Сгоревшая жизнь - Юлия Александровна Лавряшина

Это расширяло круг подозреваемых: штат психиатрической больницы процентов на семьдесят составляли женщины. Мужчины были врачами и – крепкие парни – санитарами. Можно представить, что медсестру убил доктор? Почему бы и нет? Кузьмичева могла что-то узнать о нем… Сунуть нос куда не следует. Что это может быть? Наркотики. Незаконные медицинские эксперименты. Сексуальное использование пациенток. Или пациентов… Все это чудовищно, конечно, но вовсе не кажется неправдоподобным.

И тут мой телефон пиликнул: пришло сообщение. От Артура, конечно, кто еще вспомнит обо мне в такой час?

«Удар сверху в шею. Рост убитой 168 см».

Вот и все, что Логов написал, но этого мне хватило, чтобы представить картину хотя бы в общих чертах. Теперь я не сомневалась: убийца был высоким мужчиной. Или уж очень рослой мужиковатой женщиной… С твердой рукой: чтобы в темноте бить в сонную артерию на шее, нужно быть уверенным в себе человеком. Проще было нанести удар в спину или в живот, в зависимости от того, как они встретились – лицом к лицу или он подкрался сзади…

Опять закрыв глаза, я попыталась вызвать в памяти портреты тех, кто сегодня отвечал на вопросы Артура. Высоких мужчин было несколько, точно не вспомнить, но явно не один-два… Был ли среди них повар? Или крепкая повариха, привыкшая ворочать мясные туши?

Все эти беседы были запротоколированы, но записи допросов находились где-то в комитете, куда у меня не было доступа. Надо было все же устроиться к Артуру помощницей, хотя, возможно, и тогда для рядовой сотрудницы преграды вставали бы неприступными вершинами. Мне безумно повезло, что такой бесстрашный скалолаз, как Логов, готов идти со мной в одной связке. Что я вообще делала бы без него?

Иногда ночами я просыпаюсь, дрожа от ужаса. Но не оттого, что мне видится мамина смерть, – я помню о ней даже во сне. Мерещится другое: Артур исчез вместе с нею. Просто продолжил свою жизнь, в которой я никогда не занимала много места. А я осталась одна… И безнадежность наваливается черной подушкой, запечатывающей рот и нос.

Проснувшись в такие минуты, я не могу вдохнуть… Хватаю открытым ртом воздух и понимаю, что его не осталось в моем мире. Вместо него – свежего и легкого – возникло нечто густое, клейкое, мигом залепившее горло, забившее легкие. Оно душит меня, астматически свистя в ухо:

– Ты одна. Совсем… Ты никому не нужна в целом свете. Сдохни в тоске! Сдохни…

Отпускает не сразу, и я боюсь, что однажды у меня не хватит сил дождаться первого вдоха, который рождается от сладостного укола воспоминания: Артур не бросил меня. Может, ему и не в радость возиться с чужим ребенком – а я до сих пор не чувствую себя взрослой, – но в память о маме он готов поддерживать огонек моей жизни, никчемной и неинтересной. Все происходящее в ней связано только с Логовым – расследования, путешествия, новые люди и места. Если б он и вправду внезапно исчез, я осталась бы в постели навечно, ведь мне незачем было бы вставать.

* * *

От трупа все еще резко пахло мочой, хотя обычно к приезду следователя этот запах выветривается. Оттенка ацетона Артур не уловил, значит, сахарным диабетом Шалимова не страдала. Скорее всего, в организме жила какая-то инфекция мочеполовых органов, раз настолько едким был запах. Может это как-то помочь им?

– Изнасилования не было, – сообщил Стефанович вместо приветствия – ответил на еще не прозвучавший вопрос.

Они с Логовым всегда находились на одной волне, хотя на первый взгляд это невозможно было даже заподозрить. Ночные вызовы казались судмедэксперту личной издевкой, и Сергей Олегович не видел смысла скрывать недовольство, как поступали остальные, раздраженно вытягивал худую морщинистую шею и морщил длинный нос.

Логов же, напротив, старался бодриться, как самому ни было противно это такой вот промозглой ночью, когда хочется глотнуть коньяка (уже не крымского вина – покрепче надо!) и забраться под одеяло. Артур купил себе самое толстое, чтобы придавливало от души, тогда ему спалось крепко и сны походили на приключенческие фильмы. Должно же хоть что-то согревать ночами…

– Сумку так и не нашли? – спросил он у вынырнувшего из темноты Поливца.

Тот сердито дернул головой: ему тоже не верилось в версию ограбления – слишком уж жестоко. Что там могло быть с собой такого ценного у этой тетки? Не кейс с бриллиантами грабитель отнимал… Так куда же делась эта чертова сумка?

– Следов на асфальте море, собака не поможет.

Артур склонился над оплывшим лицом с выпученными от ужаса глазами. Она видела убийцу? В детстве он читал байку о том, что в зрачках жертвы застывает изображение убийцы, и верил в это. Ничего там нет, в мертвых глазах, можно и не всматриваться, только время терять. Если эта несчастная и успела заметить, кто воткнул ей нож в горло, то сообщить она уже никак не сможет.

– Ладно, – вздохнул он и выпрямился. – Надо связаться с ее родными, вдруг она и впрямь что-то ценное в сумке несла? Утром вернемся в клинику, там поспрашиваем.

Артур оглянулся:

– А пацан где?

– Я не стал ему звонить, – не отрывая глаз от блокнота, сказал Поливец.

«Ну не скотина ли?!» – Логов переждал волну ярости и спокойно поинтересовался:

– И почему же? Ивашин должен набираться опыта.

– Да на хрена? – буркнул оперативник. – Ты ж сам знаешь, что скоро твой пацан свалит в адвокатуру! Или куда-нибудь еще, где не придется ночами таскаться на место преступления. Да он даже машину не водит – без глаза-то! Как ночью будет добираться?

– Такси возьмет, – отрезал Артур. – Не каждую ночь убийства. И оставь Ивашину право самому решать: останется он в комитете или свалит…

Антон ухмыльнулся ему в лицо:

– Жениться тебе надо. И своих детей завести, а то в тебе папочка благим матом орет.

Сглотнув оттого, как густо зашумело в ушах, Артур посоветовал:

– Заткнись, а? И тебе, похоже, пора жизнь менять. Катись в школу, а то больно учить любишь.

По-хорошему, он мог и более жестко поставить Поливца на место – тот был ниже Логова по званию. Но Артур не выносил, когда трясли погонами и корочками. Иногда приходилось, конечно, но это, как ему показалось, был еще не тот случай.

– Убитой лет под шестьдесят, – встрял Стефанович, чтобы отвлечь обоих. – Тромбофлебит – вены через колготки просвечивают.

Артур не стал сопротивляться, вернулся к делу:

– Как и у Кузьмичевой. Много времени на ногах проводили… Во сколько ее?

– Часа два назад максимум.