Похищенная - Келли Армстронг

Так, перейдем к рукам. Шевелятся, аллилуйя! Опершись на локти, я приподнялась над кроватью и оглядела комнату. Четыре стены: три серо-коричневые, одна зеркальная. Одностороннее стекло. Как мило… Возле подножия кровати — уборная. Именно уборная, не чулан: внутри стоял унитаз, и разглядела я его не в дверном проеме, а сквозь прозрачное стекло. Похоже, кто-то так и не отвадился от школьной привычки подглядывать в женских туалетах. Ой, не нравится мне все это.

Новый запах. Женщина. Вся комната пропиталась запахом какой-то женщины. Простыни, на которых я лежу, выстираны порошком с лимонной отдушкой, но человеческий дух перебивает все остальные, он идет даже от матраса и смутно мне знаком… Откуда я знаю эту женщину? Может, это та, которая меня похитила? Нет, не она. Кто бы это мог быть…

Тут меня осенило. Все ясно: так же пахнет от крови на стене. Да, не самый лучший способ познакомиться. Судя по количеству темных пятен, лицом к лицу с этой женщиной нам встретиться уже не грозит. По крайней мере в этой жизни.

Секундочку. У меня есть бедра! Ну, не ахти какие — любые джинсы сидят на мне, как на вешалке, милыми мужскому глазу округлостями похвастаться не могу. Я лишь хотела сказать, что мои бедра — данные мне от природы, родные бедра — наконец обрели чувствительность. Все, ноги целиком в моем распоряжении. Отлично! Попытка встать с кровати привела к падению на ковер, зато я рассмотрела его во всех деталях. Соткан машинным способом, но качество хорошее. Приятный серо-коричневый узор, на фоне которого мелкие пакости вроде пятен крови почти незаметны.

Через несколько минут мне удалось подняться на ноги. Я огляделась по сторонам. И что теперь? Если меня схватили те же люди, что похитили шамана, то в соседних камерах должны находиться другие заключенные. Попробую войти с ними в контакт.

— Эй! — крикнула я. — Есть тут кто-нибудь?

Никакой реакции. Видно, стены здесь слишком толстые, с товарищами по несчастью не пошепчешься. Даже воздух, идущий сквозь крошечное отверстие в потолке, кажется фильтрованным, неживым. Хотя, с другой стороны, радио ведь я как-то слышу… Я поискала глазами динамик. У двери обнаружилось переговорное устройство, но для него качество звука было слишком хорошим. Я еще сильнее напрягла слух. Неподалеку кто-то кричит, ругается — голос хриплый, слов не разобрать. Я прикинула расстояние до нарушителя спокойствия. Футов пятьдесят. Что ж, звукоизоляция здесь неплохая, да вот на оборотней не рассчитана.

Крикун наконец утих, и до меня донеслось тихое царапание. Крысы? Мыши? Нет, их бы я сразу учуяла. Кроме того, в моей камере было чище и стерильнее, чем в «Макдоналдсе» в день прихода санэпидемстанции. Так где же это царапают? Хорошенько прислушавшись, я поняла: в коридоре. То царапанье, то шелест бумаги. Кто-то переворачивает страницы и царапает, царапает, царапает… ручкой по бумаге. За стенами моей камеры кто-то пишет! Я отвернулась от двери, сделала три шага вдоль стены и резко крутанула головой. Звук тут же стих. Я оскалилась, приблизила лицо к стеклу и притворилась, будто выковыриваю из зубов остатки пищи. Ручка зацарапала с новой силой. Ага, теперь понятно, за кем ведется наблюдение. А я, кажется, письменного согласия не давала.

Я кинулась к двери и забарабанила кулаками по стеклу. Конечно, она не сдвинулась с места, но шум поднялся изрядный. Я решила не кричать: если уж они не услышат этого грохота, то моих воплей и подавно. Какое-то время ничего не происходило, потом над моей головой зажужжал переговорник.

— Да? — спросил женский голос. Его обладательница явно была молода и очень старалась казаться безразличной.

— Я хочу поговорить с кем-нибудь из начальства, — заявила я.

— Боюсь, это невозможно, — ответила она, не переставая царапать ручкой.

Я забарабанила по двери еще энергичней.

— Пожалуйста, прекратите.

В голосе кромешное спокойствие, чуть ли не скука. Царапанье не прекращается.

Размахнувшись как следует, я врезала по стеклу. Перегородка дрогнула, царапанье прекратилось.

— Я понимаю ваше недовольство, но это не поможет. Насилие — не выход.

Да что вы говорите?

Я притворилась, будто возвращаюсь к кровати, но вместо этого с разворота ударила ногой по боковой стене, выбив кусок штукатурки. Под ним обнаружился металлический прут. Я слегка его дернула. Не поддается. Впрочем, я еще и не пыталась по-настоящему. Вот если шарахнуть по стене еще разок, то можно будет хорошенько ухватиться за прут, и уж тогда я дерну так дерну…

Из коридора донесся тяжелый топот. Прогресс, однако.

Ожило переговорное устройство.

— Пожалуйста, отойдите от стены, — потребовал мужской голос.

Таким же механическим голосом пугали прохожих автомобильные сигнализации в конце девяностых. Не дай бог вы случайно подошли слишком близко к какому-нибудь навороченному «бумеру» — вас тут же просят «отойти», пока вы ненароком не оставили на дорогой полировке следы грязных пальцев. Как-то раз, услышав это требование, Клей запрыгнул на капот машины и учинил такое, что вопросы чистоты сразу отошли на второй план. Хозяин тачки, как на грех, находился неподалеку. Я и не думала, что пузатые коротышки вроде него способны бегать с такой скоростью. Впрочем, при виде Клея он подрастерял свой пыл, потому что бояться надо было уже не за машину. Вот и я, по примеру Клея, подчиняться голосу не стала, а саданула кулаком между металлическими скобами, пробив замечательную дыру в соседнюю камеру.

Дверь распахнулась, в проеме на миг возникло мужское лицо — и тут же исчезло. Дверь закрылась. Затрещала рация.

— База один, это альфа. Срочно требуется подкрепление в первый тюремный блок, к камере восемь.

— Кто там пристает к моей любимице? — с ленцой проговорил кто-то, растягивая слова на среднезападный манер. Гудини. — Что-то ты напуган, солдатик. Может, мне спуститься, подержать тебя за ручку?

— Риз? Какого хрена ты делаешь в… А, ладно.

Щелчок, шум помех.

— Пижон чертов.

— А может, он не шутил, — сказала я.

Пауза. Выплюнув короткое «Черт!», переговорное устройство отключилось.

— Приведите ко мне кого-нибудь из начальства, — повторила я. — Быстро.

После непродолжительного шушуканья охранник удалился. Я решила больше дыру в стене не трогать — пока, по крайней мере. Присев на корточки, заглянула в соседнюю камеру. Та оказалась зеркальным отражением моей — с той лишь разницей, что пустовала. Или все-таки нет? Проверять, пожалуй, не стоило: девушка с блокнотом никуда не ушла, а разговаривать с потенциальным сокамерником при свидетелях смысла не было. Пришлось просто ждать.

Через двадцать минут включилось переговорное устройство.

— Я доктор Лоуренс Матасуми, — произнес мужской голос. Никакого акцента: так говорят только дикторы на общенациональных телеканалах. — Я хотел бы поговорить с вами, госпожа Майклс. — Будто это его идея! — Пожалуйста, пройдите в уборную, опустите сиденье, сядьте на унитаз лицом к бачку, вытяните руки за спиной и не поворачивайте головы, пока я не попрошу.

Как ни странно, в его устах эти нелепые инструкции казались верхом рациональности. Хотелось съязвить в ответ, но я пересилила себя. Вряд ли он оценил бы по достоинству мой туалетный юмор.

Пришлось оседлать унитаз. Наружная пневматическая дверь с легким шипением отворилась, и в камеру вошло несколько человек. Пара легких мокасин, пара женских туфель на низком каблуке, две — нет, три — пары ботинок.

— Прошу вас, не поворачивайте головы, — велел Матасуми, хотя я и не пыталась пошевелиться. — Держите руки вытянутыми. Сейчас в уборную войдет охранник и временно обездвижит ваши руки. Пожалуйста, не оказывайте сопротивления.

Ну разве можно отказать, когда тебя так вежливо просят? Особенно если просьбу сопровождает щелчок двух предохранителей сразу… В уборную вошел человек, взял меня за руки (крепко, но без лишних эмоций: «Ничего личного, мэм») и застегнул у меня на запястьях холодные металлические браслеты.

— Сейчас охранник проведет вас в основную часть камеры. Займите приготовленный для вас стул. Как только вы усядетесь поудобнее, охранник прикует ваши руки и ноги к стулу при помощи специальных кандалов.

Что-то процедура затягивается.

— А вы точно не хотите, чтобы он сначала связал мне ноги, а? — поинтересовалась я. — Потом бы перекинул меня через плечо, и дело с концом.

— Пожалуйста, встаньте с унитаза и пройдите в основную часть камеры.

— Мне же не разрешается смотреть, — напомнила я. — Может, наденете мне повязку на глаза?

— Пожалуйста, пройдите в основную часть камеры.

Мда, жутковатый субъект. Выйдя из уборной, я увидела типа с фотографии, которую показывала мне Пейдж: невысокий, круглолицый, он без всякого выражения смотрел на меня своими большими глазами. Слева от него сидела молодая женщина с бордовыми волосами, поставленными торчком, и бриллиантовой сережкой в носу. Почему-то она уставилась на мой подбородок и выше взгляда не поднимала. Эти двое сидели на стульях, которых пять минут назад в камере не было. Слева и справа от них стояли два вооруженных охранника в форме: оба, как и тот, который сопровождал меня, коротко стриженные и до того накачанные, что могли бы навалять и чемпиону-рестлеру. Они глядели на меня с отсутствующим видом, словно охраняли не людей, а стулья. Я робко улыбнулась одному из них. Тот даже не моргнул в ответ. Похоже, номер с соблазнением не пройдет. Проклятие. А ведь такие милашки на вид… точно пластмассовые солдатики.