.

Мужчина в ответ начал говорить очень тихо и неразборчиво. Серселия слушала, склонив голову ближе к нему. Пересказывала ей все, что он сказал.

— Мой муж говорит, что знает твоего отца как храброго солдата и ответственного командира. Он так же лично знал твоего деда. Он сильно сожалеет, что знатного патриция и консула так унизили, и выступал в его защиту. Рад видеть в гостях. Но заранее вынужден отказать в этом твоему мужу. Обычаи его рода не позволяют принимать в поместье отца безродных прихлебателей республики и выскочек, присосавшихся к телу империи.

— Благодарю за прием, — Атилия немного склонила голову в поклоне, — Я уверена, мой муж знает обычаи вашей семьи, и не посмеет побеспокоить вас здесь. Сенат провозгласил Адриана отцом отечества и в честь этого, император намерен устроить пышное празднование в Амфитеатре Флавиев. Мой муж вот уже несколько дней занять подсчетами расходов на все это.

— Знаешь, дорогой, мужа Атилии и ее саму, император пригласил к себе в ложу на почетные места.

Пожилой мужчина рассмеялся в ответ на это. То есть самого смеха она не слышала, но было понятно, что он смеялся. Звук, издаваемый им, больше походил на хрип или кашель. Только прищуренные и веселые глаза давали понять о его настроении. Атилии такое не понравилось. Она хмурила брови в немом вопросе. Он стал говорить дальше, и Серселия разъяснила.

— Муж просит тебя не обижаться на его смех. Он не сомневается, что ты приглашена к императору по праву. Дочери благородных семей этого заслуживают. Что касается приглашения сына бывшего раба, то он помнит, что когда-то безумный Калигула привел в сенат коня. Человек, получивший большую власть, может возомнить себя богом. Это совсем не означает, что он таковым является.

Атилия не любила разговоры на политические темы. Однако ее несколько возмутило услышанное. Она решила заступиться за честь Адриана. Считая не заслуженным такие слова по отношению к августейшему, от старого сенатора.

— Я считаю, что император заслужил такое звание. Он сделал много хорошего для республики. Грандиозные строительства и завершения начатых до него строек. Он прекратил все войны, чем осчастливил матерей и жен солдат. Разве этого мало чтобы по праву называться Августом, и быть обожествленным?

Мужчина стал серьезным и задумчивым. Мгновение спустя начал медленно отвечать, а Серселия расшифровывала сказанное.

— Он говорит — в тебе видна порода настоящей патрицианки и дочери своей семьи. То, что ты сказала действительно правда — Адриан управляет разумно. Но, во-первых не надо забывать, как именно он стал императором. Такое стало возможно исключительно по воле жены предыдущего правителя, а не по воле самого Траяна и сената. Заслуги Адриана на этом пути весьма сомнительны и спорны. Во-вторых, взгляни на ту гробницу, какую он себе строит на другом берегу Тибра, рядом с городом. По величию она напоминает пирамиды фараонов. А те, как известно, считали себя живыми богами. Это показывает, что он явно возгордился и возомнил себя божеством. Пока боги благосклонны к нему — это хорошо и для республики. Граждане процветают, империя крепнет, а слава Рима увеличивается. Но нельзя забывать, как боги бывают, ревнивы к божественности. Известны многие случаи, когда гордецы, поднявшись к вершинам Олимпа, оказывались, низвергнуты с него. И весьма быстро. Вспомнить, например, самого Цезаря. Он смог завоевать огромные территории, и даже разбить великого Помпея. Но стоило ему возомнить себя богом, как неминуемая кара настигла его. Такое же можно сказать и об Александре Великом. Да и еще много о ком.

Атилия слушала старого сенатора с интересом. Она понимала, как разумны его слова, но некоторые сомнения у нее оставались. Ей не хотелось соглашаться, это ломало ее сложившиеся представления об императоре. Все же пришлось уступить. Не смогла подобрать весомых аргументов для спора. Да и спорить она не любила.

— Вы очень умны. Я не готова дискутировать с таким как вы.

Старый патриций улыбнулся, и ответил через жену.

— Не каждый имеет смелость признать свою неправоту. Но я не стану больше вас утомлять. Серселия позаботиться об ужине и распорядится насчет размещения. А мне хочется еще посидеть здесь.

* * *

— Значит, они хотят напоить нас маковым настоем, — Германус не выглядел напуганным или удивленным, — Такое можно было ожидать. Эти бои — заказ императора, и нас охраняют преторианцы. В служебные помещения и к нам не подпустят посторонних.

В гостиной осталась только она с Германусом. Даже Фелицу отослала готовить спальню. Они сидели очень близко друг к другу. Слишком близко, и Атилия не чувствовала себя спокойно. Ей предпочтительней было бы говорить с ним на чуть большем расстоянии. Гладиатор воспользовался тем, что разговор имел деликатный характер, и сел совсем рядом. Она ощущала запах его тела и, даже, само дыхание. От этого мысли путались и внимание рассеивалось.

Ситуация становилась нелепой еще и потому что они оба знали чем сейчас занимаются Серселия и Дакус. Эти двое уединились в одной из спален. Атилия взяла себя в руки и отвечала:

— Император может забыть выделить вам стражу.

— Вздор! — Германус в этих делах разбирался лучше, — Августейшему и не надо помнить о таком. Есть претор гвардии — он об