Дом, где живет чудовище - Мара Вересень

костюм был настолько белым, что тут же хотелось зажмуриться. Я бы так и сделала, не шагни он вслед за Лексией под тень навеса. У прибывшего имелся бежевый саквояж и трость из светлого дерева. Я была единственной из нас, кто не был с ним знаком.

— Позвольте представиться, леди, — его поклону позавидовал бы учитель танцев, — Истар Орвиг, целитель тел и душ, ибо одно от другого неотделимо. Ваша, я вижу, пребывает в смятении…

Аккуратные тонкие риски морщинок в уголках глаз русоволосого целителя, при ближайшем рассмотрении, были будто нарисованы кисточкой гримера. Сами глаза оказались цвета горчицы. Руку мою он взял как величайшую ценность, а поцелуй только изобразил, да еще и глазом подмигнул.

Моя смятенная Лансертом и его незаданным вопросом душа впала в еще большее смятение.

Ланс невозмутимо предложил Лексии стул, но та замахала на него рукой и сказала, что она просто зашла меня забрать, как обещалась. Затем мы все вчетвером отправились к нашему с мадам Дастин экипажу. Я надеялась, что Ланс посчитает свою охранную задачу выполненной, но не тут то было. Вызвался проводить, откуда взял.

Я бы предпочла пойти в паре с Орвигом, сияние можно и потерпеть, но Ланс оказался шустрее, подхватив меня под локоток.

Лексия с целителем были впереди, полностью поглощенные разговором, как двое давно не видевшихся близких знакомых. Шли они не торопясь. Мне же казалось, что я почти не двигаюсь. Лансерт упрямо держался от них на расстоянии будто бы не желая мешать беседе, но на самом деле было нужно, чтобы не мешали ему самому. Едва он посчитал дистанцию достаточной, кошачьи когти снова сжались. Я рванулась, но было поздно: Ланс перехватил мой локоть левой рукой, сомкнув пальцы на предплечье, правой мягко, но надежно, не вывернешься, удерживал за талию. Губы над краем уха. Почему мне раньше казалось, что они с Эдселем одного роста? Оказывается — нет, Лансерт — выше и больше, а когда я видела их рядом, разницы совершенно не ощущалось и не виделось…

— Нас так неудачно прервали, милая Элира. Я хотел спросить у вас одну вещь.

— Это можно было сделать и не нарушая приличий. Для вас это забава…

— Для меня это пока что работа, ответите и я перестану вас смущать. Впрочем, вы сейчас не смущены, а рассержены и немного боитесь, даже побледнели, будь на моем месте Алард… А вот розы в снегу… Очаровательно. Он ведь совсем не пугает вас? Вы, верно, видели вещи и поужаснее, я замечаю такое в людях. Не пугает и не вызывает отвращения ни своей нелюдимостью, ни шрамами, что прячет под маской.

— Нет, не пугает.

Руки начинали неметь. Сначала кончики пальцев. Когда немота добежит до локтя, подушечки начнет покалывать, в затылке сделается тяжело и прохладно, будто я опустила затылок в таз с водой. Эта же вода начнет шуметь в ушах…

— Это ваш вопрос? Я ответила. Опустите.

— Еще не он. Причина, по которой Эдсель просил за вами присмотреть, мне известна — ваши вещи были у погибших девушек, и я даже знаю, как они к ним попали. Меня интересует другое. Что заставило вас так спешно покинуть Равен, где вы жили, бросив приличное место, отказавшись от денег и рекомендаций? По какой причине вы оставили квартиру и съехали оттуда, перебравшись в дрянную гостиницу на почтовой станции, где провели два дня перед тем, как отправиться сюда? Причина в странной смерти владельца доходного дома, где вы снимали жилье?

— Тогда много кто съехал, — глядя прямо перед собой, как можно тверже проговорила я.

— На рассвете? Когда о смерти господина Фирста, собственная квартира которого была рядом с вашей, еще никто не знал?

— Я собиралась съехать. Об этом знали управляющий и соседи. О том, что случилось с хозяином я узнала после.

— У вас ладони влажные и руки, как лед, как в столовой, когда я сказал, что вы попались. Вы боитесь меня, Элира?

— Это ваши вопросы?

— Нет. А вот теперь вопрос. Вы позволите за вами ухаживать? — губы коснулись виска, в ушах зашумело.

Орвиг обернулся. Прервавшись на полуслове, он буквально выдернул меня из когтистых кошачьих лап.

— Лансерт, вы негодный кавалер. Если видели, что даме дурно, можно было сказать об этом, а не пользоваться случаем, чтобы лишний раз ее приобнять!

Затем меня усадили в экипаж, который оказался совсем рядом, а на виски легли прохладные пальцы целителя, мгновенно унимая и шум в ушах, и озноб. Горчичные глаза Орвига на мгновение сделались травчато-зелеными, он опустил руки и приложил палец к губам. Будто открыл мне секрет, или уверял, что сохранит мой.

Глава 11

Последовавшие дни были так похожи на те, что я провела в поместье в самом начале своего приезда, что мне начинало казаться, будто время не только остановилось, но и бросилось вспять. С небольшой разницей: в гостиной, где я привыкла прятаться, добавилось мебели, и оттуда, еще из столовой, да и по дому вообще, стали чаще слышатся голоса и смех. Как сейчас. Лексия и Орвиг.

Глядя на них можно было бы решить, что раньше они были парой и до сих пор сохранили тепло. Может и так, не мне судить, но однозначно и точно их связывало нечто большее, чем телесная близость или старые чувства — общая тайна. Она, вернее он, словно стал призраком в собственном доме. Не зря я вспомнила первые дни здесь.

Мой же личный распорядок ни капли не изменился. Значит ли это, что Алард Эдсель сам делал так, чтобы мы сталкивались, и стоило ему перестать, как все вернулось в прежнюю колею?

Писем стало меньше, и я тянула с ними, как могла. Подносила конверты к кристаллу на подставке по два раза, раскладывала из них пасьянсы или сидела за столом и возила самописцем по бумаге, стопку которой нашла в одном из ящиков, рисуя плетистые розы, профили, птиц с вычурными хвостами или тренируясь в каллиграфии, которую терпеть не могла в детстве. Ждала ощущения взгляда, что коснется плеч и шеи, как мягкое жемчужно-розовое кружево. То, что теплее, чем кажется.

Сегодня руки жили сами по себе. Из штрихов и точек на бумаге вдруг проступил женский лик среди облаков и молний. Я скомкала рисунок, бросила бумажный шарик в корзину под столом и встала. Стул скрипнул, проехав по полу ножками, но мне больше не приходилось беспокоится, что из зеркала за колонной на меня посмотрит чудовище. Там не было зеркала. Вместо него в арке барельефа висел портрет