Нелепая привычка жить - Олег Рой

— Иди через ручку двери продень. Чтоб правду говорили. Здесь еще сохранилась ручка в виде скобы на прямоугольном металлическом основании с отверстиями для гвоздей. У Малаховых в избе тоже была такая ручка… Он продел, вернул гадальщице колоду, она велела снять ее левой рукой к себе и принялась открывать по три карты.

— Ой, смотри, сразу же крестовый король выпал!

— Это я, да?

— Не, ты пока червонный, молод еще… А крестовый значит, что гадание будет верным. Смотри, вот он ты. Ну-ка, сейчас мы все про тебя узнаем…

Червовый король лег в центр стола, Наташа принялась обкладывать его с четырех сторон другими картами.

— Посмотрим, что у тебя на сердце… Дорога, опять дорога… И куда это ты все ездишь? Дом родной, хлопоты, разговоры о деньгах… И две дамы — бубновая и червонная.

— Сразу две? Это что ж за дамы такие?

— Ну, бубновая молоденькая, тревожишься ты о ней… Дочка, не иначе. И в голове у тебя все ее дела… А вот что за червонная — тебе лучше знать… Ой, смотри, любовь у тебя с ней скоро будет! Видишь — девятка.

— Так-так, — шутливо погрозила пальцем Лана. — Червовая дама, значит? С любовью? И не я?

— Да, похоже, не вы, — отвечала гадальщица. — Вы вот она, крестовая, при доме родном, с хлопотами домашними… Ой, Виталь, а тут и винновая дама у тебя за спиной! Да еще с крестом. Злодейка с какими-то кознями… Вон — встреча с ней скорая, неприятности через эту встречу, разговор тяжелый… Да, похоже, и не один.

— Да ты, дорогой муженек, оказывается, прямо донжуан! — смеялась Лана. — Одни дамы кругом!

— Ой, да не берите в голову! — Наташа отвечала без тени улыбки. Похоже, сама она, в отличие от всех остальных, искренне верила в то, что делает. — Когда четыре дамы выпадает, это значит, что всерьез-то и нет никого. А что на пороге у тебя? Ого! Опять дорога дальняя и какое-то приобретение. Крупное что-то купите, может, машину новую, может, еще что…

— Неужели? — заинтересовалась Лана. — Прямо так и выпало — приобретение?

— Ну вот сами смотрите — десятка бубновая с семеркой червей. Точно говорю — приобретение.

— Ох, хотелось бы верить…

— Наташа, я ничего не понимаю! — сокрушался Коллуэй. — Что ты говоришь Виту?

Но гадальщица лишь отмахивалась:

— Погоди, солнце мое, я тебе потом все объясню… Ой, чегой-то мне тут все у тебя не нравится, Виталик… Козни, обман, предательство. Что-то нехорошее против тебя затевается… Ладно, давай посмотрим, что под сердцем лежит. Под сердцем всегда самая главная карта.

— Так что же может быть под сердцем, если все четыре дамы уже тут? — иронизировала Лана.

— А вот мы сейчас и поглядим! — Наташа вытащила карту, которую с самого начала гадания положила закрытой под короля, перевернула ее и даже руками всплеснула:

— Ой, батюшки!

— Что, плохо? — Виталий и сам не понял, отчего вдруг так встревожился.

— Самая дурная карта, Виталик, — горестно покачала головой гадальщица. — Туз винновый, да еще острием вверх.

— Ну вверх еще ничего, — попытался отшутиться он. — Был бы вниз…

Но Наташа не поддержала шутку:

— Нет, Виталь, вниз — это еще не так страшно! Это значит просто удар, от удара еще оправиться можно. А когда вверх — это совсем худо…

— Смерть? — почему-то шепотом уточнил Малахов. Наташа молча кивнула и торопливо стала собирать карты.

— Ничего, сейчас я дальше разложу, — бормотала она. — Что было, что будет, чем сердце успокоится… Авось все еще выйдет ничего…

Она снова начала тасовать колоду, но карты вдруг вырвались из ее рук и рассыпались по столу и по полу.

— Ну вот — упали! — в голосе Наташи послышалось облегчение. — А значит — гадание насмарку. Пустое все, и ничего не сбудется.

— Ну и слава богу! — вздохнул Виталий. Лана поднялась из-за стола.

— Вот за это я и не люблю гаданий! — раздраженно проговорила она. — Выпадет какая-нибудь гадость, расстраивайся потом…

Малахов с удивлением взглянул на нее. Надо же, как близко к сердцу она это приняла…

На Джозефа было жалко смотреть.

— Sweety, я ничего не понял, — пожаловался он. — Что ты нагадала Виту? Все плохо или все хорошо?

— Все нормально, дружище! — улыбнулся Малахов. А Лана зевнула и сказала:

— Давайте, что ли, спать ложиться… Поздно уже.

Сначала в доме, очевидно, было одно-единственное помещение, но позже его разделили тонкой перегородкой на две комнатки. Малаховым досталась поменьше, с кроватью, живо напомнившей Виталию детство — точно такая же, как была у него когда-то: железная, с пружинной сеткой и шарами на спинках. Лана брезгливо осмотрела матрас, подушку и белье, расправила, как могла, ситцевую занавеску на окне и легла одетой, только джинсы сняла, осталась в колготках. На узкой кровати они вынужденно прижались друг к другу, и он подумал с усмешкой, что давно уже не был со своей супругой так близок. Виталий осторожно просунул руку под плечи жены, прижал ее к себе. Лана медленно провела тонким пальчиком по груди мужа.

— Виталь, мы его купим? — это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Кого? — шепотом спросил он.

— Господи, да дом, конечно!

— Я постараюсь все разузнать, — расплывчато пообещал он.

— Только обязательно! Прямо сразу, как приедем, — настаивала супруга. — Я его хочу!

— Мне он тоже понравился… Но я, честно признаться, не могу тебя понять. Тебе-то зачем дом в глуши? Одно дело я, медведь деревенский… Но ты-то у нас девушка до мозга костей городская! Неужели ты и правда хочешь поселиться здесь, за сто с лишком верст от Москвы, от твоего салона, от всех твоих кабаков, бутиков и тусовок?

— Зайка, ну как ты не понимаешь! — Она всегда называла мужа зайкой, когда хотела чего-то от него добиться. — Никто и не говорит о том, чтобы перебираться сюда насовсем. Но представь, как это гламурно — иметь под Москвой собственную усадьбу, с таким потрясающим домом, с куском леса, с чудным видом на реку! Сюда можно будет приезжать на несколько дней отдохнуть от городской суеты, приглашать друзей на уик-энды, устраивать загородные приемы. Конечно, неплохо было бы иметь нечто подобное по Рублево-Успенскому направлению, но там практически вся земля уже раскуплена…

— И в крайнем случае ты согласна на Волоколамскую губернию, — Малахов игриво пощекотал жену за ушком, она возмущенно отстранилась:

— И нечего иронизировать. Кстати, к старости и впрямь можно будет здесь поселиться. Как Маргарита Лошманова, мама Аркаши.

— Маргарита живет в Немчиновке, там обжитой и охраняемый поселок, из окна мансарды видно Окружную дорогу. А тут глухой лес и четыре километра до ближайшего жилья. Ни тебе магазинов, ни помощи в случае чего…

— Все это решаемо, — отмахнулась супруга. — Забор выстроим, сигнализацию надежную поставим, охраны наймем побольше… А все необходимое из города доставлять будут, сейчас это не проблема. Вот только дорогу надо будет в порядок привести.

— Я смотрю, ты уже все решила! А ты хоть представляешь, сколько это будет стоить?

Ее рука ласково погладила его по груди и животу:

— Но ведь ты справишься с этой задачей, правда, зайка? Я же вижу — тебе хочется купить этот дом не меньше моего!

И она была права, права на все сто!

— Все-то ты у меня знаешь! — он рассмеялся и протянул руку, чтобы обнять супругу, но она повернулась к нему спиной и потянула на себя одеяло:

— Ладно, давай спать. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, — усмехнулся он. Вот тебе и вся супружеская близость!

Однако уснуть им не удалось. За фанерной перегородкой вскоре послышались шум, возня, шепот Джозефа и хихиканье Наташи: «Да тише ты! Там же все слышно!» Однако техасец, судя по всему, не унимался. Кровать под ними заскрипела, раздались вздохи, сопение, Наташа тихонечко замурлыкала, потом застонала. Лана села на постели:

— Черт знает что! Они что, не могли этого сделать днем? Пока мы ходили смотреть дом?

— Тише, Лана, они тебя услышат.

— Ну и пусть! Почему-то их совсем не беспокоит, что я их слышу!

Парочку за стеной это действительно уже мало интересовало. Джозеф пыхтел все сильнее, Наташа стонала громче и в конце концов издала сдавленный крик — очевидно, вспомнила в последнюю минуту о Малаховых за стеной и прикусила руку или подушку. Виталию вдруг нестерпимо захотелось узнать, как она кричит, когда ей ничто не мешает. Лана никогда в жизни в такие моменты не кричала, не стонала и не мурлыкала в постели… С этими мыслями он и уснул.

Разбудило его яркое солнце, пробивавшееся сквозь тонкую занавеску — окно их спальни выходило на восток. На часах еще не было и восьми, но он чувствовал себя выспавшимся и как никогда отдохнувшим. Как можно осторожнее, чтобы не разбудить Лану, Малахов поднялся с кровати, оделся и тихо вышел. В соседней комнате спал, раскинувшись один на кровати, аккуратно укрытый одеялом Джозеф.