Когда усталая подлодка... - Виталий Люлин

— Я здесь! Не погружайтесь!!… — пошлепав ладошками по нему, как заяц на барабане, он начал яростно и торопливо крутить барашек клапана вентиляции.

Этого и ждал командир, торчащий в шахте люка. Он отдраил люк и выскочил наверх.

«Шапочка», судорожно натягивающая штаны, явилась пред рассерженными очами командира. Несколько мгновений, борясь с неудержимым хохотом, командир, как серый волк, разглядывал эту Красную Шапочку, а потом рявкнул:

— Вы откуда взялись! (В Бога, в мать, и в Карабаса-Барабаса). Вы что, не слышали команды — «Погружаемся?!» Старпом осип от крика. Я орал, как хрен недорезанный, а он здесь болтается? Где вы были, с какого х… сорвались?!…

— В туалете … прр-о-стите в гальюне был. Пе-ри-сталь-ти-ка, пони-ма-ете-ли, меня подводит…

— Немедленно вниз!… — громыхает «железом» командир.

И весьма своевременно. На мостике, за герметичной стойкой пеленгатора, корчился от сдерживаемого хохота старпом.

Мы погрузились после того, как и командир перестал хохотать над «перистальтикой».

Пендя

На нашем подводном ракетоносце (три ракетно-ядерных дубины на борту), старпом был не просто значимой фигурой, а достопримечательной. Он не был держимордой, которого и собаки боятся. Не был матерщинником, как все нормальные моряки. Не был карьеристом. Не пил водку и даже шило. Не хватал с неба звезд. Не выклянчивал силуминовые звездочки себе на погоны. Сплошные «не», даже придраться не к чему. В-общем, был не от мира сего, моряцкого. А дальше — все, что у него было.

Был он большим собирателем анекдотов и афоризмов. Охотно доносил их до масс. Любой анкдот он перевирал до полной потери его ядрености, а на мате краснел пуще созревшей для первых свиданий девицы. Был рассеян — до неповторимости. Забывчив — пуще рассеянности. Аккуратист, но только в документах «Бермудского треугольника». Все корабельные мероприятия по дням и по часам должны фигурировать и совпадать безукоризненно в трех журналах: боевой подготовки, суточных планов корабля и боевых частей. В этом «треугольнике» страсть, как любят покопаться ОУСовцы (отдел устройства службы). Ревизоры и контролеры — почище финансовых. Подводником можешь ты не быть, а вот пред ОУСовцем предстать обязан! Что такое ОУС и из кого он состоит, тема особая, на целую книгу хватит. Речь о нашем старпоме. Он очень чтил ОУСовцев, поэтому вылизывал все углы «треугольника» до блеска надраенной медяшки.

По рассеянности мог где-то оставить корабельную печать. Не до полного ее исчезновения или использования кем-то в корыстных, или, Боже избавь, вражеских целях. На поиски печати он привлекал офицеров, свободных, по его разумению, от дум по укреплению боеготовности корабля. Неожиданно вспомнив, когда и для чего держал в руках металлический цилиндрик с гербовой печатью, дергал за рукав ближайшего к нему офицера и шептал на ухо:

— Слушай, я вспомнил, где она может быть. Вчера вечером, дома, что-то чинил в телевизоре. Подгибал какую-то загогулину. Пальцами было больно, так я печатью придавил и постучал. Сразу контакт стал лучше, и экран перестал снежить. Сбегай, пожалуйста, ко мне домой, загляни под заднюю крышку телевизора. Печать, наверняка, там. Я Люське (его жена) сейчас позвоню, а ты сбегай …

Его рассеянность усугублялась вечной озабоченностью о выполнении плана Б и ПП (боевой и политической подготовки). Он пребывал в ней с раннего утра. Облачаясь в спецробу, непременно натягивал штаны задом наперед. Штаны были «унифицированного» покроя, то бишь никакого. Пояс на резинке, на коленях и на заднице — как заплаты упрочения. Надрючит этак штаны и спешит к строю экипажа, не замечая что нажопник впереди пузырится у него парусом чайного клипера. Продефилировав перед строем «под парусом», проверив наличие и отсутствие, встречал командира.

На командирское «Здрасте!» экипаж орал «Здрам желам!!!». После этого командир здоровался со старпомом за руку и деликатно шептал ему на ухо:

— Спустить паруса!

— Ох-х ты, мама моя родная! Опять надел штаны задом наперед… — тихонько сокрушался старпом и юркал за строй экипажа. Переодевал штаны, пока командир обходил строй и здоровался за руку со всеми офицерами. Вахтенный офицер, стоя на мостике, внимательно следил за деяниями старпома и за временем. Когда все «срасталось», орал:

— Тащ командир! Время вышло!…

— Флаг поднять! — приказывал командир. Когда флаг поднимали «до места», оживал от задумчивости старпом.

— Все вниз! — загонял он экипаж в лодку. Всё! День Б и ПП начался. Дирижирует «войнушкой» старпом.

Старпом никого и никак не наказывал своей дисциплинарной властью. Тихо и сокрушенно отчитывая подчиненного за прегрешения, обретал вид человека, страдающего от зубной боли. За бездонную доброту и порядочность офицеры прощали ему все, даже его любовь к двух-трехчасовым посиделкам на ежесуточных планерках Б и ПП. Они начинались в семнадцать и длились до… Здесь он демонстрировал неуемную страсть к афоризмам, позаимствованным из прочитанных книг, но исковерканным им до неузнаваемости, как и анекдоты. Если где-то офицеров драли за то, что они являлись на совещание без прошнурованных и учтенных (для служебного пользования — ДСП) книжек, то у нас их имел и таскал за собой каждый подводник. Чтобы записывать «перлы» старпома. Менялись ими и коллекционировали.

Дотошно опросив каждого «бычка» (командира боевой части), про «вып» и не «вып» в его хозяйстве и как это отражается на «треугольнике», подытоживал планерку своим любимым перлом:

— Ну что ж, я смотрю, что у нас кроме положительных минусов в работе, есть и отрицательные плюсы!… — и выжидательно взглядывал на офицеров.

Они, скорописью, что-то строчили в своих книжках, глотая слюну, и сцепляя скулы судорогой, чтобы не заржать.

— И не надо петь себе референды!… — суровел старпом.

Пока не исчерпает весь запас афоризмов на свой лад, не замолкнет. Когда очень устанет рыться в недрах своей памяти в поисках образного выражения, вдруг спохватится, глянет на часы и молвит:

— Надо же! Уже вечерний чай пора пить, время 21 час. Я-то все равно не собирался домой идти, а вы-то чего здесь высиживаете?!…

— Офицеры свободны!

С приходом нового и языкатого минера «академика», у старпома появилась «кликуха» — Пендя, а его «перлы» стали именоваться «пендюринками».

Курва

Ракетный подводный крейсер, сами понимаете, стратегического назначения, стал в сухой док на планово-предупредительный ремонт и кое-какую модернизацию. Срок стоянки в доке не более 2-х недель, другие стоят в очереди. По первой сизигии (максимальная приливная волна) вошел, по второй надо выйти. Судоремонтники мигом превратили подлодку в преддверие ада.