Флоту — побеждать! - Вячеслав Коротин

Степану хотелось уже разжимать слипающиеся веки пальцами или вставить меж них спички. Всё-таки даже без воды человек может обходиться дольше, чем без сна. Известны случаи, когда люди, которых пытали именно тем, что не давли им спать, засыпали прямо на дыбе, под другими пытками… А поспать командующему флотом удалось всего три часа предыдущей ночью. Пока ещё не наступило состояние полного «невменоса», но всё к тому шло…

Поэтому, выслушав доклад о приближении «Грозового» адмирал просто приказал передать на миноносец: «Рад вашему возвращению! Выражаю удовольствие действиями вашего корабля в бою и после него».

— Вахтенный!

— Слушаю ваше превосходительство! — подскочил к командующему лейтенант.

— Передайте на эскадру приказ доставить на «Петропавловск» рапорты о потерях и повреждениях через четыре часа. Через три разбудите меня, если, конечно, ничего важного не произойдёт раньше — тогда будите незамедлительно. И ещё: по всем судам участвовавшим в операции: «Свободным от вахты отдыхать», — Макарова шатнуло, и, чтобы не упасть, он опёрся об ограждение мостика.

Организм немолодого человека понял, что необходимость выдерживать сверхнагрузки отпала, что есть возможность передохнуть от того адского напряжения, в котором приходилось находиться в последние двое суток. Да и до этого режим дня командующего флотом был далёк от рекомендуемого для человека уже совсем немолодого. В ушах зазвенело, в глазах помутилось, и Степан почувствовал, что вряд ли способен самостоятельно добраться до своей постели…

— Приятного пробуждения, Степан Осипович, — услышал адмирал голос Верещагина, когда солнечный луч, долго подкрадывавшийся по одеялу, добрался до лица и заставил открыть глаза. — Как себя чувствуете?

— Спасибо. Сносно. Который час?

— Половина третьего.

— Чтооо?! Шесть часов? Я же приказал разбудить меня через три! — Степан немедленно подскочил и сел на кровати.

— А вот в данном случае, — улыбнулся художник, — приказ доктора Волковича более весом, чем ваш. С вашего позволения я пошлю за ним немедленно.

— Какой к чёрту доктор!? — Макаров вскочил, и раздражённо сопя, стал одеваться. — Я вполне прилично себя чувствую. Стыдно только — сомлел при всех как рыхлая баба…

— И, тем не менее, — Верещагин вышел, чтобы отправить вестового за старшим врачом броненосца.

— Как себя чувствуете, ваше превосходительство? — неоригинально осведомился Волкович, прибыв минуты через три.

— Благодарю, Андрей Николаевич. Отлично.

— Позвольте всё-таки удостовериться? Хорошо, что вы не успели одеться, — улыбнулся в усы медик.

Он пощупал пульс, прослушал грудь и спину через стетоскоп и удовлетворённо кивнул.

— Как аппетит?

— Не откажусь пообедать. Но только после разговора с адмиралом Моласом.

— Не вижу препятствий тому, чтобы объединить эти два процесса. Я сам передам ваше приглашение его превосходительству, не возражаете?

— Нисколько. Василий Васильевич, — обернулся Степан к Верещагину. — Не желаете к нам присоединиться? Вы, как я понимаю, тоже ещё не обедали.

— Благодарю. С удовольствием.

— Тогда, Андрей Николаевич, если вы столь любезно предложили свои услуги в этом деле, я вас попрошу распорядиться, чтобы подали на три персоны.

— А за вами должок, Степеан Осипович, — улыбнулся художник, когда корабельный врач вышел.

— Простите? — удивлённо поднял брови Макаров.

— Вы отказались взять меня с собой в последнюю операцию, а я ведь там мог увидеть столко…

— Василий Васильевич, побойтесь Бога! Операция была крайне опасной. Я не мог себе позволить рисковать жизнью одного из лучших живописцев России. Случись что с вами — меня не простили бы ни современники, ни потомки.

— Осмелюсь напомнить, что я всё-таки бывший офицер.

«Русский офицер „бывшим“ не бывает…» — некстати метнулась мозгу Степана фраза из известного фильма своего времени.

— Хорошо, чего вы хотите?

— Во-первых, пообещайте, что возьмёте меня с собой в следующий раз, а во-вторых, попрошу просмотреть мои последние наброски, и высказать своё мнение, — лукаво посмотрел на Макарова художник.

— Как раз второе ваше пожелание исполню с огромным удовольствием. С вашего позволения, с него и начнём. Как я понимаю, вы именно тем и занимались у «моего изголовья», пока я спал вопреки собственному приказу, что писали свои новые картины.

— Пока — рисовал. Наброски. Писать буду потом. Некоторые. И учту ваше мнение при выборе, — Верещагин протянул альбом. — Прошу оценить.

«Новик» возвращается из боя, вслед ему бьют из пушек вражеские крейсера… Порт-Артурская эскадра на рейде… Подрыв «Хатсусе»… Ого! — Даже на точках, обозначающих головы и лица японских моряков, прыгающих за борт, читается ужас, который они в тот момент испытывали…

— Великолепно, Василий Васильевич! Честное слово не понимаю, зачем вам самому идти вместе с нами в бой?

— Да потому, что меня, в первую очередь, интересуют не ваши разлюбезные корабли, Степан Осипович, а люди. Матросы и офицеры возле пушек, на мостике, в кочегарках, в лазарете, в конце концов. Неужели непонятно? Я хочу видеть выражения их лиц во время боя, ситуации, которые самому не придумать…

— Хорошо, — без всякого воодушевления в голосе произнёс Степан, — в следующий выход обещаю взять вас с собой.

— Разрешите, Степан Осипович? — постучавшись, в салон зашёл Молас.

— Милости прошу. Сейчас должны подать обед, Михаил Павлович, не откажетесь составить нам компанию?

— С удовольствием, благодарю. — Командиры кораблей и начальники отрядов уже представили рапорты?

— Точно так. О повреждениях и потерях подробно, я думаю, стоит поговорить позже, но предварительно — ничего особо серьёзного, за исключением минной пробоины на «Палладе», разумеется.

— А результаты операции?

— Здесь всё более или менее ясно: уничтожены или выбросились на берег семь транспортов, причём все выбросившиеся подожжены артиллерийским огнём либо минами, потоплен крейсер «Акицусима», крейсер «Итсукусима» избит артиллерией и добит миной, крейсер «Хасидате» после полученных повреждений выбросился на берег и вряд ли будет способен принять участие в войне. Старый броненосец «Чин-Иен» поражён миной и тонул, когда отряды Вирена и Матусевича отходили на соединение с нами, кроме того, потоплено у противника два миноносца первого класса точно, а возможно и три, три миноносца второго класса точно, а возможно и четыре. Это про потери в кораблях…

— А об остальном после обеда — думаю, в дверь стучится именно он, — улыбнулся Макаров.

Действительно — вестовой внёс поднос с закусками и графином. Адмиралы и художник устроились за столом. Закусок принесли немного, но для аперитива вполне достаточно: астраханская селёдочка с луком, яйца-кокот, маринованные рыжики, которые прислала Макарову сама Мария Фоминична Белая, жена командующего артиллерией Порт-Артура, и то, что вся эскадра давно уже называла «макаровский разносол»…

Когда стала созревать редиска на квантунских огородах, Степан попросил своего повара приготовить нехитрый салат, который очень и очень уважал под водочку, как в конце двадцатого, так и в начале двадцать первого веков. А всего делов-то: порезать тонкими кружочками редис и солёные огурцы, смешать, и в морозилку. Но только до состояния, чтобы слегка ледком прихватило, не заледенело… Ух и закуска!

И, когда она была как-то раз подана на общий стол, то сидевшие за ним адмиралы и офицеры во-первых, мгновенно оценили её прелесть и простоту, а во-вторых, немедленно разнесли нехитрую рецептуру по всей эскадре.

Так что и в кают-компаниях, и у себя на квартирах, офицеры уже давно и регулярно предпочитали закусывать сорокоградусную именно салатом «от дедушки», от «бороды».

— Ну что, господа, — поднял рюмку Макаров, — за успех нашей сегодняшней авантюры!

Чокнулись. Выпили. Захрустели закусками. Вернее одной — именно «макаровской» — её вкус под водочку успели оценить и раньше, к тому же понимали, что ледок внутри кусочков редиски и огурцов не вечен, а именно он придавал шарм смеси двух совсем не «парадных» овощей…

— Степан Осипович, — дожевав закуску, спросил Верещагин, — а почему вы назвали сегодняшнюю операцию авантюрой?

— Да потому, Василий Васильевич, что таковой она и являлась. Мы сунулись в мышеловку, из которой могли и не вернуться. Предлагаю выпить именно за наше счастливое возвращение!

Налили. Чокнулись. Выпили. Закусили. На этот раз дружно взялись за яйца- кокот (интеллигентнтный человек оперирует закусками горячими…), но с селёдочкой…

— Так что у нас с повреждениями, Михаил Павлович?

— «Паллада», как я и говорил, — спешно прожевав закуску, Молас был всецело к услугам командующего, — подорвана с носа, и ремонт займёт не меньше двух недель после постановки в док. Но до дока нужно ещё дойти из Дальнего. На «Пересвете» одно десятидюймовое орудие прямым попаданием загнуло вверх так, что оно торчит как рог носорога. Исправить его или заменить пушку у нас возможностей нет.