Другой Владимир Высоцкий - Федор Ибатович Раззаков

т. д.), оказалось ложным, фальшивым, о чем говорят, в частности, фотографии лирического героя в «Пародии…». И все эти ложные ценности объединены одним, но выразительным образом — серость. Именно так поэт характеризует советскую власть…»

В этой песне и в самом деле слышится явная издевка автора по адресу «того, что любит, чем гордится наш советский коллектив». У либеральной интеллигенции это и раньше считалось модным — с пренебрежением относиться к символам советского образа жизни, — однако со второй половины 60-х эта мода от интеллигенции перекинулась и в низы, в народ. И в немалой степени этому способствовали песни Высоцкого. Хорошо помню, как на одной из его записей (это был концерт-«квартирник») в строчке «чем гордится наш советский коллектив» он намеренно искажал слово «советский» — пел «совейский» (кстати, подобным образом он поступал во многих своих песнях, где фигурировало это слово). Вроде бы мелочь, но именно из таких мелочей у молодежи потом и формировалось нигилистическое отношение к символам своей страны. Сначала к символам, а затем и к самой стране. Как же: сам Высоцкий так пел! А петь он умел великолепно: повторить его интонации до сих пор никто так и не может.

По сути, Высоцкий в этой песне разоблачал как самого себя, так и многих своих соотечественников, которые с какого-то момента стали считать свою страну второсортной державой по сравнению с капиталистическими странами. Строчку «Жил в гостинице «Советской» несоветский человек» можно перевести как «Жили в советской стране несоветские люди». Последних в 60-е годы действительно стало легко «сбить с пути и с панталыку», как пел Высоцкий в другой строчке той же песни. И вновь послушаем философа С. Кара-Мурзу:

«Упрощая, примем, что советский человек отличался от русского человека начала века тем, что прошел школу (а многие и вуз), основанную на научной картине мире, был уже человеком индустриального быта и в массе своей жил в городе. Таким образом, в мышлении советского человека уже в значительной степени была ослаблена роль традиций и религиозных догм. В то же время старые сословные отношения были уже разрушены, так что утратились механизмы внутрисословного общения и утверждения мнений. Потеря советским обществом устойчивости во многом объяснялась и тем, что все созданные в советское время каналы социального общения (КПСС и ВЛКСМ, профсоюзы и пресса, школа и вузы) находились под контролем государства…

От среднего человека Запада советский человек отличался тем, что сохранил общинное крестьянское мироощущение (отношение к человеку, обществу, государству и т. д.). Следовательно, он не был еще достаточно индивидуализирован, чтобы соединяться в гражданское общество с его партиями, профсоюзами и другими ассоциациями, в которых бы вырабатывалось и утверждалось социальное (классовое) самосознание. То есть с точки зрения «связности» общества советский человек второй половины XX века находился в переходном состоянии — не было компактных сословий и классов, но и не было ассоциаций гражданского общества. Новое сословное самосознание возникло раньше всего как раз в тех социальных группах, которые заняли антисоветскую позицию (либеральная интеллигенция, номенклатура и преступный мир).

Общинные качества советского человека в определенных условиях (когда сила государства опиралась на согласие граждан) придавали обществу необычную силу и устойчивость. Это очень хорошо показала война. Но в других условиях — когда возникли сомнения, а то и несогласие с властью — неспособность противостоять манипуляции оказалась почти необъяснимой. Кстати сказать, манипуляции не мог противостоять не только гражданин, но и сама советская власть. Потому она и металась — то глушила «Голос Америки» и самиздат, то тайком разрешала…»

Но вернемся к песне «Пародия на плохой детектив».

Итак, в ней Высоцкий весьма талантливо работает «искаженной микропленкой», уподобляясь герою своей же песни — шпиону Джону Ланкастеру Пеку. Бард разрушает стереотипы советского социума: например, едко высмеивает его подозрительное отношение к иностранцам, в которых советские люди чаще всего видели потенциальных врагов. Причем делает это опять же как искусный манипулятор — от противного. Когда шпион вербует советского гражданина Епифана, Высоцкий резюмирует: «Так случиться может с каждым — если пьян и мягкотел!», выступая вроде бы с позиций бдительного гражданина. Но песня-то называется «Пародия на плохой детектив», то есть на советский, где как раз и действовали все эти стереотипы: в СССР строй лучше, чем на Западе, в СССР все люди бдительны и т. д. Написать песню о хорошем советском детективе Высоцкому, как манипулятору, было просто несподручно: его целью было исказить, а не восславить.

А ведь образ врага, который так талантливо разоблачает Высоцкий, является вполне распространенным явлением для любой пропаганды — не только советской. Например, в Америке в этом образе выступали советские люди, в Израиле — палестинцы и т. д. И любая власть свято бережет этот образ, чтобы с его помощью не только манипулировать сознанием своих граждан, но и воспитывать их в патриотическом духе. Однако, после того как на XX съезде в 1956 году Хрущев провозгласил курс на сближение с Западом (и начал конвергенцию), советская пропаганда стала активнее, чем прежде, «размывать» образ врага. Например, врагом называлось американское правительство, а американский народ рисовался дружелюбным, хорошо настроенным по отношению к советскому. Без сомнения, что среди американцев было множество людей, которые вполне нормально относились к советским людям. Но большинство американцев все-таки были настроены кним негативно, о чем говорят результаты соцопросов. Вот что по этому поводу пишет философ В. Рукавишников:

«Результаты опросов в США об отношении к России свидетельствовали о доминировании негативных оценок. Так, например, в 1966 и 1967 гг. в том, что им в той или иной степени нравится Россия, рискнули признаться немногие — в среднем только один из пяти опрошенных американцев. Вдвое больше сказали, что Россия им не нравится…»

Американская пропаганда не делала больших различий между советским правительством и народом: представителей первых называли диктаторами, вторых — рабами и варварами, послушно выполняющими волю диктаторов. В СССР такого не было, причем с каждым годом мелкобуржуазная конвергенция вербовала среди советских граждан новых и новых адептов капитализма, где, как известно, ведущей державой считаются США. Поэтому образ врага в советском социуме постепенно утрачивал свою прежнюю силу. И либеральная интеллигенция вносила в этот процесс свою посильную лепту.

Когда в середине 80-х начнется горбачевская перестройка, те же либералы не случайно главным объектом своих атак изберут именно подозрительность советского социума (на самом деле это была элементарная осторожность, диктуемая реалиями «холодной войны»). Разрушив ее, они легко сдадут страну вместе с ее народом в услужение иностранному капиталу (на научном языке это называется более красиво: «включиться в мировое разделение труда»). После этого миллионы бывших советских девушек отправятся в