Любовь по расчету - Элизабет Чедвик

Гайон встрепенулся.

— Торговые пути не годятся для женщин, — предупредил он.

Розин не ответила, лишь упрямо сжала губы и более прилежно занялась шерстью.

— Розин, послушай, если до меня дойдут слухи, что ты вместо отца занялась торговлей, я сам от везу тебя в Оксли и тогда уж в самом деле запру на замок, как птичку в клетке.

— У тебя нет такого права.

— У меня есть все права, какие нужны — ты ждешь от меня ребенка, я не хочу найти твой труп в канаве, как Хью Сиора!

— Я не… Что ты сказал? — она прекратила работу, глаза расширились от страха. — Хью мертв?

— Дело рук Роберта де Беллема и его приспешников. Мешок с соболями доставили ко мне как обагренный кровью свадебный дар.

Гайон рассказал все подробнее, не упуская самых страшных деталей.

— Хью был лучшим другом отца, — прошептала Розин. — Они росли вместе. О, Боже!

Они снова обнялись, ища утешения друг в друге. Розин была близка к обмороку. Гайон прижал ее голову к груди и гладил по волосам, как испуганного ребенка.

— Обещай, дорогая, — сказал он нежно, но непреклонно.

— Что проку в обещании? — запинаясь, ответила Розин. — В Уэльсе не очень-то соблюдают клятвы, — она горько усмехнулась.

— Розин…

Она выпрямилась, вытерла глаза и налила себе вина.

— Хоть ты и считаешь меня ветреной, но я не настолько глупа, чтобы лезть в пасть такому зверю, как Роберт де Беллем. Его территорию я буду обходить стороной, в этом могу поклясться. Обещаю также, что до рождения ребенка не буду выезжать из дома, а после — только по необходимости. И попрошу у тебя эскорт.

Гайон знал — дальнейшие убеждения бесполезны. Она и так достаточно пообещала.

— Хорошо, дорогая, — тихо сказал он. — По рукам. Я бы так не волновался, если бы не твоя проклятая независимость, — он вернулся к очагу и взял чашу с напитком.

Розин задумчиво смотрела на него. В этом наряде Гайон мог сойти за ее соплеменника. Но она знала, как иллюзорна эта мысль. Дочь купца и хозяин приграничной полосы, знатный лорд, женившийся на ровне ради сохранения власти и династии. «У него усталый вид, — подумала Розин. — Под глазами пролегли черные круги».

— Жена догадывается, где ты находишься? Гайон отпил из чаши и поднял глаза. К удивлению Розин в них блестели озорные искорки.

— Возможно, подозревает. Могу заверить, мне здорово влетит, если не вернусь до рассвета, но не потому, о чем ты думаешь, — он усмехнулся и до пил напиток.

Розин боролась с соблазном задать вопрос. Раз Гайон явился в таком наряде и говорил обиняками о хвосте дьявола, лучше не будить лиха.

— Какая она, твоя жена?

— Думаю, тебя бы она удивила, — ответил Гай он, поглаживая собаку, сидевшую у его ног. — Видит Бог, меня лично она не перестает удивлять.

— Хорошенькая? — в нарочито небрежном тоне женщины угадывалось тщательно маскируемое напряжение.

— Не такая красивая, как ты, дорогая, но в своем роде недурна. Когда полностью оформится, может быть, станет неотразима. Пока она еще ребенок, полудикарка и очень застенчива.

Розин снова отвернулась к огню. Она много думала о нем в первые дни его женитьбы, представляла в постели с нежеланной женщиной и гадала, будет ли он с ней так же нежен и искусен, как с ней.

— Нет, — ответил Гайон на ее немой вопрос. — Я не был с ней близок. Она еще боится мужчин и судит о них по отцу и дядюшке.

Розин не скрывала удивления.

— Даже если бы она во имя долга согласилась стать моей, это было бы просто насилие. Она слишком худа — что спереди, что сзади — а ростом едва доходит до моей подмышки.

— Фу, Гайон!

— Теперь жалеешь, что спросила? — он усмехнулся. — Но этот брак не совсем неудачен — Юдифь обладает такими умениями и способностями, которые нечасты среди женщин ее положения.

Розин вопросительно подняла брови.

— Не каждая девица владеет кинжалом и может наточить его на камне. Острый ум и хорошо развитое чувство юмора. Я не удивлюсь, если узнаю, что она вымазала жиром склон горы ради удовольствия посмотреть, как кто-то скатится по нему, кувыркаясь. Возможно, этим неудачником окажусь я сам. С ней не соскучишься, пока жив. Кое-кому из моих добрых соседей не терпится сплясать на моей могиле, так что у меня руки чешутся расквитаться с Беллемом и де Лейси, пока они меня не опередили.

Гайон взял руку Розин в свою. Розин подумала, что было бы хорошо, если бы ребенок унаследовал красивую форму его рук с длинными изящными пальцами. Так они и сидели, рука в руке, слушая частые ритмичные удары дождя о стены. Гайон закрыл глаза, чтобы немного отдохнуть, но вскоре заснул.

Розин высвободила руку и любовно смотрела на Гайона, комок стоял в горле при виде шрама на лице, кругов под глазами… Она вспомнила время, когда впервые узнала его.

Тогда ей было пятнадцать, она недавно вышла замуж, муж души в ней не чаял и постоянно привозил из Херфорда подарки. Это был веселый ребячливый парень девятнадцати лет, немного неуклюжий и застенчивый. Его добрые карие глаза с длинными ресницами как-то не вязались с жесткой линией губ и вызывающей формой челюсти. Тогда Гайон не обратил на Розин внимания. Не замечал и позднее, когда она приехала в Милнем с мужем и отцом. Четыре года назад — она уже овдовела — во время одной из сделок, когда она сама торговалась с ним о цене настрига, Розин вдруг поняла, что его невинный вид и манера убеждать загнали ее в угол, выход из которого можно обрести только одним путем — согласиться на его условия. Гайона называли черным леопардом, и как у дикой кошки, его мягкие руки таили острые когти, а невинный взгляд скрывал повадку хищника.

Тогда Розин не позволила поймать себя в сети и потом тоже, когда легла с ним в постель. Не позволит и сейчас. Практичный ум трезво мыслящей женщины всегда одерживал верх над эмоциями. Она развесила просушить плащ Гайона, приготовила еще бутыль вина. Через час она раз будит его, и он уйдет, их дороги снова разойдутся, как лезвия ножей, сверкая и отбрасывая искры.

Приготовив все к отъезду Гайона, Розин снова взялась за пряжу, прислушиваясь к ровному дыханию спящего и гадая, что привело его на чужую сторону границы таким таинственным образом.

Несколькими часами позже в двадцати милях от дома Розин другая женщина сдерживала беспокойство и гнев, вызванные долгим отсутствием Гайона. Нервы Юдифи были напряжены до предела.

Ночь кончалась. Скоро наступит рассвет, на востоке уже пробивались первые лучи зари. Внутри у Юдифи все дрожало, она едва сдерживала осуждающие слова, терзаясь в то же время виной, что может быть, адресует их покойнику, отправляя тем самым в ад. Мысль, что муж лежит где-то, проткнутый кинжалом, приводила в отчаяние, она в ужасе отскакивала от узкого проема окна и закрывала глаза руками.