Расплавленный рубеж - Михаил Александрович Калашников

переваривал услышанную мысль, кто-то даже глянул в поднебесье, словно ожидал увидеть там плакат с надписью: «Да, старик прав, только для этого я вас и породил». Потом сосед пожилого солдата с презрением плюнул на землю:

– Вот не разберу я тебя, старый. Вроде и сознательный ты, даже орден трудовой имеешь, а как ляпнешь иной раз… Ну к чему ты «его» сейчас помянул?!

Пожилой боец, махнув рукой, продолжил молча копать.

Студенты-филологи, растревоженные услышанным стихом, тихо переговаривались на своем конце траншеи:

– Если б у тебя возможность была одно чудо сотворить, ты бы чего заказал? Подожди! Варианты «победы» и «мира» не считаются – банально, мы все сейчас этого ждем.

Напарник задумался. Было видно, что желание его созрело задолго до этого вопроса, но оно сокровенное. Он помолчал, наконец решился:

– Булгакова воскресить. Усадил бы его за стол и велел: «Заканчивай «Белую гвардию», бездельник. Я хочу увидеть трилогию».

– Близко, но не то! Хотя я в тебе не ошибся, – торжествовал его товарищ по мечтам. – А я бы хотел найти неизданную рукопись Гоголя, что-нибудь украинское, в духе «Вия» или «Бульбы». На худой конец, продолжение «Диканьских вечеров». Я бы не понес их тут же куда следует, я бы первым их изучил, до самой до последней запятой, написал бы с десяток научных работ и только потом показал миру.

К студентам незаметно подобрался чтец Володя:

– А я бы мечтал беспрепятственно путешествовать во времени и возвращаться в наши дни. Уговорил бы Булгакова и Гоголя дописать то, о чем вы тут напридумали. Имел бы счастье увидеть Толстого и Пушкина, нашел бы способ, как с ними познакомиться. Потом вернулся бы и составил лучшие биографические сборники.

– Ну, коллега, ты нас всех уделал, – протянул руку первый студент.

– Володька, так ты тоже филолог? – спросил второй, ухватив свободную левую ладонь своими черными от земли руками.

– Да нет, я просто литературой увлекаюсь… люблю ее.

– А стих-то твой все-таки?

Было заметно, как Володя ведет внутреннюю борьбу: ему хотелось взобраться на невидимый пьедестал, хотя бы перед этими двумя, единственными ценителями из всей его роты, но природная честность не давала солгать.

– Не совсем, – выдавил он неуверенный компромисс вместо правды.

Поблизости загудели моторы полуторок, солдаты отвлеклись, Володя облегченно выдохнул. Мимо катила зенитная батарея. В пропыленных кузовах под брезентовыми чехлами угадывались очертания пулеметов, торчали головы в касках, скромные косички прыгали на тщедушных плечах. Новобранцы провожали их взглядами, кое-кто сальными, но в основном сострадающими. Грузовики отъехали настолько, что рев моторов не мешал различить человеческую речь. Рожок обратился к сержанту, который был кадровым, имел медаль за Зимнюю войну и неколебимый авторитет:

– Сержант, рассказал бы про Финскую.

– Верно, расскажи, сержант.

– За что медаль получил?

– Поделись опытом, в бой скоро, авось что нужное подскажешь, – посыпались со всех сторон просьбы.

Они знали: сержант не из болтливых, пару раз уже просили его, он каждый раз отмалчивался или говорил: «То была другая война, с этой не сравнимая». Сегодня что-то изменилось. Сержант воткнул пехотную лопатку в бруствер, полез за кисетом, без угрозы напомнил:

– Работу не прекращать, и так услышите. Про медаль хотите знать?.. В феврале, перед самым перемирием, как раз Линию прорвали, наш батальон далеко вперед ушел, к ним вглубь. Почти от своих мы оторвались, финны нас отрезать могли даже. Наш взвод пулеметный в воронку от пятисотки усадили – правый фланг прикрывать. Три пулемета, пятнадцать человек. Мы по радиусу «максимки» выставили, круговую оборону заняли. К двум часам окопались, а в три ночи финны полезли. Командира сразу ранило…

– Шухер, сержант, старлей какой-то идет!

Сержант неторопливо выбросил окурок, выдернул лопату из земли. Незнакомый командир приближался, по сторонам и в лица бойцов не смотрел, тщательно изучал земляной выброс. Иногда он останавливался, ковырял землю сапогом, нагибался, разминал комья в пальцах, что-то находил, протирал тряпочкой и складывал себе в планшетку. Бойцы останавливали работу, кивали на чудака, толкались локтями, шептали:

– Хворый, наверное? Война заела…

– Контуженый.

– Не похоже. Гляди, с понятием: сержанта увидел – в ответ козырнул.

– Не шпион ли?

– Я его знаю, он из разведотдела.

– У этого чудовины больше, чем у того, что только что стишки читал.

В голове у старшего лейтенанта бегали мысли: «Так-так-так, вот еще один, посмотрим, точно – бронзовый век. Керамика характерная, ни с чем другим не спутаешь, такая же, как и на соседнем участке. Поселение, однозначно. Пойма реки, терраса удобная. На правом высоком берегу вполне может быть курганный могильник. Не сегодня завтра туда идти в бой. Артиллерией все перепашем, да и немцы окопов понароют».

За плечами у начальника разведотдела лежал крупный археологический опыт: пять лет мелитопольского института, год ленинградской Академии наук, два года исследовательской азово-черноморской экспедиции на Каменную могилу и открытие трех десятков новых уникальных плит с петроглифами. По большому счету молодой ученый В. Н. Даниленко и был первооткрывателем этого природно-исторического памятника – советского Стоунхенджа. Да и само увлечение археологией началось со знакомства с выросшим посреди степи каменным островом. С малых лет в сознании будущего ученого появился живой интерес к археологии. Каменная могила, возвышавшаяся за околицей родного хутора Даниленко, указала ему путь в науку. Для того он и тратил свои молодые годы, корпел над книгами, ходил по кабинетам, выбивая научную экспедицию к родным, тревожившим его местам.

Работы продолжались до лета сорок первого года. Потом одежду археолога пришлось сменить на военный китель. С ноября прошлого года бывший археолог Даниленко – ленинградский ополченец. В апреле года нынешнего угодивший в ногу осколок отправил его на госпитальную койку. Теперь новый фронт. Знание языков и исследовательские навыки привели бывшего археолога в разведку.

– Как ваша фамилия, сержант? – спросил Даниленко, оторвав взгляд от керамики.

Ковалев назвался и приложил руку к пилотке.

– Мне нужно попросить вас. Необходимо, чтобы солдаты копали траншею по строгой схеме: снимали не более половины штыка и вычищали дно ямы. Я должен проследить стратиграфию. Если будут попадаться крупные осколки гончарной посуды, вот как этот, или кости животных, складывайте их в одно место, я приду и заберу. Особое внимание бронзовым вещам: украшения, обломки ножей и прочих инструментов. Вот поглядите, что я нашел у ваших соседей.

Даниленко достал из планшетки окисленную черно-зеленую пряжку от ремня.

– Следите, чтобы солдаты не прикарманивали такие вещи, материальной ценности они все равно не несут, а для науки могут быть полезны.

Подняв на сержанта озабоченный взгляд, Даниленко прочел в его глазах недоумение. Ничуть не смутившись, продолжил:

– Война не продлится вечно. Все это, – ученый обвел рукой траншеи, – преходящее. Человеком надо