Сладкий привкус яда - Андрей Дышев

– Ну и что? – пожал я плечами. – Мне известны все пароли.

– Так, может быть, и дискета вовсе не Столешко принадлежит? Может быть, она твоя?

«Далеко зашла, – подумал я, изо всех сил стараясь не подать виду, что слова Татьяны загоняют меня в тупик. – Она слишком близко подошла к нашей тайне». Чтобы скрыть некоторое замешательство, я снова взялся за бутылку, хотя она уже была пуста.

– Ты сосешь воздух, – не преминула заметить девушка и отдернула штору. Она боялась меня и выставила комнату напоказ свидетелям.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – проговорил я, не поднимая глаз. – Дискета, стерто, записано… Знаешь, я не очень хорошо соображаю в этом деле, и на «ноутбуке» Орлова только пару раз сыграл в покер.

– Ну-ну! – усмехнулась Татьяна. – А почему же ты так покраснел?

– Да что ты прицепилась к цвету моего лица?! – вспылил я. – Я же не спрашиваю у тебя, что ты здесь делала, пока я был внизу!

– Сейчас узнаешь, – многообещающе ответила Татьяна. – Я по достоинству оценила твою шутку с портмоне, но вынуждена его тебе вернуть.

Я перестал что-либо понимать.

– О чем ты говоришь, девушка? О каком портмоне?

– Не притворяйся, – категорично потребовала Татьяна. – Я тебе все равно не поверю. Ты хотел подкинуть мне улику, но все твои старания, как видишь, оказались бессмысленными.

– А? – У меня отвисла челюсть, и потому ничего более членораздельного я произнести не смог.

– Именно так, – подтвердила Татьяна, кивая.

– Дурочка, – наконец вымолвил я. – Ты просто лишена серого вещества! У тебя злокачественная патология! О какой улике ты говоришь? Проснись!

– Ты украл в комнате Родиона баксы, а портмоне подкинул мне. Ты это сделал сразу после собрания у князя, когда мы толкались в проходе. И сделал для того, чтобы припугнуть меня, закрыть мне рот! – распалялась Татьяна. – Не делай такое лицо, в прокуратуре будешь гримасы строить!

– Танюша, ты не права! – попытался я успокоить девушку.

– Придумал сказку про ядовитые таблетки, которыми я напичкала Родиона перед выходом на гору! – не слушая меня, продолжала Татьяна. – Убеждал всех, что Орлова убили на горе! Хитро! Это по принципу «Держи вора»? Потом сымитировал, будто на тебя напали, ударили ледорубом по голове. Чтобы снова на меня тень бросить?

Я устал с ней спорить. Бессмысленно выкапываться детской лопаткой, когда самосвалы беспрерывно сыплют на тебя снег. Лучше принять удобное положение и беречь силы.

– Кто видел, что ты делал на горе? – добивала меня Татьяна. – Что ты делал с обмороженными и обессилевшими людьми? Свидетелей нет! Очень удобное место – семь тысяч двести метров над уровнем моря! Делай что хочешь – все можно списать на гору, она не покраснеет и не выдаст. Но пусть тебя это не утешает! У меня есть доказательства!

Она выдыхалась. В споре со мной ей было бы легче меня добивать, поэтому я молчал. Мы смотрели друг другу в глаза. Мне казалось, что я начинаю кое-что понимать, какая-то очень простая истина стучалась мне в сознание, но мне никак не удавалось найти лазейку, через которую она могла бы озарить меня. Взгляд Татьяны менялся каждое мгновение. Ее удивительно красивые глаза блестели слезами. Девушка откинулась на спинку кресла, ресницы ее дрогнули. Внизу хлопнула дверь, послышались шаги.

– Имей в виду, – совсем тихо произнесла Татьяна. – Портмоне я вернула тебе. Оно здесь, в комнате. Только не пытайся его искать, это бесполезно…

Шумно, с запахом сырости, вошли два охранника в камуфляже. Они продолжали свой разговор, будто комната была пуста и своим появлением они никого не потревожили.

– Смотри, а он уже в порядке! – пробормотал один, зачем-то посветив мне в лицо фонариком. – Пиво лакает…

– Вы чего, девушка, панику навели? – спросил другой, скользнув заторможенным взглядом по ногам Татьяны. Взгляд этот был из другой темы. – «Человеку плохо!», «Срочно приходите!»… Разве не знаете, как с бодуна бывает?

– Испугалась, – смягчил вину Татьяны тот, который был с фонариком. – Теперь будет знать, что у мужиков это пивом лечится… Ну что, командир? Порядок?

Он склонился надо мной, заглядывая мне в глаза. Я кивнул и икнул. Раздался смешок. Холодная ладонь шлепнула меня по плечу.

Татьяна ушла с ними, оставив меня одного. В подобных ситуациях, когда мозги закручиваются в спираль, хорошая доза алкоголя наводит в мыслях порядок. Я пил до тех пор, пока телевизор не попрощался со мной.

С порядком в мозгах ничего не получилось, но спал я крепко.

Глава 17

ВОТ И ВЫШЕЛ ЧЕЛОВЕЦ

У меня начало складываться мнение, что в своем стремлении убедить всех в совершении на Плахе преступления я излишне перестарался. Татьяна не только обратилась в мою веру, но, кажется, начала подозревать в убийстве меня. Такого бумеранга я не ожидал, и удар был достаточно чувствительным – на следующее утро у меня нестерпимо болела голова.

Вскочив с дивана, я опустился на колени и заглянул под него. Потом, не поднимаясь на ноги, прошествовал под стол, просунул ладонь под тумбу для телевизора, вытер пыль под комодом, выдвинул и перевернул вверх дном ящики стола, перебрал содержимое холодильника и нехорошо выругался в морозильную камеру. После чего я сел посреди комнаты в позе лотоса и не менее получаса думал о том, куда могла сунуть портмоне выгоревшая в Гималаях натуральная блондинка.

– Ты что, пил? – строго спросил меня князь, когда я предстал пред его очами со счетом в руке.

– Пивком вчера побаловался, – ответил я, вдруг почувствовав себя подростком перед строгим отцом.

– Клыгу хлещешь! – брезгливо поморщился Орлов, прошаркал к буфету и снял с полки графинчик из синего стекла. Рюмки были размером с наперсток, но аромат зелья шибанул мне в нос, едва я поднес рюмку ко рту. Старик настаивал водку на одному ему известных кореньях и травах, отчего она обладала невыносимо интересным вкусом.

Мы выпили. Князь кивнул мне на тарелку с жареными семечками. Он всегда закусывал семечками, но я никак не мог привыкнуть к столь странному ритуалу.

– Что там? – спросил он и нетерпеливо пощелкал пальцами.

Я протянул ему счет. Князь сел за стол и поднес к глазам очки.

– За кирпич здесь нарисовали такую цену, будто он сделан из золота, – начал пояснять я. – За кровельное железо тоже слишком много хотят. В ближайшем магазине стройматериалов цены на порядок ниже.

Князь крякнул – то ли от досады, то ли от моей скупости.

– Барте! – махнул он рукой. – Поздно, поезд ушел. Я уже дал Гонзе команду оплатить.

– Вы поторопились, Святослав Николаевич, – мягко укорил я старика. – Мне бы не хотелось, чтобы вас принимали за лоха.

– За кого? – вскинул брови князь.

– Это неологизм, Святослав Николаевич, – пояснил я. – Лох – это тот, кого легко обмануть.

– Баляба! – перевел Орлов этот неологизм на свой диалект.

Две эпохи, облачившись в слова, летали по кабинету.

– Что еще, братец? – спросил Орлов, заметив, что я не спешу выйти из кабинета.

– Я вас не могу понять, Святослав Николаевич, – оглянувшись на дверь, тише произнес я. – Почему вы не уволили Татьяну? Она ведет себя так, словно ей все дозволено! Я полагаю, что она либо догадывается про Игру, либо подозревает меня в убийстве Родиона.

– Что? – пробормотал князь, пряча глаза за бровями. – Уже подозревает?

– Может быть, вы сами наделили ее такими полномочиями – подозревать, – сгоряча произнес я и тотчас пожалел о сказанном, но Орлов то ли не расслышал этой фразы, то ли не придал ей значения.

– Значит, она тебе не нравится? Симпатий не вызывает? – мягко поинтересовался князь. – А ты в качестве своей невесты пробовал ее примерить?

– Кошку в мешке взяли вы на работу, – гнул я свое, пропустив мимо ушей весьма конкретный намек. – Девочка себе на уме, это точно. Все время что-то высматривает, вынюхивает…

– Пусть работает! – отрезал Орлов. – А ты никак упудить меня решил?

– Мой долг вас предупредить, Святослав Николаевич.

Я знал, что Орлова невозможно в чем-либо убедить. Он или сразу соглашался, или отказывал навсегда, и потому наш разговор быстро подошел к финалу. Прогревая машину, я на малом ходу съехал к мосту и свернул на улочку, идущую вдоль реки. Небо затянуло низкими тучами, балчилось, как сказал бы князь, порывистый ветер раскачивал голые, словно обглоданные паразитами деревья, мелкий дождь мутил стекло, и щетки не успевали снимать с него водяную сыпь.

Я припарковался у самых дверей сбербанка, ухнув передними колесами в глубокую лужу. За зелеными входными дверьми долго вытирал туфли, через матовое стекло рассматривая зал, посетителей и кассиров. Мою фигуру, торчащую необоснованно долго на входе, успели заметить и видеокамера, и охранник, и Филипп, чей нос методично раскачивался над купюрами и квитанциями клиентов. Впрочем, носатый кассир виду не подал, что узнал меня, лишь раз сверкнул в мою сторону своими каштановыми глазами.