Первая пуля – последняя пуля - Алексей Макеев

Когда откроется дверь в комнату, свет из прихожей упадет на Ружакова, и ошибиться в том, кто находится перед ними, подручные Боксера не смогут. Зато для них вне поля зрения останется сам Гуров, вооруженный своим верным «штайром». На этом и строился весь дальнейший расчет полковника, но загадывать наперед, как все получится, Гуров не хотел. Он полагался на свою реакцию и на свой профессионализм.

За стеной у соседей скрипнула старая кровать, и это был единственный звук, достигший ушей притаившихся в засаде мужчин за последние пятнадцать минут.

Кулак потянулся за новой сигаретой, но передумал. Времени оставалось в обрез, и он не хотел, чтобы противник застал его расслабленным и неподготовленным к схватке. Один патрон. Всего один патрон, и Ружаков собирался использовать его с толком. Он должен отомстить за гибель Расписного, Веры, Дрона…

Ровно в три зазвонил мобильник полковника.

– Они прибыли, Лева. – Переодетый в немного тесную для него униформу телефониста Крячко дежурил на улице рядом с раскрытым телефонным щитком. – Черный джип «Ниссан»… К вам направляются трое. Судя по описанию, один из них Боксер…

– Понял тебя, Стас. А кто остался в автомобиле?

– Водитель.

– Один?

– Видимо, да.

– Хорошо, – прижимая мобильный телефон плечом, Гуров неторопливо снял «штайр» с предохранителя. – Возьмешь его на себя, Стас.

– Сделаем.

Короткие гудки отбоя. Гуров полностью заблокировал свой аппарат и вернул его в боковой карман пиджака. Перевел взгляд на сидевшего в кресле Ружакова.

– К нам гости, Кулак, – тихо, почти шепотом произнес полковник.

– Я уже догадался. Шоу начинается, – он небрежно отодвинул ногой пепельницу.

– Действуем по плану, который я тебе озвучил. И постарайся никого не убивать, Кулак. В крайнем случае допускается ранение в ногу или в руку. А лучше всего просто пальни для острастки. В «молоко».

– Договорились. – Ружаков знал, что в царившем полумраке Гуров не мог видеть скользнувшей по его губам усмешки. Разумеется, у самого Кулака были иные виды на единственный, находившийся в его распоряжении боевой патрон.

Его кивок совпал с шорохом у двери. Кулак сомкнул пальцы на рукоятке пистолета. Жесткая мозолистая ладонь соприкоснулась с холодным металлом.

Ожидания вчерашнего зэка и оперативника из главка были недолгими. Замок на двери конспиративной квартиры Крячко не был таким сложным, как у Веры, и незваные визитеры справились с ним в общей сложности минуты за три.

Дверь отворилась почти бесшумно. Затем осторожные крадущиеся шаги в прихожей. Каждый звук эхом отдавался в голове Ружакова. Гуров оставался спокойным и невозмутимым, как высеченная из мрамора скульптура. Шаги явно приближались, но в них не было торопливости, не было излишней спешки. Боксер с подручными не горели желанием вспугнуть свою потенциальную жертву. Они не хотели погибнуть так же глупо, как при аналогичных обстоятельствах погибли их собратья по оружию.

Наконец кто-то из прибывших взялся за ручку двери, ведущей в комнату, и потянул ее вниз. Ружаков скорее почувствовал это, нежели увидел или услышал. Дуло пистолета приподнялось всего на несколько сантиметров вверх, но этого было достаточно, чтобы черный смертоносный глазок уставился в нужном направлении.

Дверь открылась быстрее, чем Ружаков ожидал, и свет из прихожей, как и планировалось, упал ему на лицо. На порог шагнул вооруженный двухметровый детина с большими покатыми плечами. Разглядеть его лица Кулак не мог. Только силуэт. А вот противник, видимо, напротив, четко зафиксировал и жертву в кресле, и даже пистолет в правой руке, потому как тянуть кота за хвост он не стал, а с ходу спустил курок, целя Ружакову в голову.

Кулак рванулся всем телом и бухнулся на пол на колени. Пуля просвистела всего в нескольких миллиметрах от его макушки и вонзилась в плюшевую спинку, вырвав из нее кусок поролона. И в ту же секунду Кулак выстрелил сам. Верный «марголин» дернулся, выплевывая последний заряд. Верзилу ударило в грудь и швырнуло назад. В дверном проеме появился еще один противник, но выскочивший из своего угла Гуров коротко замахнулся и впечатал рукоятку «штайра» в крепкий, массивный затылок. Туша бандита безжизненно осела на пол.

Кулак бросил пистолет на пол и откатился в сторону. Лег на спину, вытянулся во весь рост и равнодушно уставился взглядом в грязный, давно не знавший побелки потолок. Последующие события уже не интересовали его. Повлиять на их ход Кулак не мог, а все, что требовалось сделать, он уже сделал.

Из коридора ударила суетливая автоматная очередь, едва не зацепив полковника, но Гуров вовремя ушел с линии огня. Вжался спиной в дверной косяк и поднял «штайр» на уровень груди.

– Бросай оружие! – зычным голосом крикнул он. – Уголовный розыск!

Похоже, сдаваться на милость представителя закона было для «братка» мыслью невыносимой, и, вместо того чтобы выполнить распоряжение Гурова, он ответил еще более длинной и остервенелой очередью.

– Два раза предупреждать не буду!

Гуров уже приготовился к броску. Звук шагов торопливо переместился влево, и полковник понял, что его противник принял решение ретироваться на лестничную площадку. Позволить ему это Гуров не мог. Он прыгнул в дверной проем, провел обманный финт, направленный на то, что он якобы собирается крутануться вперед, и всем корпусом ушел вправо. «Браток», парнишка с крупной тыквообразной головой и оскаленными, выступающими передними зубами, вновь надавил на спусковой крючок своего скорострельного оружия. Спиной, не рассчитав траекторию отступления, он ткнулся во встроенный шкаф с верхней одеждой. Гуров оказался в стороне от того места, куда ушли предназначенные ему пули, а новой возможности для открытия огня на поражение уже переместившему в его направлении «ствол» противнику полковник не дал. «Штайр» произнес свое веское слово. Пуля европейского стандарта, девять на девятнадцать, выскочила из «ствола» со скоростью четыреста метров в секунду, стремительно пересекла разделявшее Гурова и его враждебно настроенного оппонента пространство и вонзилась точно в переносицу отморозка. Тыквообразная голова резко качнулась, пистолет выпал из ослабевшей руки на паркетный пол, а вслед за ним повалилось и тело, скользнув вдоль полированного встроенного шкафа. В том, что парнишка был уже мертв, Гуров не сомневался.

– Я предлагал разрешить вопрос по-мирному, – вслух произнес полковник, пожимая плечами. – Но я терпеть не могу, когда в меня стреляют. Очень уж люблю я этот суетный мир со всеми его прелестями и недостатками. Парадоксально, но факт.

Гуров обернулся. Тела двух других визитеров лежали вповалку в проеме между прихожей и комнатой, накрывая один другого. Полковник достал свой мобильник, активизировал его и связался с Крячко:

– Стас! Как у тебя?

– Порядок, – бодро откликнулся соратник. – Клиент отдыхает в глубоком ауте. В машине он действительно был один. Наслаждался музыкой. Но меня воспринял не очень дружелюбно. Даже хотел попрактиковаться в стрельбе по живой мишени, роль которой выпала на мою грешную долю. Мне эта идея не шибко понравилась, и я его вырубил. Аккуратно…

– Он жив?

– Я же сказал – аккуратно, Лева. Конечно, он жив. Чего б ему умирать вздумалось? А как там у вас?

– Операцию завершили. Сейчас спустимся. Жди внизу.

Гуров мысленно прикинул результаты. Одного из группировки Станислав взял живым, одного Гурову пришлось отправить на небеса, и никакой суд ему уже не грозил. За исключением Страшного суда, разумеется. Полковник присел на корточки около парочки налетчиков, судьба которых ему еще была неизвестна. Верхним был сам Боксер. Именно его Гуров приласкал рукояткой по макушке. «Браток» находился в глубокой отключке, но, вне всяких сомнений, был жив. Об этом свидетельствовало наличие пульса на шее. Минуты через три должен очухаться. Гуров подвинул его в сторону и взглянул на второго. Здесь ситуация выглядела сложнее. Пуля, выпущенная из оружия Ружакова, угодила двухметровому амбалу точно в сердце.

– Кулак! – полковник повернул голову.

Используемый в качестве наживки уголовник лежал в прежней расслабленной позе лицом вверх.

– Что?

– Я же просил тебя никого не убивать.

– Не совсем так, полковник. Вы просили постараться никого не убивать, а это принципиально разные вещи.

– И поэтому ты вогнал ему пулю в самое сердце? Профессионально и точно? – Голос полковника звучал сердито и недовольно.

– Это была самооборона, – Ружаков вздохнул.

– Опять самооборона? А ты, оказывается, чертов упрямец, Кулак.

Ружаков вынул откуда-то сигарету и вставил ее в рот. Принял сидячее положение и подобрал под себя ноги.

– Послушайте, Лев Иванович, – от каждого произносимого им слова веяло могильным холодом. – Я не объявлял никому войны. Мне ее навязали. Не знаю, сумеете ли вы понять меня… Ведь, как ни крути, мы с вами живем по разным законам. Так уж получилось. Вы сами сказали об этом. Один раз я уже переступил черту, а назад пути не бывает. Жребий для меня брошен. Единожды…