Испорченный король - Ноа Хоуп

я видела не холодную жестокость, а какую-то глубокую печаль. Как будто он и сам был заложником собственной судьбы.

Его мир – это насилие, игры власти, предательства, кровь, и Доменико вынужден в постоянном напряжении, окружённый врагами, которым нельзя доверять. И всё же, он проявлял ко мне доброту, заботу, которую я не заслужила, но которую так отчаянно хотела.

«Береги себя» – повторила я мысленно, прежде чем погрузиться в сон без сновидений.

Глава 14. Доменико

Тяжёлый вздох сорвался с моих губ, когда я с силой бросил телефон на полированную поверхность массивного дубового стола. Слова Анастасии – «Береги себя» – звенели в ушах, как погребальный колокол. Чёрт возьми, почему эта забота и простые, полные тепла слова, прожигали меня изнутри раскалённым железом?

Две пары глаз впились в меня, не давая укрыться от их пронзительного внимания. Алессио и Неро – эти двое всегда появлялись в самые неподходящие моменты, словно пара хищников, учуявших запах крови и предвкушающих лёгкую добычу.

– Не надо на меня так смотреть! – прорычал я, растирая виски. Головная боль, верная спутница последних дней, грозилась превратиться в настоящую пытку. – Неужели у каждого из вас нет более важных дел, чем совать свой нос в мою жизнь?

– О, Доменико, не будь таким скучным. – Алессио расхохотался. – ты же знаешь, как мы любим твои дела, особенно когда они пахнут тайнами и прекрасными незнакомками. Как её зовут, кстати?

– Заткнись, Алессио! – процедил я сквозь зубы, вкладывая в эти слова всю ярость, что копилась во мне последние дни.

Неро, до этого момента молча наблюдавший за нашей перепалкой, подался вперёд, его зелёные глаза хитро блеснули.

– Неужели эта женщина настолько тебя зацепила? – промурлыкал он, ухмыляясь, как Чеширский Кот. – Ты, похоже, даже забыл о делах семьи из-за неё.

– Дела семьи… – повторил я, и смешок, вырвавшийся из моей груди, больше походил на рычание раненого зверя. – вот именно о них я и думаю каждую секунду. В отличие от некоторых. А вот что вы здесь, как стервятники, собрались? Заняться больше нечем? Алессио, разве тебе не нужно развлекать свою молодую жену? Или чем вы там занимаетесь, запираясь в своём любовном гнёздышке? Или вы уже исчерпали весь запас страсти на ближайшие годы?

Брат, развалившийся в кожаном кресле с видом римского императора, издал короткий смешок. Этот наглец никогда не лез за словом в карман, особенно когда дело касалось меня. Ему доставляло почти животное удовольствие испытывать на прочность моё терпение.

– Завидуешь, fratello? – в его голосе сквозило неприкрытое ехидство, и я в который раз подумал, не пустить ли ему пулю в лоб. Кто посмеет меня осудить? Разве что его драгоценная жёнушка, которая в одночасье стала бы вдовой.

Вместо ответа я одарил Алессио, уничтожающим взглядом, прекрасно зная, что это лишь раззадорит его ещё больше. Моё терпение было на пределе, как туго натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. Вместо того чтобы поддаваться на провокацию, я перевёл взгляд на Неро, единственного здравомыслящего человека в этой комнате, как я надеялся.

– Неро, может быть, ты снизойдёшь до объяснений? Зачем вы здесь?

– О, Доменико, ты пытаешься увильнуть от разговора? – хохотнул он, откидываясь на спинку стула и поигрывая серебряной зажигалкой. – Неужели не хочешь поделиться с нами подробностями о таинственной незнакомке, с которой проводил время в Америке? Той самой, что сейчас, как я полагаю, наслаждается видом ночного Нью-Йорка из окна твоего пентхауса?

– А не пойти бы вам всё к чёрту?! – процедил я сквозь зубы, чувствуя, как в груди разгорается знакомое пламя раздражения.

– Ладно. – раздался спокойный голос Алессио. – Мы здесь не для того, чтобы обсуждать твои любовные похождения. Речь идёт о предательстве.

Сердце пропустило удар, а кулаки сами собой сжались. Ещё один нож в спину.

– Кто? – выдавил я, с трудом разжимая сведённые челюсти. Каждое слово давалось мне с неимоверным усилием. Кто посмел предать меня? Кого нужно наказать?

– Информация поступила от Сальваторе из порта. – тихо произнёс Неро, не отводя от меня глаз. – Он сначала не придал этому значения, когда один из наших людей покидал территорию с сумкой, доверху набитой деньгами. Думал, что это просто очередное поручение. Но потом услышал слухи между пехотинцами, что кто-то обокрал одно из наших предприятий… ну, и сложил два и два.

– Он назвал имя? – прорычал я, чувствуя, как ярость, подобно лаве вулкана, пульсирует в моих венах, готовая вырваться наружу и сжечь всё на своём пути.

– Да… Это Джованни. Пехотинец младшего босса Мессины.

Я резко перевёл взор на своего брата. Тот, не дрогнув, встретил мой взгляд, на губах играла хищная улыбка. Он знал, что я чувствую, чёрт возьми, и наслаждался этим!

– Найди его и верни деньги, а потом убей. – процедил я сквозь сжатые зубы. – Это будет хорошим уроком для тех, кто ещё не понял, что предательство в нашей семье недопустимо.

– Скучно ты живёшь, Доменико. – цокнул языком Алессио, качая головой, как будто разочарованный моим приговором. – Где твоя фантазия? Предательство – это болезнь. Её нужно вырезать, причём безжалостно, чтобы и мысли ни у кого не возникло повторить ошибку Джованни.

– Делай с ним всё, что хочешь. – рявкнул я, ударив кулаком по столу. – Пытай его, убей, скорми рыбам! Мне всё равно! Главное, чтобы, в конце концов, его проклятый труп лежал у моих ног!

Предательство – это то, что я ненавижу больше всего на свете. Джованни… Этот мальчишка, которого я практически вытащил из грязи, которому дал шанс на новую жизнь, предал меня. Ощущение было таким, словно меня ударили под дых – воздух вышибло из лёгких, оставив после себя лишь горький привкус желчи во рту.

– А теперь, если на этом всё, оставьте меня, блядь, в покое! – рявкнул я, откинувшись на спинку стула и с трудом подавив желание отшвырнуть его к чёртовой матери.

В кабинете повисла тяжёлая, как свинец, тишина. Кажется, даже Алессио, мой не отличавшийся особой проницательностью брат, наконец-то понял, что сейчас лучше не лезть на рожон. Впрочем, он вообще редко понимал чувства других людей – ни чужие, ни свои собственные. Этому его «научил» наш отец – человек, который видел в эмоциях лишь слабость, а