Спорим, моя? - Рошаль Шантье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Набираюсь терпения, делаю очень глубокий вдох — это все Таины советы, она меня инструктировала — и ввожу номер квартиры в домофон.
Меня встречает хозяйка дома, наряженная в платье с глубоким декольте. В таком явно не ходят дома, но она явно предпочитает их любой другой одежде.
— Вы бы предупредили, я переодела бы джинсы, — говорю после приветствия.
— Ой, не обращай внимания. Я просто привыкла выглядеть хорошо, — как бы между прочим замечает Александра и рукой приглашает меня войти.
Я бы показала ей куда пойти, но появляется мой брат. Мы обнимаемся, как ни в чем ни бывало, он привычно чмокает меня в щеку, ведет в глубь квартиры, на ходу демонстрируя удачно снятую двушку. Когда оказываемся на кухне, садимся за стол.
— Я решила ничего не готовить и просто заказала суши.
— Вау, суши! Очень здорово, — говорю с излишним восторгом. Тая советовала все хвалить, но я не уверена, что делаю это правильно.
И вроде бы ничего не происходит, но знаете, обстановка такая, что тянет поблевать, а не суши в соус макать.
Первый тост миновали, мелкие темы обсудили и когда за столом становится некомфортно тихо, решаю, что время дарить подарки. Заодно в копилке будет еще одна безопасная тема для обсуждения.
Видеть выражение лица овцы Саши… Жаль, на повтор пустить нельзя. Хотя, наверное, спустя несколько минут она чувствует то же самое, когда Влад распечатывает коробочку и я слышу:
— А я Владюшке уже подарила кошелек, правда милый? Ты не волнуйся, он очень качественный и ему подходит.
— Правда, —подтверждает он, а потом говорит вынужденно, — Будет два.
Он натянуто улыбается, и на минуту я даже жалею, что не спросила у Влада, что он хочет в подарок. Просто не подумала. Раньше только я дарила ему кошельки, это как-то с детства пошло, как традиция. Я еще записочки писала, которые он потом в кошельке носил. Как раз такую он сейчас и достает из отделения для монет. Знает, что она там лежит.
— Что это? Дай почитать! — восклицает Саша, но я быстрее. Забираю записку из рук брата раньше, чем он успел ее раскрыть.
— Ценник, наверное, убрать забыла.
Я не понимаю, почему она со мной соревнуется. И не только со мной, с родителями тоже. Будто всему миру пытается кричать о том, что он с ней. Но он мой брат, а не мужчина и я не собираюсь за него воевать. Достаточно, чтобы мои границы уважали. Есть ведь только наши штучки, только наши разговоры. Конечно, я помню, что она сказала. Тогда, в телефонном разговоре, Саша была предельно откровенной. Только вот я думала, до нее дойдет, что она входит в семью, что мы ей не враги. Но все становится на свои места, когда Влад выходит ответить на рабочий звонок и за столом остаются только девочки.
— Очень милый подарок, Арина, — говорит она, — надеюсь, последний.
— Ты выпила слишком много? — вскидываю голову. Еще не понимаю, что происходит, но рефлекторно защищаюсь.
— Ариночка, вы со своей семьей постоянно путаетесь под ногами. После свадьбы это изменится. Будем видеться дважды в год: на день рождения ваших мамы и папы. Всё. Есть ваша семья и наша семья. Не обязательно пересекаться.
И судя по тому, как ее глаза сужаются я понимаю, насколько давно она мечтала сказать эту фразу. И какое удовольствие ей приносят мои расширенные глаза. Меня можно понять, я знала, что она овца, но не знала, что сука.
— Мы тебя, Саша, сначала как родную приняли, — сохранять спокойствие не просто, но я стараюсь. Даже ехидные нотки проскакивают.
— А кто-то просил? — фыркает она, — Ешьте свои шашлыки и пейте свои манеры без меня и Влада. Мы сыты.
Мне следовало сдержаться. Она специально меня выводила, а я вот повелась. Учитывая эффект неожиданности, который сыграл на её стороне. Эмоции бушевали и наконец нашли выход. И за сейчас, и за услышанное в прошлом. Я же ей не высказала. И начала сейчас и за маму, и за отца…
— Ну ты и овца, овца Саша. Я тебе сладкую жизнь устрою, милая. Сладости изо всех мест вылазить будут, — я предельно зла. Даже кулаки невольно сжала. Вот ведь стерва! Это еще не все. В голове вертятся десятки не скромных исковерканных эпитетов, придуманных мною вот только что, но договорить не успеваю.
— Арина! — на пороге стоит мой брат. И, судя по всему, он слышал только последнюю фразу. Мою. — Ты как разговариваешь с моей невестой? Совсем стыд потеряла?! Она хозяйка этого дома, ты обязана уважать мою будущую жену!
— Серьезно? — ничерта мне не стыдно, — Ты свои глаза где потерял? Достань их из того места и назад вставь, только протереть не забудь! Ты элементарных вещей не видишь! Ты с родителями почти не разговариваешь, со мной цапаешься, курить начал! Ты же врач, Владик! В кого ты превратился?
— Арина, все! Прикуси свой длинный язык! Слишком далеко ты зашла, — обрывает он и я понимаю, что мне не прорваться. Стена. Между нами стена, больше китайской.
Замечаю, что стою. Когда встала не знаю. На овцу не смотрю. И так понятно, что она торжествует, но демонстрирует глаза кота из «Шрека».
— Когда ты прозреешь, родители тебя простят. Как всегда, — мой тон меняется, когда я перевожу дыхание. Я смотрю в глаза своему брату, как взрослая, а не младшая милая сестричка, — Как тогда, когда ты впервые напился и тебя полиция загребла, как тогда, когда тебя из универа чуть не выперли или когда ты им о помолвке не сказал, а приглашение на свадьбу под нос сунул. Когда не звонил, но они переступили через себя и заехали к вам на Новый год. И когда на Рождество, которое мы всегда вместе праздновали, не приехал. И её слова своей подружке простят тоже, — киваю головой в сторону овцы Саши, — Они тебя простят, ты же любимый сын. Но только не я. Не звони мне, Владик. Никогда не звони мне.
С этими словами я ухожу. Просто забираю в коридоре сумку, снимаю с вешалки куртку, сую ноги в зимние кросы. Меня никто не останавливает. Под «никто» имею в виду брата, конечно. Плачу, спускаясь по лестнице на первый этаж. На эмоциях достаю из заднего кармана джинс ту записку из кошелька, фоткаю и кидаю ему в телеграм.
