Под маской хеппи-энда - Антон Леонтьев

Среди документов имелось и мнение специалиста-баллистика, который утверждал, что из пугача, собранного Ларри, никак нельзя было в течение двух секунд выстрелить три раза. И, наконец, в папке были показания нескольких студентов колледжа, которые видели, как примерно за двадцать минут до того времени, когда, по официальной версии, был застрелен президент, около запасного выхода того крыла, где располагались зал для выступлений и злополучный склад, остановился черный джип, из которого агенты извлекли темнокожего человека в оранжевой униформе (тот производил впечатление пьяного или спящего) и втащили его внутрь.

О вышеперечисленных фактах на процессе не было сказано ни слова. Ларри, обладавший чрезвычайно низким интеллектом и во время процесса полностью погрузившийся в свой внутренний мир, вину свою не признал. Но он ничего и не отрицал, что было еще хуже, чем покаянное признание. Его адвокаты оказались бессильны смягчить приговор. Да и никто, даже лучший защитник во всей вселенной, не смог бы выиграть это дело.

– Кто-то очень старательно позаботился о том, чтобы всю вину за убийство президента взвалили на Ларри, – задумчиво произнес дядя Вася. – Если люди, чьи голоса мы сейчас слышали, не обманывают, то Перкинс никак не мог убить президента Форреста.

– Но если не он, то кто? – спросила я.

– Очень интересный вопрос, Танюша! – живо откликнулся великий писатель. – Скорее всего, представители одной из спецслужб. Но ведь они не сами приняли такое чудовищное решение – прикончить американского президента и обвинить в преступлении несчастного Ларри, понимая, что его непременно приговорят к смерти! За ними кто-то определенно стоит!

Он помолчал немного, а потом добавил:

– Могу предложить переправить все имеющиеся у нас факты в редакции газет и телевизионных каналов.

– И ты думаешь, дядя Вася, они будут преданы огласке? – фыркнула я. – Да им в день приходит подобных «признаний» по десятку штук! К тому же тот, кто затеял все это, высоко сидит, постарается сделать так, чтобы до публикации разоблачительной статьи или появления разоблачительного репортажа не дошло. Никто не сомневается в виновности Ларри Перкинса. Даже правозащитные органы уверены, что именно он – убийца президента, и просят только заменить ему смертную казнь на пожизненное заключение.

– Да, ты права, Таня, – вздохнул дядя Вася. И снова оживился: – Тогда остается другой вариант – мы... мы сами примемся за расследование! У нас ведь имеется множество следов, которые могут вывести на убийц и, возможно, даже на заказчика. И тогда...

Что будет тогда, я и думать не хотела. «Во что я ввязываюсь?» – мелькнула у меня ленивая мысль. Хотя что там, уже ввязалась! И отступать теперь поздно! За нами наверняка будут охотиться, и единственная возможность опередить киллеров – докопаться до правды раньше, чем они сделают в моей черепушке дырку. Только вот дядю Васю жалко, его ведь тоже прихлопнут, как муху, и на Нобелевскую премию не посмотрят.

– Вижу, Танюша, ты согласна, – снова вздохнул великий писатель. – Однако не знаю, по плечу ли нам такое...

Его прервал стук в дверь. Я насторожилась, а дядя Вася успокоил:

– Я заказал обед в номер. На двоих. С французским шампанским и персиками, ведь тебе, как я понял, они понравились...

«Ах ты, старый шалун! – подумала я, подходя к двери. – Он что, положил на меня глаз? А еще корчит из себя скорбящего любовника!»

Оказавшись в прихожей, я почувствовала странное волнение и, сама не знаю отчего, перед тем как открыть дверь, посмотрела в глазок. Моему взору предстала приятная картинка – стюард в белом кителе, а рядом с ним передвижной столик, заставленный съестным. Рука уже легла на ручку, чтобы распахнуть створку и впустить официанта, как вдруг он поднял голову. Я замерла. А затем быстро отступила. Вежливый, но настойчивый стук повторился. Дядя Вася, возникший рядом, удивленно спросил:

– Танюша, в чем дело? Принесли еду...

Я увлекла писателя в комнату и плотно затворила дверь. Он, ничего не понимая, хмыкнул, а я пояснила:

– Тот человек, что в форме стюарда стоит сейчас перед твоим номером, на самом деле таковым не является. Я видела его уже один раз – в особняке Филиппа Карлайла!

– Ты уверена? – переспросил неуверенно дядя Вася.

Я энергично кивнула. Физиономия одного из наемных убийц отлично врезалась мне в память. В том, что это был тот самый тип, что убил известного журналиста и его жену, у меня не было ни малейших сомнений.

– И он оказался в отеле наверняка не для того, чтобы сервировать нам французское шампанское и персики, – добавила я злобно.

Великий писатель побледнел, пошатнулся и схватился за сердце.

– Но как, ради всего святого... как он узнал, где мы находимся?

Приглушенный стук повторился, а потом я услышала тихое позвякивание и осторожный шорох. Я сразу поняла, что происходит: убийца вскрывает дверь при помощи отмычки! Значит, субъект, у которого за пазухой заряженный пистолет, через несколько секунд окажется в номере. И тогда...

Тогда он просто-напросто убьет нас – дядя Васю и меня! Жить нам оставалось считаные мгновения...

Кэтрин

– Мадам президент, сенатор Роберт Макнафтин только что прибыл в Белый дом. – Секретарша, замершая на пороге Овального кабинета, чуть улыбнулась.

Президент США Кэтрин Кросби Форрест, которую занимали мысли о прошлом, вздрогнула. Да, сенатор Макнафтин, председатель комитета по иностранным делам, один из самых влиятельных людей в Вашингтоне, критически относящийся к проводимой ее кабинетом политике в Ираке. От ее красноречия и обаяния будет зависеть результат голосования по законопроекту, внесенному в сенат. Если сенатора удастся убедить и он пойдет на уступки, то это станет очередной победой администрации и лично самой Кэтрин Кросби Форрест. А если нет...

– Салли, пригласи господина сенатора тотчас же, – распорядилась мадам президент и, вспомнив о гастрономических пристрастиях влиятельного гостя, добавила: – Приготовь, пожалуйста, крепкий черный кофе, без сахара и сливок...

– Да, мадам президент, – ответила верная секретарша и осторожно вышла, притворив дверь.

Сенатор окажется в Овальном кабинете через пять минут, и тогда ей предстоит настоящая битва, исход которой неизвестен. Ей потребуется, помимо красноречия, и везение, дабы...

Мысли мадам президента вернулись к смерти Филиппа Карлайла. История ужасная и очень опасная, и если ее подоплека станет известна широкой общественности.... Нет, об этом лучше и не думать! Но ведь Карлайл уже начал работу над книгой, посвященной ей, и он проявлял слишком большой интерес к ее детству и ее семье. Он намеревался отправиться в Питтсбург, где родилась и выросла Кэтрин Кросби, что могло закончиться катастрофой. Ведь Филипп Карлайл очень въедливый и дотошный человек. Вернее, был таковым. Ведь докопайся он до убийства... Нет, нет, лучше не думать!

Кэтрин Кросби Форрест открыла ящик стола (того самого, за которым сидели ее предшественники, в том числе и супруг Том; того самого, который изображен на знаменитой фотографии – президент Кеннеди, его супруга, а под столом – их малютка-сын; того самого, что в конце девятнадцатого века президенту Хейзу подарила английская королева Виктория) и спрятала досье, подготовленное министром национальной безопасности. Встала из кресла, бросила взгляд на ряд фотографий, выстроившихся позади нее: дочка, ее два младших брата, Том...

Мадам президент вспомнила покойного мужа. Сколько унижений ей пришлось испытать из-за него, как горько она плакала, когда узнавала о его очередной интрижке. Но в последний раз он превзошел самого себя – завел роман с той несносной практиканткой, Линдой Малиновски.

Кэтрин подумала о муже и его любовнице – они занимались ЭТИМ прямо здесь, в Овальном кабинете, возможно, прямо в этом кресле, прямо под этим столом, прямо на этом ковре... – и ее передернуло от отвращения. Она была так зла на Тома, что всерьез подумывала о разводе с ним, не хотела его больше видеть... Тогда-то она и приняла решение уйти в большую политику и вступить в гонку за пост сенатора. Ей хотелось одного – оказаться как можно дальше от Тома, забыть о том унижении, которой он нанес ей, о том, что он врал под присягой и в течение восьми месяцев уверял ее, мол, это все наветы и у него не было сексуальных контактов с той девицей. А потом, они как раз были в отпуске, далеко от Вашингтона, он разбудил ее в шесть утра и как на духу выложил правду! И добавил, что собирается уйти в отставку – давление со стороны политических оппонентов и собственной партии было колоссальным.

И кто спас его президентство, кто убедил Тома, что уходить в отставку нельзя, кто заставил его прекратить вести себя, как пугливый ребенок, и перейти в решительное наступление? Она! Том потом и сам не раз говорил, что она спасла его от опрометчивого поступка, самого глупого за всю его жизнь. Значит, для Тома самым глупым было бы заявление об отставке с поста президента, а не интрижка с практиканткой. Получается, что именно так...