Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого - Жеральд Мессадье

Они поднимались по лестнице, когда раздался громкий стук дверной колотушки. Франц спустился, чтобы открыть. Стоя на верхней ступени лестницы, Себастьян разглядывал нежданного посетителя: молодой человек среднего роста, одетый в черное, просил позволения увидеться с графом де Сен-Жерменом. Франц спросил, как представить гостя:

— Франц Антон Месмер.

— Попроси господина войти, — приказал Себастьян.

Молодой человек поднял глаза. Хозяин дома взмахом руки пригласил его: поднимайтесь. Они пожали друг другу руки, и у обоих на лицах появилось удивление. Затем они одновременно улыбнулись. Трудно сказать, кто из них был поражен больше.

Сен-Жермен и нежданный гость устроились в правой гостиной. Франц зажег канделябры и отправился готовить кофе. Месмер заговорил первым.

— Я мечтал с вами встретиться с тех пор, как, еще будучи подростком, услышал рассказ о демонстрации опытов, которые вы проводили в этом самом доме много лет назад. Вы тогда продемонстрировали магнетизм, заставив летать листок бумаги. В ту пору мне был еще неизвестен данный феномен. Когда же я повзрослел настолько, чтобы оценить по достоинству это явление, вы уже уехали из Вены. Много позже, во время своих занятий теологией, мне случилось заинтересоваться трудами Парацельса[8] и искусством лечения болезней.

— Так вы теолог?

— Я должен был бы им стать, — ответил Месмер, сокрушенно улыбнувшись, — но боюсь, как бы мой интерес к явлению гипноза не направил меня на другой путь. Однако, если сослаться опять-таки на Парацельса, теология необходима, чтобы воздействовать на божественное дуновение, которое есть в каждом из нас.

— Я слышал, вы занимаетесь гипнозом. Почему?

— Потому что я один из избранных, так же как и вы, граф. Мне было семнадцать лет, когда один из моих приятелей по школе подхватил сильнейшую лихорадку. Он очень страдал. Чтобы хоть как-то его утешить, я положил ему руку на грудь, и по прошествии нескольких мгновений он воскликнул, что ему гораздо лучше. Он попросил меня не убирать руку. Я стал делать ему массаж, надавливать обеими руками на живот и на спину. Сам я был истощен. А он прошептал, что чувствует себя намного лучше, и уснул. После трех дней такого лечения, при том что никакого другого лекарства он не принимал, температура упала, лихорадка ушла, и он выздоровел. Обо мне заговорили как о целителе. Но мне этого было мало. Я хотел знать тайну своих способностей…

Он прервался, чтобы сделать глоток кофе. Себастьян не отрывал взгляда от своего гостя. Молодой человек казался искренним и, похоже, испытывал такую же жажду знаний, как и он сам много лет тому назад. Без сомнения, Месмер тоже полагал, что в природе существуют тайны, которые в принципе доступны пониманию человека. Но если таковая тайна существует и достойна называться тайной, значит, осознать ее невозможно.

— Мои исследования и размышления на эту тему… Простите, сударь, должно быть, я кажусь вам излишне высокопарным. В общем, скажу только, я полагаю, что существует животный магнетизм, точно так же, как существует магнетизм минеральный.

— Возможно, это два аспекта вселенской гармонии, — согласился Себастьян.

— Не правда ли? — возбужденно воскликнул Месмер. — Но людей, обладающих этим даром, вроде нас с вами, увы, очень немного, они не в состоянии помочь себе подобным. Я думаю, что существует возможность стимулировать эти силы, то есть животный магнетизм, с помощью магнетизма физического…

Себастьян оставался невозмутим.

— Чем могу я вам помочь? — спросил он.

— Сударь, человек, обладающий вашей репутацией, вашими способностями… Я всего лишь никому не известный студент…

— Неизвестный? Ну уж, не прибедняйтесь. Но если вы нашли способ усилить ослабленный животный магнетизм с помощью физического, вы, без сомнения, совершили великое открытие. Мне бы даже хотелось вас предостеречь: боюсь, вы наживете себе много врагов. Вас будут обвинять в том, что вы не профессиональный врач, что вы злоупотребляете доверием людей…

Месмер жалобно взглянул на него.

— Найдутся и такие, кто станет утверждать, что вы опасны, а если вам удастся вылечивать людей, вас, хуже того, обвинят в колдовстве, станут кричать, что вы служите темным силам.

— И что же мне делать?

— Есть единственный город на свете, где вас примут без боязни и недоверия. Это Париж.

— А вы?..

— Я намереваюсь завтра уехать из Вены. Если вы обратили внимание, дом уже заперт. Возможно, мы увидимся в Париже.

Месмер, казалось, был разочарован. Он поднялся.

— Последний вопрос, если позволите, — сказал посетитель. — Вам приписывают поразительные познания и огромную ученость. Вы, случайно, не знаете, от какого заболевания страдают тирольские шахтеры?

— Нет. А к чему вдруг этот вопрос?

— Парацельс описывал таинственную и неизлечимую болезнь, которая настигает шахтеров. Я подумал, что если кто на свете и мог бы мне ответить, так это, без сомнения, только вы.

— Увы, мне очень жаль.

Они раскланялись, и Месмер ушел.

Себастьян задумался. Тироль находился далеко от Богемии и, следовательно, Иоахимшталя. Странно было бы, окажись там одна и та же руда. Но все же любопытно: от какой болезни страдали шахтеры? Себастьян пообещал себе, что отыщет ответ.

Но сейчас мыслями он был уже в России.

11. МЫШИ, ПОВЕРЖЕННЫЕ В СТРАХ КОТОМ

Путешествие из Вены в Москву оказалось просто невыносимым. Поначалу Себастьян планировал поменять карету десять раз за время пути, а получилось чуть ли не в два раза чаще. Каждый раз он обещал кучеру значительную надбавку, если тот прибавит ходу. Но, увы, семь военных лет, а также дороги, разбитые кавалерией и военными обозами, оказались непомерным испытанием для карет, которые использовали на износ и к тому же не успевали приводить в порядок.

Каждый раз, когда путешественники садились в карету, они держали пари, на которую сторону она наклонится в этот раз. В трех лье от Кракова на горной дороге треснула ось, пришлось выйти, разгрузить карету и прождать несколько часов под проливным дождем, пока кучер чинил сломанную деталь. При въезде в Варшаву заржавленные рессоры не выдержали тряски, и попутчики, двое торговцев в меховых шубах, повалились на Себастьяна и Франца, издавая чудовищные крики. Сколько раз пассажиры, измученные дорожной тряской, прибывали на очередную станцию полумертвыми от усталости.

Даже Франц, человек спокойный и благодушный, начинал терять терпение. Так, несмотря на крайнюю спешку, Себастьяну за один день пришлось остановиться трижды, в последний раз в Минске. Он не стал рассказывать своему слуге, что сам князь Лихтенштейнский дважды оказывался жертвой несчастных случаев на дороге и дважды чуть не расстался с жизнью.